Отсюда его новая инвестиционная идея: кризис низкокачественных ипотечных бумаг был симптомом, а не причиной. Глубокие социальные и экономические проблемы, которые породили его, остались. В тот момент, когда инвесторы осознали эту реальность, они перестали считать правительства крупных стран Запада абсолютно надежными и потребовали предоставить им более высокие процентные ставки. Когда процентные ставки по заимствованиям вырастали, эти правительства еще глубже увязали в долгах, что приводило к дальнейшему росту процентных ставок, по которым им приходилось брать взаймы. В некоторых особенно тревожных случаях — Греция, Ирландия, Япония — даже при небольшом росте процентных ставок уплата процентов по долгу полностью съедала бюджеты. «К примеру, — сказал Басс, — если бы Японии пришлось занимать по французским ставкам, то одно только процентное бремя привело бы к банкротству правительства». Как только финансовые рынки начинали осознавать это, настроения инвесторов неизменно менялись. Как только настроения инвесторов менялись, эти правительства терпели крах. («Когда доверие потеряно, его не вернуть. Просто не вернуть, и все».) А что потом? Финансовый кризис 2008 г. приостановился только потому, что инвесторы полагали, будто правительства могли занять столько, сколько было нужно для спасения своих банков. А что случается, когда сами правительства теряют доверие?
Назревал другой, еще более серьезный финансовый кризис, и единственное, что занимало Кайла Басса, — когда это случится. В конце 2008 г. он думал, что Греция может стать первой страной, которую он поразит, что вполне вероятно приведет к крушению евро. Он полагал, что это может произойти в ближайшие два года, но особой уверенности в сроках у него не было. «Предположим, что это случится через пять лет, а не через два года, — говорил он. — Предположим даже, что через семь. Стоит ли мне ждать, когда они закатят глаза к небу, или лучше подготовиться сейчас? Ответ один: сейчас. Потому что, как только все поймут, что это [национальный дефолт] может случиться, подготовка обойдется дорого. Кто ждет, тому приходится переплачивать за риски».
Когда мы встретились, Басс только что купил свои первые дефолтные свопы на страны, которые он и его группа аналитиков считали наиболее вероятными кандидатами в неплательщики по долгам: Греция, Ирландия, Италия, Швейцария, Португалия и Испания. Он сделал ставки непосредственно в ряде крупных фирм с Уолл-стрит, которые, как ему казалось, имели минимальный риск провала, — Goldman Sachs, J. P. Morgan и Morgan Stanley — но, сомневаясь в их возможности устоять в более серьезном кризисе, он потребовал, чтобы они ежедневно вносили обеспечение по сделкам. В ретроспективе оказалось, что цены, которые он заплатил за страхование от дефолта, были абсурдно малы. Например, страхование от дефолта греческого правительства обошлось ему в 11 базисных пунктов. Это означает, что при страховании от дефолта греческих государственных облигаций на $1 млн компания Hayman Capital выплачивала годовую страховую премию в размере $1100. Басс считал: когда Греция объявит дефолт, что непременно случится, ей придется выплатить примерно 70 % долга, а это означает, что каждые $1100 принесут $700 000. «Существует неверное представление о том, что развитая страна не может потерпеть дефолт. Это объясняется тем, что мы никогда еще такого на своем веку не видели, — сказал Басс. — И никто не желает серьезно подумать об этом. Даже наши собственные инвесторы. Они смотрят на нас и говорят: “Да, все правильно, у вас есть низкокачественные ипотеки. Но вам вечно кажется, что эти чрезвычайно редкие события происходят гораздо чаще, чем на самом деле”. Однако меня не это интересовало. Я пытался понять, каким образом складываются дела в мире, и это понимание пришло ко мне». Теперь, когда стало ясно, каким образом складываются дела в мире, продолжал он, ему было непонятно, как здравомыслящий человек мог заниматься чем-либо, кроме подготовки к другой, более серьезной финансовой катастрофе. «Пусть это и не конец света, — заявил он, — но многие потеряют массу денег. Наша цель мне видится в том, чтобы не стать одним из них».
В его устах это звучало абсолютно убедительно. В то же время это звучало абсолютно неправдоподобно. Мужик сидит в офисе в Далласе, что в Техасе, и предсказывает будущее стран, куда вряд ли ступала его нога: откуда, черт возьми, он мог знать, как поведет себя горстка людей, которых он никогда не видел? Когда Басс выложил свои идеи, у меня возникло знакомое ощущение, которое часто посещало меня при разговоре с людьми, имеющими весьма определенное мнение о неопределенных событиях. С одной стороны, меня сразили его доводы и охватило тревожное чувство, что мир скоро рухнет; с другой стороны, меня не оставляло подозрение, что это просто чушь. «Замечательно, — сказал я, а сам уже думал о том, как бы не опоздать на свой рейс. — Но если даже вы правы, что делать обычному человеку?»
Он уставился на меня, как если бы увидел интересное зрелище: самого большого дурака в мире. «Что вы отвечаете своей матери на вопрос о том, куда вложить деньги?» — спросил я. «Оружие и золото», — просто сказал он. «Оружие и золото», — повторил я. Он все-таки порол чушь. «Только не золотые фьючерсы, — сказал он, не замечая одолевавших меня мыслей. — Надо покупать физическое золото». Он объяснил, что, когда разразится очередной кризис, рынок золотых фьючерсов, скорее всего, заклинит, поскольку объема имеющегося золота не хватит для выполнения всех фьючерсных контрактов. Те, кто полагал, что владеют золотом, обнаружат, что владеют всего лишь бумажками. Он открыл ящик стола, вытащил гигантский золотой слиток и бросил его на стол. «Мы купили множество таких слитков».
В тот момент я лишь нервно хихикал и поглядывал на дверь. Предсказать будущее гораздо сложнее, чем пытаются нас уверить дельцы с Уолл-стрит. Человек, который с такой уверенностью предсказывает будущее, как Кайл Басс предсказывал крах рынка низкокачественных ипотечных облигаций, вполне может заблуждаться, полагая, что способен исключительно верно судить и о множестве других сложных вещей. Во всяком случае меня гораздо больше волновали попытки разобраться в недавних событиях в Америке, чем события, назревавшие в остальной части мира, что в то время казалось мне пустяком. Басс же практически потерял интерес к недавним событиям в Америке, полагая, что во внешнем мире назревают куда более важные события. Я извинился, покинул Даллас и выкинул Кайла Басса из головы. И при подготовке книги не стал использовать эти материалы.
А потом финансовый мир снова начал меняться, причем ситуация весьма напоминала прорицание Кайла Басса. На грани банкротства оказывались целые страны. Если вначале казалось, что кризис затронул главным образом Уоллстрит, то в итоге получилось, что в него вовлечены все страны, у которых были серьезные связи с Уолл-стрит. Я закончил книгу о кризисе рынка низкокачественной ипотеки и о людях, которые сделали на нем состояние, но мне хотелось разобраться в происходящем, и я решил посетить другие страны, о которых говорил Басс. Во время поездок меня мучил один вопрос: как управляющий хедж-фонда из Далласа смог предвидеть такой необычный ход событий?
Через два с половиной года, летом 2011 г., я вернулся в Даллас, чтобы задать Кайлу Бассу этот вопрос. Греческие дефолтные свопы выросли с 11 б. п. до 2300 б. п.; Греция была на грани дефолта по национальному долгу. Ирландии и Португалии требовалась масштабная финансовая помощь, а Испанию и Италию перестали считать в целом безрисковыми странами, и они вошли в число стран на грани финансового краха. В довершение всего министерство финансов Японии намеревалось послать делегацию в Соединенные Штаты для посещения крупных облигационных инвестиционных фондов, таких как Pimco и Blackrock, с целью выяснить, нет ли таких, кто пожелает купить десятилетние государственные облигации Японии на полтриллиона долларов. «В такой сценарий еще никто из живущих на этом свете не инвестировал, — сказал Басс. — Теперь нашими главными приоритетами стали Япония и Франция. Когда сработает эффект домино, хуже всего, безусловно, придется Франции. Я только надеюсь на то, что крах начнется не с Соединенных Штатов. Я поставил на то, что этого не случится. Знаете, чего я боюсь больше всего? Что ошибусь в последовательности событий. Но в конечном исходе я уверен твердо».
