Когда я к нему пришел, он копался в саду, который успел за это время разбить. Едва мы с ним поздоровались, как Пегги позвала нас в дом. Не прошло и получаса, как вместе с подоспевшим Эллисоном мы сели за ужин. Пегги ушла на женскую половину, а старый Типаи предпочел есть в одиночестве.

– Сколько времени вам нужно, чтобы построить судно? – спросил я у Моррисона.

– Полгода, а то и больше. Работа идет медленно, очень мало инструментов.

– Вы надеетесь доплыть на нем до Батавии?

– Да, а оттуда сможем добраться домой на каком-нибудь голландском корабле. Поплывем впятером – Норман, Макинтош, Маспратт, Берн и я. Стюарт и Коулман предпочитают остаться здесь и дожидаться корабля из Англии.

– Я тоже, – отозвался я. – В Таутира мне живется хорошо, к тому же я рад возможности продолжить работу над словарем.

– Что до меня, – вмешался Стюарт, – мне нравится на Таити, и я вовсе не хочу утонуть.

– Типун тебе на язык! – воскликнул Моррисон. – На нашем маленьком суденышке можно будет обойти вокруг света!

– Вы не рассказали Байэму о нас, – вставил Эллисон, – Мы надеемся создать собственное маленькое царство. Мистер Моррисон обещал доставить нас на какой-нибудь островок к западу отсюда.

– Это лучшее, что они могут сделать, – проговорил Моррисон. – Я попробую найти для них остров с дружественно настроенными туземцами. Поплывут Том и с ним Миллворд, Беркитт, Хиллбрандт и Саммер. Черчилль намерен остаться здесь, хотя в случае чего виселицы ему не избежать. Дик Скиннер считает своим долгом сдаться в плен и понести наказание. Что же касается Томпсона, то это просто скотина, и брать его к себе на судно я не собираюсь.

– А где Беркитт? – спросил я.

– Они с Маспраттом живут в Папара, – ответил Стюарт.

– Они предложили нам свою помощь, – добавил Моррисон, – но оба ничего не умеют.

За разговорами мы засиделись далеко за полночь. Когда я отправился домой, уже взошла луна.

На следующее утро мне представился случай вспомнить слова Моррисона о Томпсоне, самом глупом и мерзком человеке из всей команды «Баунти». В последнее время он подружился с Черчиллем, и почти все время они проводили, плавая вокруг острова на маленьком каноэ с полотняным парусом. Томпсон туземцев терпеть не мог и не доверял им, поэтому без заряженного мушкета на берег не выходил.

Идя вдоль берега, я наткнулся на эту парочку; они жарили на углях поросенка.

– Позавтракайте с нами, мистер Байэм, – гостеприимно предложил Черчилль.

– Черт бы тебя побрал, Черчилль, – сердито пробурчал Томпсон. – Нечего отдавать ему жратву, нам самим не хватит.

– Попридержи-ка язык! – разозлился Черчилль. – Мистер Байэм – мой друг! Поучись у туземцев, как себя вести, или мне придется вбить это тебе в башку!

Томпсон поднялся, отошел на несколько шагов и с угрюмым видом сел на песок, зажав мушкет между колен. Так как я уже завтракал, то, поблагодарив Черчилля, пошел было дальше, но увидел, что невдалеке от нас дюжина гребцов вытаскивает на берег большое каноэ, а его хозяин с женой направляются в нашу сторону. Мужчина нес на руках трехлетнего ребенка. Они остановились у каноэ Черчилля и, выразив восхищение его полотняным парусом, поздоровались. Женщина оперлась на гик, чтобы получше рассмотреть, как пришит ликтрос, но в этот миг раздался хриплый голос Томпсона:

– А ну-ка проваливайте отсюда!

Ничего не понимая, туземцы в недоумении смотрели на него. Томпсон снова крикнул:

– Убирайтесь, черт вас раздери!

Таитяне вопросительно посмотрели на нас, и не успел Черчилль раскрыть рот, как Томпсон вдруг поднял мушкет и выстрелил. Пуля прошила ребенка и отца; они замертво упали на песок, обливаясь кровью. Женщина закричала, из дома начали выбегать люди.

Черчилль вскочил и бросился к Томпсону. Сильным ударом он свалил убийцу наземь, схватил мушкет, взял Томпсона под мышки и потащил к каноэ. Перевалив безжизненное тело моряка через борт он прыгнул в каноэ и оттолкнулся от берега. Когда собравшаяся толпа сообразила, что к чему, суденышко уже быстро удалялось от берега.

Я бросился к умирающему отцу и его дочери, однако сразу увидел, что помочь им ничем нельзя. Минут через пять оба скончались. Гребцы с каноэ, вооружившись большими камнями, уже приближались ко мне, когда появился Ити-Ити. Он сразу понял, что произошло, и, подняв руку, утихомирил ропот.

– Этот человек – мой тайо и виновен не больше вашего, – произнес он. – Зачем вы стоите тут и треплете языками, словно женщины? У вас ведь есть оружие! Садитесь в свое каноэ! Я знаю человека, убившего вашего хозяина, это вонючий пес, и ни один англичанин не поднимет руку в его защиту.

Они тотчас же пустились в погоню, однако, как я узнал позже, догнать беглецов не смогли. Трагедия закончилась через две недели, когда мы с Теани уже вернулись домой.

Опасаясь высаживаться на западном побережье Таити и стремясь отойти от Матаваи как можно дальше, Черчилль добрался до Таутира, где Веиатуа, считая его своим другом, оказал ему радушный прием. Однако слава Томпсона бежала впереди него, и он увидел, что и здесь все относятся к нему с опаской и презрением. Черчиллю и самому до смерти надоел его компаньон, и он только и думал, как бы от него избавиться. Он признался мне в этом, когда в день нашего возвращения зашел меня проведать.

– Еще немного, и я убью его! – проговорил он. – Виселица – это для него слишком почетно! Но черт меня побери, если я смогу хладнокровно застрелить человека! Дурак я был, что не оставил его на Матаваи!

– Туземцы быстро бы с ним расправились, – заметил я.

– Вот было бы славно! Я уже больше не могу. Сегодня я ему сказал, пусть забирает каноэ и катится отсюда ко всем чертям!

– Предоставь это туземцам, – посоветовал я. – Если бы не ты, они давно бы уже с ним покончили.

– Ладно. Смотри-ка, вот и он!

В полукабельтове от нас, зажав мушкет между колен, сидел Томпсон.

– Он почти сошел с ума, – проворчал Черчилль. – У вас есть мушкет, Байэм, – зарядите его и держите под рукой, пока он здесь.

– Вы собираетесь побыть в Таутира? – после паузы спросил я.

– Да, мне понравился старый вождь, ваш тесть, а я, кажется, понравился ему. Он просит, чтобы я помог ему в небольшой войне, которую он затевает. Обещает за это немного земли. Пойдемте, пора в дом.

Веиатуа пригласил нас присутствовать на ночном празднике с танцамя, подобный я видел когда-то в Тетиароа. Нам с Теани и Черчиллем отвели удобные места среди зрителей, и мы уселись.

Едва барабаны зарокотали, как сзади послышался крик и сразу за ним оружейный выстрел. Черчилль было вскочил, но тут же опустился на землю, захрипел и выронил из рук мушкет. Среди общего крика и смятения раздался мощный голос Веиатуа:

– Убейте его! Убейте!

И в неверном свете факелов я увидел, как Томпсон вырвался из толпы и огромными прыжками устремился в сторону моря, сжимая в руке свой мушкет. Атуануи, предводитель воинов, схватил с земли большой камень и швырнул своей могучей рукой в беглеца. Камень угодил Томпсону в спину, и тот упал. В следующую секунду воин вскочил на убийцу верхом и тем же самым камнем размозжил ему череп. Когда я вернулся домой, Черчилль был мертв.

15 августа 1790 года у нас родилась дочь Элен. Она получила также родовое имя Теани и длинный титул, который я, честно говоря, не могу вспомнить, но я окрестил ее именем своей матери. Дочь была очень хорошенькая, с красивыми и необычными глазами. Поскольку это был наш первенец, ее рождение послужило поводом для разнообразных церемоний.

1790 год был самым счастливым, и, быть может, поэтому показался мне самым коротким в жизни. Неплохо начался и 1791 – ый; прошел январь, за ним февраль, а в марте Теани уплыла вместе со своим дядей на другую оконечность острова, чтобы участвовать в каком-то религиозном празднике. Меня утомляли таитянские церемонии такого рода, и я решил остаться дома со своим шурином Туаху.

Когда пришел корабль, жена отсутствовала дома уже больше недели. Накануне мы с Туаху были на ночном празднике с танцами, поэтому когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Рядом со мною стоял Туаху.