— и это самое страшное для женского самолюбия — еще и сделает ее посмешищем в глазах окружающих.

Поллиглоу работал всю ночь, делая грубые наброски для своих модельеров. И даже тогда, когда он в конце концов, совершенно уже обессилев, свалился в постель, в нем все еще бурлил такой энтузиазм, что он позабыл про сон и, приподнявшись на локтях, оперся ноющими от усталости лопатками об изголовье кровати. Перед его мысленным взором плясали видения миллионов гульфиков, раскачивавшихся из стороны в сторону. Они волна за волной накатывались в его взбудораженном воображении, пока он вглядывался в темноту.

Но оптовики отказались брать новый фасон. Старый комбинезон Поллиглоу

— да, пожалуйста: пока еще оставалось какое-то небольшое количество консервативно настроенных мужчин, скептически относившихся ко всяким новомодным штучкам-дрючкам и предпочитавших привычные и более удобные в носке фасоны. Но кому, скажите на милость, взбредет в голову принять это отнюдь неэстетическое новшество? Зачем бросать столь откровенный вызов общепринятой догме взаимозаменяемости полов, размахивая гульфиком, как флагом, прямо перед лицами многочисленных правоверных?

Он терпеливо учил своих продавцов не использовать подобные аргументы в качестве извинения за провал его затеи. «Продавая такие комбинезоны, надо налегать на следующие два лозунга: обособленность и дифференциация! — кричал он на них, когда они швыряли в его кабинет целые кипы непроданных комбинезонов с гульфиками. — Надо научиться продавать их, исходя из изначально присущих мужчинам отличий от женщин! Это наша единственная и последняя надежда — да и надежда всего нашего мира!» Поллиглоу почти не обращал внимания на то, что с каждым днем его бизнес чахнет все больше и больше. Он хотел спасти мир. Он был потрясен до глубины души явившимся ему откровением: он обязан во что бы то ни стало возродить гульфик, только он и никто другой. А всем остальным придется лишь смириться с этим — для своего же собственного блага. Он залез в громадные долги и развернул скромную рекламную кампанию. Игнорируя наиболее дорогостоящие средства массовой информации, собирающие многомиллионную аудиторию, он сосредоточил свои скудные средства на сферах развлечения, предназначенных исключительно для мужчин. Его реклама появилась в некоторых имевших высокий зрительский рейтинг телепрограммах — таких, например, «мыльных операх», как «Муж сенатора», — и в наиболее популярных журналах для мужчин — «Признания ковбоя» и «Скандальные истории, случавшиеся с воздушными асами времен первой мировой войны». Содержание рекламы не отличалось разнообразием, независимо от того, были ли это одностраничные цветные вкладки или шестидесятисекундные телевизионные клипы. Взору читателей или зрителей обычно представал здоровенный детина с таким выражением лица, которое красноречивее всяких слов предлагало всем окружающим катиться к чертовой матери. Он курил огромную черную сигару, на голове его красовался коричневый котелок, небрежно сдвинутый набекрень. И был он одет, естественно, в комбинезон Поллиглоу фасона «Только для мужчин», впереди которого свисал огромный гульфик зеленого, желтого или красного, кричаще красного цвета. Первоначальный текст состоял из пяти выразительных строк:

МУЖЧИНЫ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ ЖЕНЩИН! Одевайтесь иначе!

Одевайтесь, как подобает не девочке, но мужу!

Носите на здоровье комбинезоны Поллиглоу «Только для мужчин» — с особым, придуманным Поллиглоу, гульфиком!

Тем не менее, еще в самом начале рекламной кампании специалист по изучению рыночной конъюнктуры, нанятый рекламным агентством Поллиглоу, подчеркнул, что словосочетание «как подобает… мужу» ассоциируется со словом «мужеподобно», что в свою очередь, приобрело довольно сомнительный оттенок за последние несколько десятилетий. В умах людей «мужеподобие» стало фактически приравниваться по значению к «мужеложству». В наши дни, утверждал специалист, если вы скажете кому-нибудь, что он внешне «мужественен» или, что еще хуже, «подобен истинному мужу», он подумает, что вы подозреваете в нем педераста. — Как вы отнесетесь к выражению «Одевайтесь мужчинисто»? — предложил специалист. — Это значительно смягчит неблагоприятное впечатление. Все еще продолжавший сомневаться Поллиглоу решил проэкспериментировать с измененной редакцией в одном из вариантов рекламы. Новое выражение казалось ему не очень-то благозвучным и нарушающим общепринятые нормы словообразования. Поэтому он добавил еще одну строку, пытаясь придать «мужчинистости» чуть большую напористость. Окончательная редакция звучала так:

МУЖЧИНЫ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ ЖЕНЩИН! Одевайтесь иначе!

Одевайтесь мужчинисто!

Носите комбинезоны Поллиглоу «Только для мужчин» — с особым, придуманным Поллиглоу, гульфиком!

(и вступайте в клуб мужчинистов!)

Успех превзошел самые смелые ожидания Поллиглоу. Реклама сделала свое дело. Тысячи и тысячи запросов стали поступать со всех концов страны, из заграницы, даже из Советского Союза и красного Китая. Где можно приобрести комбинезон Поллиглоу «Только для мужчин» с особым, придуманным Поллиглоу, гульфиком? Что еще нужно для того, чтобы вступить в клуб мужчинистов? Каковы основные требования, предъявляемые к мужчинистам, каков устав их клуба? Какова величина членских взносов? Оптовики, осаждаемые потребителями, жаждущими приобрести комбинезон с гульфиком, цвет которого резко контрастировал бы с цветовой гаммой комбинезона, обратились к изумленным продавцам Поллиглоу с визгливыми мольбами. Продавцы были потрясены объемами заказов, обрушившихся на скромную фабрику Поллиглоу. Десять дюжин, пятьдесят дюжин, сто дюжин! И притом немедленно — если это вообще возможно! П.Эдуард Поллиглоу снова был на коне. Бизнес его процветал. Все возрастал, и возрастал, и возрастал объем производства, в такой же пропорции все увеличивалась, и увеличивалась, и увеличивалась продажа. От вопросов о клубе мужчинистов он отмахивался, ссылаясь на объявление о его существовании как на забавный рекламный трюк. Он был упомянут только в качестве стимула к изменению моды — одев комбинезон с гульфиком, вы тем самым автоматически попадаете в некий круг избранных. Два фактора, появившиеся практически одновременно, побудили Поллиглоу серьезно задуматься над этим вопросом: конкуренция и встреча с Шепардом Леонидасом Мибсом. Одного изумленного взгляда на неожиданно возникшую новую империю Поллиглоу в сфере швейного производства было вполне достаточно для любого другого производителя одежды, чтобы начать выпуск все тех же длинных туник взаимозаменяемого фасона — теперь вся ирония заключалась в том, что они уже никак не могли быть взаимозаменяемыми — с добавлением гульфика. Они были вынуждены признать, что Поллиглоу один, без чьей-либо посторонней помощи, самым коренным образом изменил основную тенденцию в сфере мужской одежды, что гульфик вернулся в нее как возмездие за все прежние страдания производителей мужской одежды и надолго станет неотъемлемой принадлежностью мужского туалета, но почему должен существовать один лишь «гульфик Поллиглоу»? Почему не имеет права на жизнь «гульфик Рэмсботтома» или «гульфик Геркулеса» или «гульфик Рэнгэкланга»? А поскольку многие из них располагали гораздо большими производственными мощностями и могли позволить себе расходовать на рекламу куда большие средства, ответ, который они дали на задаваемый самим себе вопрос, заставил Поллиглоу вспомнить о том жалком вознаграждении, которое когда-то получил Колумб, и поверг его в тоску и печаль. Ему оставалось только одно — каким-нибудь образом подчеркнуть уникальность «гульфика Поллиглоу». Как раз в этот критический момент он и встретился с Шепардом Леонидасом Мибсом. Мибс — «Стариной Шепом» назвали его те, которые, признав превосходство его мировоззрения, стали ревностными его последователями — был вторым великим триумвиром мужчинизма. Это был весьма своеобразный неугомонный человек, исколесивший всю страну и поменявший десятки профессий в поисках места в обществе. В колледже он был подающим надежды спортсменом-универсалом, несколько раз выступал на профессиональном боксерском ринге, но особых лавров не снискал, бывал голодающим бродягой и охотником на крупную дичь, поэтом, декламирующим свои стихи в кафе, посещаемых богемой, и поваром в придорожных забегаловках, случалось, что не брезговал малопочтенным промыслом сутенера — кем только он ни был, разве что натурщиком в фотоателье. Но жизнь распорядилась так, что довелось ему покрасоваться и перед объективами камер — после того, как его свирепое лицо, навсегда перекошенное страшным ударом полицейской дубинки в Питтсбурге, привлекло внимание рекламного агентства Поллиглоу.