— Иначе история будет неполной, так ведь?

Лэйд вздохнул.

— Ты слишком молода, чтобы разбираться в ритуальных традициях наших благословенных предков, Сэнди. К счастью для тебя. Ритуальная кукла — это такая штуковина из воска вроде большого пупса. Похожая на настоящего ребенка и обычно такого же размера. Ее одевают в детскую одежду, разрисовывают лицо, часто даже вставляют настоящие волосы, остриженные у покойного ребенка.

Сэнди скривилась. Должно быть, живо успела себе это представить. Иногда Лэйд невольно думал о том, как тяжело должно быть человеку с ее воображением работать в бакалейной лавке.

— Какая гадость!

— Это почтенная традиция викторианской эпохи, — возразил он, пытаясь придать голосу воодушевление, которого не испытывал, — Безутешные родители часто хотят после похорон сохранить память о своем несчастном ребенке. Именно для этого и нужны траурные куклы с ангельской внешностью.

— Какой-то… дикарский способ. Разве нет, мистер Лайвстоун?

— У него немного сторонников, — усмехнулся Лэйд, — По крайней мере, не в Новом Бангоре. Я думаю, это все из-за жары. Не могу представить, каких трудов стоит сохранить подобную куклу от того, чтоб она не превратилась в лужу воска.

— Но украсть ее… В этом есть что-то жуткое. У кого поднялась бы рука красть у бедной вдовы напоминание о ее покойном ребенке?

Лэйд махнул рукой. Несмотря на то, что эта рука за сегодняшний день не поднимала ничего тяжелее жестяного совка для чая, ему показалось, будто она устала сильнее, чем рука корабельного кочегара за полную двойную смену.

— Никто ее не крал, Сэнди. Старая клуша попросту перепрятала ее, и сама об этом забыла. В этом нет ничего удивительного, так уж мы, старики, устроены.

Сэнди улыбнулась.

— Не такой уж вы и старый, мистер Чабб, — возразила она, — Уж точно не старик.

— Мне сорок четыре. И если внушительность этой цифры не производит на тебя должного впечатления, то только лишь потому, что ты сама безобразно юна.

— Ладно-ладно, но как тогда со всеми этими проводами, стеклами и…

— Наверняка она сама же это и сделала.

— Так может, нам стоит…

— Нет! Уже думал об этом. Я буду последним человеком в Хукахука, который сообщит об этом в полицию! Не хочу, чтоб обо мне за глаза говорили, что старина Чабб спроваживает своих покупателей в психушку! Кроме того… — Лэйд прочистил горло, — Кроме того, ее фантазии не выглядят опасными. Я имею в виду, если их жертвами становятся одни лишь подушки, это едва ли представляет для кого-то угрозу, верно? Раз уж пожилой вдове легче живется с мыслью о маленьких помощниках, скрашивающих ей одиночество, стоит ли разрушать эту иллюзию? Пусть воюет с ними или пьет с ними чай или играет в чехарду — мне, в сущности, плевать. А теперь, если ты не против, я спущусь в подвал, проверю, как там Диоген. Мне не нравится эта тишина, как бы этот мерзавец не натворил дел…

Он успел дойти до лестницы, но, прежде чем поставить ногу на первую ступень, не выдержал и оглянулся в сторону Сэнди. Как и следовало ожидать, она задумчиво глядела ему вслед, то ли собираясь задать какой-то вопрос, то ли о чем-то размышляя.

— Ну? — спросил он нетерпеливо. Он слишком хорошо знал свою помощницу, чтоб понимать — вопрос неизбежно последует рано или поздно.

Сэнди прикусила губу.

— Мистер Чабб… Брауни ведь не существует, верно?

Лэйд сделал глубокий вдох. Он ощутил смесь сотен ароматов, совмещенных в едином запахе бакалейной лавки, запахе, давно сделавшимся для него столь знакомым и успокаивающим. Керосин, специи, кофе, мыло, пачули, масло, воск, крахмал, дрожжи, уксус, скипидар, сухофрукты, соль…

— Брауни не существует, Сэнди, — подтвердил он спокойно, — Ты все еще живешь в Новом Бангоре, самом скучном, предсказуемом и тривиальном острове из всех островов в Тихом океане.

Сэнди кивнула. Как показалось Лэйду, с некоторым сожалением.

— В этом и заключается главный недостаток разума, джентльмены, — Абриэль Фарлоу, аптекарь, неспешно налил себе еще пунша, — Недостаток, который не изжит даже сейчас, на излете девятнадцатого века. Видите ли, в чем дело… Вооруженный рациональностью, разум склонен мнить все окружающее столь же рациональным и логично устроенным. Проще говоря, видеть подобное в подобном. А это зачастую в корне неверно.

— Бросьте трепаться, доктор, — сварливо бросил Оллис Макензи, — Вам, господам в халатах, лишь бы порассуждать о высших материях, но, бьюсь об заклад, вы не заметите даже лужи вара, в которую вступили каблуком. Как вам нравится этот холод? Мало того, что нас едва не испепеляет днем, теперь мы вынуждены по ночам лязгать зубами! Нет уж, благодарю покорно! Еще одна такая неделя — и старый Оллис закроет свою лавочку, чтоб убраться восвояси. Куда-нибудь в Веллингтон, например!

Фарлоу улыбнулся. Даже сейчас, сменив привычную белоснежную мантию на элегантный хлопковый костюм, он оставался по-докторски невозмутим. Ценное качество для тех случаев, когда приходилось вырывать зуб или играть в карты с членами Треста. Этой его способности Лэйд всегда втайне завидовал.

— Не преувеличивайте, всего лишь холодный циклон.

— Полюбуйтесь, не успело еще стемнеть, а на улице сорок градусов[7]! А днем у меня едва не плавились стёкла!

— Я слышал, такие циклоны проходят через Новый Бангор каждые десять лет или около того. Ничего не поделаешь. Здесь, в южном полушарии, погода часто подчинена ветру с его капризами. Это значит…

— Это значит, что Оллис Макензи прожил на этом чертовом острове лишних десять лет!

— И так же мало знает о разуме, как в тот день, когда впервые ступил на него ногой, — Скар Торвардсон усмехнулся, — Пожалуйста, дальше, доктор.

Доктор Фарлоу польщенно усмехнулся, попытавшись скрыть эту ухмылку в движениях прихватывающих самокрутку губ.

— Все мы — сыновья Альбиона, но мы слишком много лет провели в Новом Бангоре. И так привыкли к полли, что безотчетно привыкли наделять их теми свойствами, что относим к себе самим. Забывая о том, что несмотря на все достижения прогресса, в душе они все те же дикари. У меня есть один приятель-банкир из Майринка…

— Бриккенридж? — быстро спросил Макензи, подливая и себе пунша, — Знаю я его. Шулер и подлец.

— Нет, не Бриккенридж, — спокойно ответил Фарлоу, — Другой. Неважно. Как-то он поведал мне весьма забавную историю касательно того, как по-разному мы и полинезийцы смотрим на мир. И как много неожиданностей возникает, когда мы позволяем своему разуму обманываться относительно этого.

— Ну так выкладывайте ее, черт возьми, раз уж взялись!

Остальные члены Хейвуд-Треста ответили одобрительным гулом. Не считая самого Лэйда их было пятеро, и все расположились вокруг чаши с пуншем настолько комфортно, насколько позволяло им общественное положение и собственные представления о приличиях.

Скар Торвардсон, «Скобяные товары и утиль», уже успел снять пиджак, обнажив темные узловатые руки лесоруба, и меланхолично посасывал сигару. Оллис Макензи, хозяин «Глупой Утки», по-хозяйски усевшийся во главе стола, нервно щелкал суставами длинных пальцев. Айкл Атчинсон, отвечавший в Тресте за гастрономию, тихо клевал носом — за ужином он выпил лишний стакан джина и теперь едва ли следил за беседой. Пекарь Лорри О’Тун, сам большой и тяжелый, как непропеченный ком теста, по своему обыкновению посмеивался в густые усы.

Самозваный Хейвуд-Трест в полном составе, подумал Лэйд. Заседание начато согласно расписания и, судя по уровню в чаше с пуншем, сегодня может затянуться порядком за полночь. Особенно если доктор Фарлоу будет рассказывать в том же неспешном духе.

— Мой приятель отвечал за банковские ссуды. Здесь, в Новом Бангоре, это прибыльное дело. Скотопромышленники, плантаторы, каботажники, владельцы рудников и приисков, рестораторы, концессионеры, арендаторы — все ценят звонкую монету, как вам известно.