В своих горьких размышлениях Шей пришла к выводу, что посягнула не только на его честь, но и на гордость. Он стал жертвой обстоятельств, хотя, по ее мнению, они в какой-то степени были предсказуемы. Ян принадлежал к той категории мужчин, которые, как она полагала, всегда стремятся держать ситуацию под контролем, особенно если в деле замешана женщина. А сегодня ночью она практически лишила его такой возможности, вероятно, это и привело его в бешенство.

Шей в нерешительности остановилась перед дверью кухни. Никогда еще ей не было так трудно, как сейчас. Она собралась с силами, проглотила горьковатый комок, стоявший в горле, и резко открыла дверь. Разговор на кухне сразу прекратился. Наступила гробовая тишина. Ужасно, подумала она, что ей удалось испортить уикэнд своей матери и ее мужу.

Не нарушая тишины. Шей подошла к плите, где стоял кофейник. Ее руки слегка дрожали, но она все-таки смогла налить себе полчашки кофе. Сделав один глоток, она повернулась лицом к присутствующим.

– Я очень сожалею, – тихо сказала она. – Я устроила такой бардак. Извините меня. – Она посмотрела на Джона, и тот сразу же опустил глаза. – Я приношу вам свои извинения за то, что испортила этот чудесный уик-энд. – Они не должны знать, что она испортила его прежде всего для себя. – Мама, я прошу прощения, что опозорила тебя перед твоей новой семьей. – Шей подняла голову и Посмотрела куда-то поверх плеча Яна. – Она не виновата в том, что я вела себя так безобразно. Всю свою жизнь мама пыталась сделать из меня порядочную леди. Она сделала для этого все возможное, но я оказалась непослушной ученицей.

– Шей, дорогая, – взволнованно сказала мать и, подбежав к ней, обняла за плечи. – Я люблю тебя такой, какая ты есть. И не извиняйся. Вся беда в том, что некоторые вещи ты делаешь необдуманно и легкомысленно.

– Да, это так.

Шей похлопала мать по руке и снова усадила ее на место:

– Преподобный отец Ян, я выпила слишком много вина после того, как ты пошел спать. Я понимаю, то, что случилось ночью, выглядит как нелепая и просто фантастическая шутка…

Ее голос слегка задрожал, и она впервые посмотрела ему в глаза. К своему удивлению, она не увидела в его взгляде ни упрека, ни гнева, ни малейшей тени осуждения – только едва заметный блеск, значения которого она не могла объяснить.

– Я просто переиграл и вел себя отвратительно, – тоном сожаления сказал Ян и, потупив глаза, продолжал:

– Ты виновата в том, что произошло вчера ночью, а я виноват в том, что произошло сегодня ночью. – Его голос показался ей мягким и слегка извиняющимся. – Я целовал тебя во сне и очень сожалею о том, что невольно воспользовался твоим состоянием.

Шей с изумлением уставилась на него, и на ее глазах появились слезы. Он обвинял себя в том, что произошло с ними, а ведь мог бы не делать этого. Что с ним случилось? Он насмехался над ней эти два дня, а сейчас так легко прощает ее да еще берет вину на себя. Чем объясняется его столь удивительная душевная щедрость? Она неотрывно смотрела в его голубые глаза, пытаясь найти в них ответ на свой вопрос. Ей показалось, что в его глазах было понимание. А может быть, это ей только показалось? Может быть, она увидела в них то, что хотела увидеть? Может быть, это самообман? Ян встал со стула и придвинул его к столу.

– Я должен ехать, чтобы попасть в церковь до начала утренней службы, – сказал он, улыбнувшись Джону и Селии, которые просто сияли от радости, что их дети нашли общий язык и выпутались из этой весьма неординарной ситуации.

Шей только сейчас заметила, что Ян был одет в темно-серый костюм-тройку строгого покроя, в белоснежную накрахмаленную сорочку, на фоне которой выделялся со вкусом подобранный галстук. Рядом с дверью стоял его кейс.

– Отец, все было просто прекрасно, – сказал он, поворачиваясь к Джону. – Жаль, что я не смогу попробовать ту рыбу, которую вы с Селией поймали вчера.

– Ничего страшного, – сказал Джон, крепко обнимая сына и подбадривающе похлопывая его по спине. – Как-нибудь в следующий раз, сынок.

– Селия, ты превосходная жена для моего старика, – сказал он и хитро подмигнул. – Но постарайся сделать так, чтобы он не воспринимал это как должное. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Шей!

Она замерла, услышав свое имя. Ей показалось, что в эту самую минуту ее сердце перестало биться и сжалось от охватившего ее волнения.

– Мне было очень приятно познакомиться с тобой.

Он протянул ей руку, и она механически пожала ее, прежде чем отпустить. Ян повернулся и направился к двери, подхватив на ходу кейс. Она с трудом подавила в себе желание броситься к нему и крепко обнять на прощание. Естественно, она не могла этого сделать. Уик-энд закончился. Наступают обычные будни. Теперь они будут видеться очень редко, а может быть, и никогда.

– Будь осторожен за рулем, – заботливо сказал Джон, помахав ему рукой.

Как только его машина скрылась из виду, Джон и Селия вернулись на кухню. Увидев свою дочь, которая устало прислонилась к кухонному столу, Селия подбежала к ней:

– Шей, тебе все еще плохо?

Шей покачала головой, но ей стоило немалых усилий сделать несколько шагов. Ноги казались тяжелыми и почти не подчинялись ей. У нее было такое ощущение, что они приросли к полу.

– Нет, просто меня немного знобит. Я думаю, что мне нужно подняться наверх и немного полежать. А потом я поеду домой.

Она уехала около полудня, но прежде Селия заставила ее съесть яичницу, поджаренный кусок хлеба и выпить две чашки горячего чая с медом.

По дороге домой Шей неоднократно пыталась определить состояние своего здоровья, но так и не смогла этого сделать. Ясно было одно – это не просто тяжелое похмелье, а нечто более серьезное. Наконец она плюнула на все и решила постараться забыть все, что с ней произошло в доме Джона и Селии. Она возвращалась к привычной жизни, которая была такой суматошной, что отнимала у нее все свободное время и почти все силы. Иногда у нее возникали мысли о Яне, но это не доставляло ей ничего, кроме ощущения боли. Поэтому она решила не терзать себе душу и никогда не думать о нем.

Со временем Шей убедила себя в том, что уик-энд прошел просто превосходно. Пока никто из художников не предлагал ей позировать, она всецело отдалась работе в своей галерее.

Хозяин галереи Хэнс Вандивер, холеный мужчина с изысканными манерами, был очень доволен этим обстоятельством.

– Будь осторожна, – предупредил он, помахав перед ее лицом своим тонким пальцем, – а то я передам тебе всех самых трудных клиентов.

Она работала в магазине при галерее вот уже около трех лет, но почти ничего не знала о Вандивере. Ей было известно только то, что он жил один с четырьмя кошками, к которым относился так, как другие люди обычно относятся к своим детям. Если у него и была какая-то привязанность в жизни – мужчина или женщина, – то он никогда не упоминал об этом. Что касается Шей, то подобные отношения ее вполне устраивали, и она не задавала вопросов о его личной жизни. Он был предан своему делу, работал очень много, как фанатик, а его мастерская всегда была образцом чистоты и аккуратности.

Именно его строгие требования наводить чистоту и порядок в магазине были причиной того, что Шей сейчас стояла на верхней ступеньке высокой лестницы, вытирая пыль с полок, сметая ее с недорогих репродукций картин Стабена и Лалика, с маленьких фигурок из стекла. Была уже середина августа. Прошло почти шесть недель с того памятного ей уик-энда, который она провела в летнем доме своей матери и ее мужа. Хотя днем было все еще тепло, утренняя прохлада свидетельствовала о том, что осень не за горами.

Шей почти каждую неделю разговаривала с матерью по телефону. Совсем недавно Селия позвонила дочери и сообщила ей, что они с Джоном снова были в Трентоне.

– Мы провели несколько дней в нашей хижине.

– Я очень рада за тебя, – сказала Шей. – Ваш домик действительно очень хорош.

– Недавно звонил Ян, – продолжала мать. – Он рассказал, что тогда успел в церковь до начала утренней молитвы, но сломался кондиционер, в церкви было жарко, и из-за этого проповедь получилась не такой, как ему хотелось. Он очень сожалел, что ему не удалось подготовиться к ней в то утро как следует.