Он остановился на площадке и глубоко вздохнул, стараясь прогнать неприятные мысли.

Джонатан рассчитывал застать слугу в спальне и удивился, что Тай Линга там нет, хотя на постели уже были разложены безупречно выглаженная рубаха, галстук и черные шелковые носки. Скорее всего, Тай Линг внизу, в прачечной, гладит вечерний костюм и вот-вот поднимется. Напевая под нос, Джонатан подошел к шкафу, вынул из кармана ключи, бумажник и деньги и начал переодеваться.

Как и все остальные комнаты, спальня была обставлена безупречно. Основной упор был сделан на китайскую мебель и древнее восточное искусство. Все здесь было выдержано в строгом, несколько холодноватом и аскетическом, мужском, можно сказать, духе, и женщины, которых приводил сюда Джонатан, вскоре убеждались, что обстановка зеркально отражает характер хозяина.

Вынув из шкафа темно-синий шелковый халат, Джонатан прошел в ванную, гадая, кого же это Сьюзен пригласила на прием специально ради него. По телефону она говорила весьма загадочно. Ясно было только, что это интересная женщина. Ну, да Сьюзен знает его вкус.

Он вздохнул, в который уж раз пожалев, что связь с нею, длившаяся почти год, распалась. Это был чистый секс, что вполне устраивало обоих.

Правда, в интеллектуальном смысле им было интересно друг с другом. Но истинного чувства в их отношениях не было, и слава Богу. Просто секс и умная беседа. Самое лучшее, что, с его точки зрения, может быть.

Три месяца назад она сказала ему, что муж подозревает ее и роман надо кончать. Джонатан поверил и повиновался. Тогда он и представить не мог, какая пустота образуется в его жизни, когда Сьюзен не будет рядом. Дело даже не в сексе, хотя в постели она была превосходна. В конце концов секс в наши дни – не проблема, всегда кто-нибудь подвернется. Скорее, ему не хватало их непринужденных остроумных бесед. Они отлично понимали друг друга, что не удивительно, имея в виду их английское воспитание.

Но Джонатан не пытался преследовать Сьюзен и настаивать на восстановлении прерванных отношений. Меньше всего ему хотелось оказаться участником скандального бракоразводного процесса. В конце концов, здесь, в Гонконге, у него отменная репутация. Здесь его дом.

Джонатан посмотрел в зеркало и провел ладонью по подбородку. Сегодня он встал очень рано, чтобы успеть поиграть в сквош перед деловым завтраком, назначенным на семь утра. За день успела отрасти небольшая щетина. Электробритва была под рукой. Он вставил шнур в розетку и начал водить бритвой по подбородку. Снова мелькнула мысль о кузинах – Поле О'Нил и Эмили Харт. Почувствовав неожиданный прилив гордости, он с удовлетворением подумал, сколь многого достиг за эти одиннадцать лет. Это был длинный путь.

Ступив в 1970 году на землю Гонконга, Джонатан Эйнсли понял, что нашел свое место на земле, свою духовную родину.

В этом городе царил дух тайны, приключений, захватывающих авантюр. Все и вся казалось достижимым. К тому же тут пахло деньгами. Большими деньгами.

Он приехал на Дальний Восток, чтобы зализать раны. Его только что с позором выбросили из «Харт Энтерпрайзиз», где он ведал недвижимостью. Александр уволил его. Пола изгнала из семьи. И с тех пор он во всем винил именно ее, полагая, что у Александра без ее поддержки и поощрения не хватило бы духу так поступить.

Перед тем как покинуть Англию, Джонатан сделал три вещи: прекратил партнерские отношения с Себастьяном Кроссом; исключительно выгодно продал ему свою долю в «Стонуолл пропертиз»; и, наконец, заморозил свои вложения в недвижимость в Лондоне и Йоркшире, тоже неплохо на этом заработав.

Отправляясь странствовать по свету, он поставил себе две главные цели – сделать большие деньги и отомстить Поле, вызывавшей у него холодную ярость.

Джонатана с юности влекло на Восток. Восточные религии, философия, нравы – это все будило его воображение, а от живописи, декоративного искусства он приходил в настоящий восторг. Поэтому перед тем как осесть в Гонконге, который казался Джонатану наиболее подходящим местом для деловых операций, он решил попутешествовать. Первые полтора месяца своего добровольного изгнания он провел, переезжая с места на место и любуясь красотами Востока. Он был в Непале и Кашмире, охотился в Афганистане, провел некоторое время в Таиланде.

Покидая Лондон, Джонатан позаботился о том, чтобы взять рекомендательные письма от своих друзей из финансового мира. Так что уже через несколько дней после вселения в отель «Мандарин», он начал заводить знакомства.

К концу второй недели он успел провести множество встреч с банкирами, бизнесменами, землевладельцами, хозяевами строительных компаний и даже с воротилами подпольного бизнеса.

Впрочем, с этими сомнительными типами Джонатан решил все-таки не иметь дела.

Особенно его заинтересовали двое – англичанин и китаец. Независимо друг от друга, и каждый преследуя собственные цели, они решили помочь Джонатану начать дело. Помощь их оказалась неоценимой. Англичанин Мартин Истон был агентом по продаже недвижимости. Китаец Ван Чин Чу – весьма уважаемым банкиром. Оба пользовались немалым влиянием в своих кругах, но свел их вместе именно Джонатан.

Ровно через месяц после приземления в аэропорту Кай Так Джонатан открыл собственное дело. С помощью своих новых друзей он нашел небольшое, но симпатичное помещение в самом центре города, набрал скромный штат: секретарша-англичанка и двое китайцев – и зарегистрировал компанию «Янус и Янус холдингз лимитед». В римской мифологии двуликий Янус был богом входов и выходов, дверей и всякого начала. Джонатан нарочно – тьфу-тьфу-тьфу! – выбрал это название, полагая, что в данных обстоятельствах оно вполне уместно.

И действительно, с самого начала в Гонконге ему сопутствовала удача, и вот уже больше десяти лет не оставляла его.

Это поразительное везение, а также поддержка и наставления двух влиятельных друзей обеспечили Джонатану истинное процветание. Надо, впрочем, признать, что в Гонконг он попал на редкость вовремя.

Получилось так, что, когда Джонатан появился в этом городе, резко поднялись в цене земля и строительные материалы. А поскольку в недвижимости Джонатан разбирался, он сразу понял, что звезды ему благоприятствуют. Достаточно проницательный, чтобы увидеть открывающиеся возможности, он ринулся в бизнес с азартом и чутьем игрока, стремящегося не упустить свой шанс. Нужна была, конечно, к смелость, ибо на карту было поставлено почти все: и собственное состояние, и деньги, вложенные в «Янус и Янус» Мартином Истоном и Ван Чин Чу.

За первые шесть месяцев он получил немалую прибыль, а когда год спустя в Гонконге начался настоящий земельный и строительный бум, он оказался в очень выгодной ситуации. Индекс Ханг Сенг на Гонконгской торговой бирже неожиданно подскочил, и Джонатан этим сразу же воспользовался, начав повсюду лихорадочно вкладывать деньги.

Оба его опекуна, по-прежнему не оставлявшие его своими заботами, через несколько месяцев – независимо друг от друга – посоветовали ему быть осмотрительнее. В течение следующих двух лет Джонатан еще занимался разного рода сделками, но уже к началу 1973 года резко сократил объем биржевых операций. Ван Чин Чу, который держал ухо востро и был в курсе всего, призвал его к еще большей осторожности, и Джонатан разумно решил, что надо неукоснительно следовать его советам.

Так или иначе, но к этому времени Джонатан уже сделал немалые деньги. Пора было превращать сверхприбыль в нормальное личное состояние, теперь он мог ни на кого не оглядываться. В начале восьмидесятых он стал уже силой, с которой считались не только в Гонконге, но и в деловом мире всего Дальнего Востока. На счете у него было немало миллионов, он владел небоскребом, где размещалась его компания, роскошным домом, несколькими автомобилями и конюшней чистокровных рысаков, которые участвовали в самых престижных бегах Гонконга.

Несколько лет назад он расстался с Мартином Истоном, который решил отойти от дел и перебраться в Швейцарию, но с Ван Чин Чу он поддерживал самые тесные отношения до самой смерти последнего, случившейся два месяца назад. Место китайца занял его сын, Тони Чу, получивший образование в Америке, так что сотрудничество Джонатана с банком успешно развивалось. Его личным вложениям в другие предприятия ничего не грозило, а «Янус и Янус» стоял прочно, как скала.