Типичный пример: "проблема зла"; я рассматриваю зло как несчастье, случившееся с неким механизмом, каким является Вселенная, но перед которым я предстаю. Поэтому я рассматриваю себя не только как неподверженного этой болезни, но как находящегося вне Вселенной, которую стремлюсь переделать, по крайней мере, идеально, во всей ее полноте.

Но каков мой подход к онтологии как таковой? Само понятие подхода, очевидно, здесь неприменимо. — Оно имеет смысл только по отношению к проблеме. Предварительно установлена некая цель. Как я могу к ней приблизиться? Невозможность рассматривать бытие подобным образом.

Присутствие и тайна: продумать.

Предназначение в связи с откровением. В мире проблем, кажется, откровению почти не отводится места.

Определяя метафизическое мышление как рефлексию, направленную на тайну, я подразумеваю, что прогресс в этой области мышления реально невозможен. Прогресс существует лишь в сфере проблем.

С другой стороны, сущность проблемного рассмотрения состоит в детализации. Тайна же, напротив, детализации не подлежит.

29 октября

Первый вопрос феноменологического плана: с чем связано почти непреодолимое сомнение, которое возбуждает в большинстве умов, даже наиболее склонных к метафизике, любое исследование, касающееся бытия. Я сомневаюсь, что нужно в ответе ссылаться на влияние на умы кантианства; оно минимально. Бергсонианство оказало здесь такое же воздействие. Но я думаю, что сюда примешаны чувства, которые обычно трудно выразить, но я постараюсь это сделать, сказав, что мы все более убеждаемся в несуществовании проблемы или проблематики бытия. И я думаю, что достаточно углубить само понятие проблемы, чтобы в этом убедиться. Что здесь очень смущает, так это тот факт, что мы привыкли рассматривать проблемы как таковые, абстрагируясь от путей, на которых мы с ними сталкиваемся в жизни. В этом отношении ученые имеют привилегию. Научная проблема обнаруживается в определенный момент исследования, это нечто, обо что разум спотыкается, как нога о камень. Нет такой проблемы, которая не подразумевает временного разрыва некоторой непрерывности, которую разум должен восстановить.

31 октября

Бытие как принцип неисчерпаемости. Радость, связанная с ощущением неисчерпаемого, Ницше хорошо это видел. Вновь взяться за то, что я записал когда-то о бытии как о сопротивлении критическому распаду. И это связано с тем, что я писал об отчаянии. Здесь узловой пункт. Исчерпываемость дает место отчаянию. ("Я рассчитал, что у меня ничего нет".) Но бытие трансцендентно по отношению к расчету. Отчаяние, как удар, полученный душой в контакте с чем-то: "нет никого другого". "Все, что кончается, слишком коротко" (св. Августин).

Только этот принцип неисчерпаемости сам по себе не является ни свойством, ни совокупностью свойств; это связано с тем, что я писал о противоположности тайны проблеме.

1 ноября

Пространство и время как проявление неисчерпаемости^[20].

Вселенная — раскрытие бытия? Подумать над этим.

Всякое индивидуальное бытие как завершенный (хотя и бесконечный) символ или выражение онтологической тайны.

7 ноября

Уйти от неудобства, ощущаемого перед лицом проблемы бытия, когда она сформулирована в теоретических терминах, и в то же время от невозможности не ставить ее в этом плане.

Связь техники и проблемности; всякая подлинная проблема должна быть технически обоснована, а любая техника существует для решения определенного типа проблем. Статус — в рамках гипотезы — метапроблематической, метатехнической зоны.

8 ноября

Углубленное размышление о самом понятии проблемы приводит к вопросу: нет ли противоречия в факте постановки проблемы бытия?

Философия как метакритика, ориентированная на метапроблематику.

Необходимость восстановления онтологической весомости человеческого опыта.

Метапроблематика: мир, который превосходит всякое понимание, вечность.

9 ноября

Углубить смысл того, что я назвал онтологической весомостью человеческого опыта; здесь может быть полезен Ясперс.

Проанализировать выражение: "Я являюсь лишь тем, чего я стою (но я не стою ничего)". Философия, которая ведет к отчаянию, этим и уподобляется тщательно поддерживаемой иллюзии.

Факт возможности отчаяния является ее главной посылкой. Человек как существо, способное к отчаянию, способное сжимать в объятиях смерть — свою смерть. Центральная данность метафизики и определение человека как такового, которое затемнено в томизме. Существенная заслуга мысли Кьеркегора, я думаю, в том, что он полностью высветил это. И именно перед лицом отчаяния метафизика должна определить свою позицию. Онтологическая проблема неотделима от проблемы отчаяния, но это — не проблемы.

Подумать над проблемой реальности других "я". Мне кажется, есть способ постановки этой проблемы, которая заранее исключает всякое удовлетворительное решение; оно будет состоять в том, чтобы сосредоточить мою реальность вокруг моего самосознания; если начать постановку этой проблемы по-картезиански, понимая мою сущность как самосознание, она не будет иметь решения.

11 ноября

Мы не только имеем право утверждать, что другие "я" существуют, но я должен был бы согласиться с тем, что существование может быть приписано только другим, поскольку они таковыми являются и поскольку я могу мыслить себя как существующее, лишь постигая себя как другого по отношению к ним. Я могу даже сказать, что сущность другого составляет существование; я могу мыслить другого не иначе как существующим; сомнение здесь не возникает, поскольку это иное проявляется в моем сознании.

Я дохожу до того, что задаюсь вопросом — не означает ли, в сущности, cogito, которое не слишком проливает свет на безнадежную двойственность: "в мышлении я отступаю от самого себя; я создаю себя самого как другого и затем возникаю как существующий"? Такая концепция радикально противоположна идеализму, который определяет "я" как самосознание. Будет ли абсурдным сказать, что я как самосознание являюсь лишь субэкзистенцией (subexistant). Я обладаю существованием лишь постольку, поскольку рассматриваю себя как другого, в отношении к другому; следовательно, поскольку я признаю, что ухожу от самого себя.

Мне скажут: "Эти утверждения настолько же запутанны по реальному содержанию, насколько безапелляционны по форме. О каком существовании вы говорите? Об эмпирическом существовании или метафизическом? Эмпирическое существование никем не отрицается; но оно носит феноменальный характер, ибо другие всегда будут только моей мыслью о других. Тогда проблема лишь смещается". Я думаю, что именно эту позицию нужно радикальным образом отвергнуть. Если я соглашусь, что другие являются только моей мыслью о других, моим понятием других, будет совершенно невозможно прорвать круг, который я начал чертить вокруг себя. Если установить примат субъект-объекта, категории субъект-объект, или действия, посредством которого субъект полагает объекты существующими в себе самом, существование других становится немыслимым, и, без всякого сомнения, это относится к любому существованию, каким бы оно ни было.

Самосознание и "он"; философия самосознания. Здесь другие действительно находятся вне определенного круга, который образует мое "я". С этой точки зрения для меня невозможно связаться с ними; сама идея общения невозможна. Я не смогу не смотреть на эту внутрисубъектную реальность других как на возникновение X, абсолютно таинственного и неуловимого. Вообще говоря, здесь мы обнаруживаем самые абстрактные очертания мира Пруста, хотя у Пруста встречаются указания не просто различные, но и противоречивые, — указания, которых к тому же становится все меньше по мере того, как работа продвигается и круг, образованный мною, уточняется и замыкается. В Комбрэ и во всем, что ему причастно, этого круга еще не существует. Есть подходящее для тебя место; но по мере развития повествования опыт уплотняется, уточняется, ’Ты" элиминируется из книги; в этом отношении приобретает решающее и фатальное значение смерть бабушки (я полагаю, что мы здесь заходим значительно дальше, чем сам Пруст, в осознании его личности и труда).