Но здесь, возле замка, стояло прозрачное июньское утро. Солнечные лучи освещали легкие облачка, играли тысячами оттенков в бриллиантовой зелени травы и листьев, превращали в золото ржаные поля. Воздух насыщали ароматы цветов, земли и молодой зелени. С каждого дерева доносились птичьи трели.

Как только распахнулась парадная дверь замка, два мастиффа, сидящие на цепях рядом с оружейной пирамидой, разразились яростным лаем. Когда сэр Мэлэчи шагнул вперед, они умолкли, но продолжали скалить зубы и тихо рычать на незнакомого им Руперта. Позади него шагали четыре алебардщика, в шлемах и латах, с двуручными мечами и пистолетами у поясов. Висячий мост гудел под их ногами.

Пленник был разоружен и без лат. Одежда, которую он носил под кольчугой — рубаха из грубой ткани, лосины из сыромятной кожи, сапоги до колен, с ярким верхом, — была наскоро вычищена, так что почти незаметными стали пятна, оставленные травой, землей, потом и кровью. Волосы принца причесал и немного подстриг парикмахер.

Человеку среднего роста, шедшему рядом с принцем, приходилось поднимать голову, чтобы взглянуть в глаза Руперту. Он напряженно улыбнулся и четко произнес:

— Мне очень жаль, что ваше высочество прибывает в замок таким образом, как простая деревенщина. Но мы не ждали подобного гостя. И в этом доме нет ничего, что хотя бы отдаленно соответствовало вашему сану и званию.

— Неважно, — безразлично бросил Руперт.

— Нет, это важно, хотя бы для меня. Честь сэра Мэлэчи Шелгрейва требует, чтобы вам было оказано должное гостеприимство, достойное… — он перевел дыхание, — Руперта, принца и племянника нашего короля, урожденного графа Рейнского курфюршества, герцога Баварии и Кумберланда, графа Холдернесса, кавалера Ордена Подвязки, генерала королевских войск.

На какое-то мгновение благодушие оставило Руперта. Он сжал кулак, скривил губы, нахмурил брови, бешено уставясь на собеседника. Стражи торопливо схватились за оружие.

Шелгрейв остановился, всплеснул руками и воскликнул:

— О, прошу прощения, я сказал это совсем не в насмешку! Я лишь хотел показать, как тщательно я изучал личность нашего сильнейшего противника.

Пальцы Руперта разжались, руки бессильно упали. И снова ничего нельзя было прочесть на его лице. Круглоголовый вздохнул с облегчением.

— Сегодня из Лидса приедет отличный портной, — торопливо сказал Шелгрейв. — Он снимет с вас мерки, бросит всю другую работу и будет трудиться без сна и отдыха, пока вы не будете одеты, как подобает принцу, в бархат и шелк.

— Этого не нужно, — отозвался Руперт. — Я солдат, а не попугай.

Руперт повернулся к собеседнику; Шелгрейв встретил его взгляд, и на мгновение они замерли, глядя друг на друга.

Хозяину замка было под пятьдесят, однако он выглядел бодрым и подтянутым. Волосы давно покинули его куполообразный череп, оставив лишь небольшую бахрому над ушами; серые глаза постоянно моргали; кожа слегка обвисла под подбородком, но в остальном его желтоватое лицо выглядело неплохо, и никаких других следов время не оставило на нем. Одежда его отличалась пуританской строгостью и простотой покроя, хотя и была сшита из дорогих тканей. На поясе у него висели шпага и кожаная сумка.

— Ну, по крайней мере, ваше высочество нуждается в нескольких переменах одежды, — сказал он. — Я думаю, вы окажете любезность этому дому, оставшись в нем… предположим, на месяц.

Руперт не сдержал удивления:

— Так долго?

— Умоляю, лорд, рассудите сами, — проговорил Шелгрейв, направляясь дальше. Руперт старался идти не слишком быстро, хотя длинные ноги невольно уносили его вперед. Парламентарист, бросив на принца косой взгляд, продолжил: — Говорят, вы человек крайне прямолинейный. Могу ли и я говорить откровенно?

— А, можете. Я сыт по горло двуязыкими придворными, — огрызнулся Руперт.

Шелгрейв понимающе кивнул.

— Ну что ж, — начал он. — Ваше высочество и Маврикий, ваш брат… ну, в первую очередь речь о вас, конечно… в последние три года вы возглавляли наших врагов. Ваше имя пугало всех в Лондоне так же, как имя Люцифера. Без вас, живой молнии, армия нечестивцев — прошу прощения, — оставив короля, разбежится, как улетают при порывах освежающего ветра грозовые облака.

— С точки зрения короля, — резко бросил Руперт, — вы — не что иное, как мрачная и уродливая зима.

— Короля вводят в заблуждение.

— Ладно, продолжайте…

— Извините ли вы мое любопытство? — (Руперт коротко кивнул.) — Хотя я и не родился солдатом, подобно вам, в молодости я служил под началом Бекингема и был удостоен рыцарского звания. Среди многого другого я изучал и искусство ведения войны и прочел не только труды Цезаря и древних полководцев, но и хроники более поздних времен. У меня достаточно знаний, чтобы оценить ваше умение. Вас называют опрометчивым — однако почти всегда, принц, вы выигрываете битвы. И вы еще так молоды, и вам сопутствует удача! — Шелгрейв, моргая, взглянул на своего пленника. Того явно не тронула лесть. — И вот — битва при Марстон Муре… она поразила меня. Когда вы направились на север, чтобы начать осаду Йорка, вы обнаружили, что ваш противник имеет плохое снабжение, пребывает в унынии, расколот на секты и фракции и отнюдь не пользуется поддержкой жителей северных земель. Вы могли погнать врага, как волк гонит корову — пока он не свалится замертво. И я как раз и боялся, что вы поступите именно так. Но вместо того вы начали битву на местности, где все было против вас. Мне хотелось бы знать — почему?

— Я выполнял приказ, — хрипло ответил Руперт. — Больше мне нечего сказать.

— Это к чести вашего высочества, но… но бессмысленно, ведь нет секрета в том, что зависть и интриги кипят вокруг молодого иностранца, явившегося к королю, когда началась война. Кто из ваших противников придумал этот приказ, принц? Ни один из пуритан не сумел бы…

— Довольно! — Руперт снова остановился, словно при виде опасности.

Шелгрейв поклонился.

— Разумеется… Я лишь хотел объяснить, почему мне доставляет удовольствие ваше общество. Видите ли, вы бесценны для наших врагов и, следовательно, для нас тоже. То, что вы взяты в плен, — это милость Божья, позволяющая нам увидеть конец войны. Конечно, у роялистов есть еще силы… Двор сейчас в Оксфорде, недалеко от Лондона. И если, скажем, Маврикий организует налет, он может отбить вас. Но этого не должно случиться. Файрфакс это прекрасно понял. И он распорядился, чтобы вас доставили сюда в глубочайшей тайне, и здесь вы должны оставаться до тех пор, пока восточные районы не будут полностью очищены. А потом, без всякого волнения и риска, вы можете быть доставлены в Лондон.

— Для чего?

— Это решит Парламент.

Глубокие морщины легли возле губ Руперта.

— Воображаю себе…

Шелгрейв осторожно взял принца под локоть и повел по тропинке. Высокие кусты роз стояли по обеим сторонам, а под ними скромно синели анютины глазки; легкий ветерок был насыщен их ароматом. Солнечные лучи, пробравшись сквозь листву, золотыми пятнами падали вниз. Под ногами тихо поскрипывал гравий.

— Ваше высочество, оставьте грусть, — сказал Шелгрейв. — Вы здесь найдете немало удовольствий и забудете о борьбе. Конечно, вся домашняя прислуга и все, кого вы здесь можете встретить, дали клятву ни словом не упоминать о вашем присутствии, а моим людям можно доверять… Но хотя и под охраной, вы будете достаточно свободны в моих землях. — Он с виноватым видом вздохнул. — Я не осмелюсь позволить вам ездить верхом. Мне бы хотелось, но… Я страстный охотник, и вам понравятся мои лошади и борзые.

Кулаки Руперта снова на мгновение сжались.

— Но вы можете ловить рыбу, играть в мяч, делать, что вам вздумается, — пообещал Шелгрейв. — Я слыхал, у вас есть склонность к философии. Ну, я тоже ею интересуюсь. Вы найдете много интересных книг в моей библиотеке. Вы играете в шахматы? Я недурной игрок. По ночам, правда, боюсь, вам придется сидеть взаперти в ваших апартаментах, вон в той башне, довольно высоко. Но в вашем распоряжении будут инструменты… мне говорили, что вы отлично гравируете; и вы сможете выходить на крышу. Я часто провожу там бессонные ночи, наблюдая движение луны и звезд в небе. Приходите и вы! Я покажу вам тайны небес… — Голос Шелгрейва дрогнул, в глазах его мелькнул фанатизм. — И, может быть, небеса помогут вам встать на истинный путь!