— Конечно, я…

— Простите меня, мисс Прайс, — сказал он быстро, — Если я совершаю это, то только потому, что не хочу потерять вас. И мне искренне жаль за… все то, что вы испытаете.

Прежде, чем она успела удивиться, Лэйд прикрыл глаза и быстро произнес:

Произнося это, он сам испытывал физическую боль. Словно каждая строка была тупым кинжалом, который он вгонял себе между ребер. Но он знал, что останавливаться нельзя, малейшая пауза или неточность в интонации погубит страшный невидимый узор, обрекая Сэнди на дополнительные мучения.

Закончив, он еще несколько секунд не решался открыть глаза. Хоть и чувствовал — получилось. Чувствовал по той мгновенно воцарившейся в лавке колючей, поддернутой холодом, которого никогда не видели в здешних широтах, тишине.

Когда он открыл, Сэнди Прайс стояла на прежнем месте, почти касаясь рукой двери, но что-то в ее облике неуловимо изменилось. Улыбка, понял он, с ее лица пропала улыбка. То, что заняло ее место, больше напоминало оскал.

— Ну здравствуй, Лэйд Лайвстоун, старый хитрый дрочила. Значит, не сдох еще, свинячье отродье? А жаль. Я бы охотно полакомилась требухой из твоего живота!

— И ты здравствуй, Полуночная Сука, — спокойно произнес он, — Приятно знать, что мы оба ощущали разлуку все это время. Что же до трапезы… Мне кажется, уже немного поздно для ужина, но, если желаешь, у меня есть холодная телятина с горчицей.

Сэнди ухмыльнулась. Эта гримаса так ей не шла, что лицо на миг показалось ему незнакомым. Все его черты вдруг исказились, будто под тонкой бледной кожей мисс Прайс обнаружились дополнительные мимические мышцы.

— Телятина? Я бы охотно отведала твои уши с грибной подливкой. Твою еще горячую от крови селезенку, вырванную из живого тела. Может, немного печени с кориандром…

— Я помню, что у нас с тобой разные предпочтения по части кухни, — кивнул Лэйд, — Кажется, в конце концов это и привело нас к разногласиям.

Зубы Сэнди издали негромкий клацающий звук. Он мог показаться невыразительным, но Лэйд знал, что по сравнению с этим звуком даже рык голодного ягуара — ничто, столько в нем было затаенного, давно сдерживаемого голода. Голода, который невозможно было утолить.

— Старый добрый Тигр. Бессильный, постаревший, годный лишь на половик перед камином, но все так же шутит, как и раньше. Очаровательно. Меня всегда это подкупало. Обещай мне, что будешь шутить, когда я погружу руки в твои кровоточащие потроха! Пока буду нанизывать твои кишки себе на шею, точно изысканное ожерелье…

Лэйд пожал плечами. В присутствии Полуночной Суки удерживать контроль над собственным телом было невыносимо тяжело. Тело само норовило отшатнуться в сторону, будто безотчетно ощущая в замершей у двери хрупкой девушке что-то столь чужеродное, что даже воздух вблизи нее делался ядовитым, чуждым всему живому.

— Как мило. Иногда мне кажется, ты так много времени провела в человеческом обществе, Сука, что сама отчасти сделалась человеком.

Существо, бывшее когда-то Сэнди Прайс, зашипело сквозь зубы. Оно стояло в прежней позе, прикоснувшись рукой к двери, словно замерзло в воздухе, лишь на лице сменяли друг друга жуткие и неестественные гримасы, превращавшие миловидное лицо Сэнди в жуткие посмертные маски человекоподобных чудовищ. Зубы время от времени жадно клацали, точно пытаясь ухватить живую плоть.

— АХ, ЧАББ. ВСЕ ТАК ЖЕ ХРАБРИШЬСЯ, ЗЛОВОННАЯ ПАДАЛЬ, ВСЕ ТАК ЖЕ ПЫТАЕШЬСЯ ДЕРЖАТЬ ЭМОЦИИ ПОД КОНТРОЛЕМ, НЕ ПРИЗНАВАЯСЬ ДАЖЕ САМОМУ СЕБЕ, ЧТО ТВОИ ВНУТРЕННОСТИ ПРЕВРАТИЛИСЬ ОТ СТРАХА В СМЕРЗШИЙСЯ КУСОК ДЕРЬМА.

Это было похоже на порыв ветра из глубин ада. В этом голосе не было человеческих модуляций, он состоял не из тех звуков, которые в силах издать человеческое горло, а из других, складывающихся друг с другом. Скрежещущих колес, которыми дробят чьи-то кости. Кипящего масла, с шипением льющегося на плоть. Скрипа тупых ножей, скользящих по кости.

— Довольно, — Лэйд поморщился, — Твой демонический рык не производит на меня должного впечатления.

— Я БУДУ ВЕЧНО ОБЛИЗЫВАТЬ ТВОИ ПУСТЫЕ ГЛАЗНИЦЫ, ОБРАМЛЕННЫЕ СЛАДКИМ СОЧНЫМ МЯСОМ. Я БУДУ ЛАСКОКО ЩЕКОТАТЬ ЯЗЫКОМ ГНИЛОСТНЫЙ ПРОВАЛ ТВОЕГО НОСА. Я РАЗОРВУ ТВОИ ИСХОДЯЩИЕ КРИКОМ ЛЕГКИЕ, ЧТОБЫ СЪЕСТЬ ИХ КАК ИЗЫСКАННЫЙ ДЕЛИКАТЕС…

— Хватит! — громко приказал Лэйд, — Иначе прикажу тебе убираться обратно, грязная демонесса. Посмотрим, как улучшит твой характер и твой аппетит еще пара лет заточения!

Челюсти Сэнди хрустнули, возвращаясь в естественное для человеческого существа положение. А мгновением позже ее губы сложились в улыбку. Похотливую улыбку, которая выглядела чужеродной на побледневшем лице Сэнди. Чужеродной, но — Лэйд вынужден был это отметить — чертовски соблазнительной.

— Ах, Чабб, Чабб… — заворковала Полуночная Сука, по-кошачьи сладко жмурясь, — Ты тоже ничуть не изменился за эти годы. Как это на тебя похоже! Все так же изображаешь несгибаемого воина, а сам сковал беспомощную девушку цепями, точно беглого каторжника! Как это глупо, как нелепо! Ты ведь вовсе не такой жестокий тигр, которым хочешь казаться!

— Я знаю, на что ты способна, Полуночная Сука. Видел собственными глазами.

Демонесса надула губы.

— Или… Хммм. Или ты нарочно заставляешь меня находиться в столь беспомощном и унизительном положении? Святой тунец! Мне следовало подумать об этом раньше! Быть может, только женская беспомощность и позволяет тебе ощущать себя мужчиной, тешить свое угасающее естество? О, бедный мой Лэйд, не переживай, это вполне естественно для мужчин твоего возраста, хоть и немного… обидно, должно быть.

Лэйд поморщился.

— Мы проходили это, Сука. И искушение и оскорбления.

— Тогда освободи меня, — мягко попросила она, — Прочитай еще один свой дурацкий стишок. Дай мне, по крайней мере, размять ноги! Во имя Господа и Дьявола, ты даже не представляешь, что это такое — ощущать реальный мир, но быть не в силах к нему прикоснуться. На одну минуточку, Лэйд!

Он покачал головой.

— Не думаю, что стану это делать. Я все еще хорошо помню, на что ты способна, дьявольское отродье. И каких сил мне стоило надеть на тебя собачий ошейник.

Полуночная Сука не разозлилась, как он ожидал, мгновенно превратившись по своему обыкновению в изрыгающее проклятья чудовище, бьющееся в невидимых цепях. Не попыталась разжалобить его. Не гипнотизировала своим взглядом, мерцающим и тусклым одновременно. Вместо этого она усмехнулась.

— Ну, Тигр! Мы ведь оба знаем, что тебе придется это сделать.

Лэйд нахмурился. Он позабыл, что в природе Полуночной Суки — не только дьявольская кровожадность, но и дьявольская же проницательность. А она, конечно, не забыла про его слабости.

— Отчего бы?

Демонесса рассмеялась. Жуткий это был смех — словно кому-то неспешно дробили камнями кости.

— Мы оба знаем правила игры, ведь так? Если ты вызвал меня, невзирая на бурление в мочевом пузыре, значит, тебе нужны мои услуги. И ты всерьез надеешься, что я стану тебе помогать, обращаясь так с дамой?

— Ты не дама, — буркнул Лэйд, — Ты чудовище из адской бездны.

Полуночная Сука улыбнулась. В ее арсенале было множество улыбок и, несмотря на то, что анатомия человеческого лица была несравненно беднее ее собственной, некоторые эти улыбки можно было считать весьма опасным оружием. Особенно когда они возникали на омертвевшем лице Сэнди Прайс.

— У каждой женщины есть право быть чудовищем, по крайней мере несколько дней в месяц. Не хочешь же ты осудить меня только за то, что я пользуюсь этим правом чаще положенного? Дай мне вздохнуть, Таурейра[53]! Иначе никакой сделки! Подрочишь себе вялой старческой рукой и отправишься спать. Расслабь цепи, Лэйд!