Далее Тейнет объяснил, что сложная и разветвленная система сигнализации включает также видеокамеры, установленные в каждом помещении музея. Конечно, административное здание охраняется не так строго, но напоминает в этом смысле тюрьму для особо опасных преступников. Они отправились в офис главного охранного управления, комнату на третьем этаже, до отказа набитую различным электронным оборудованием и напоминающую небольшую киностудию. Они стояли и разглядывали все эти приборы, не зная, с чего начать, но тут в помещение вошел высокий лысеющий господин лет под сорок, просто излучающий любопытство.

— Кто вы? — спросил его Морелли.

Мужчина представился. Его звали Робертом Стритером, он занимал должность начальника службы безопасности. На смену любопытству тут же пришло смятение, когда ему коротко сообщили, что произошло. И попросили объяснить, как же это получилось, что такая сложная и дорогостоящая система не смогла предотвратить преступления.

— Иными словами, — сказал детектив, — получается, что все эти ваши хитроумные штучки просто напрасная трата денег. Если бы не этот Барклай, тело до сих пор оставалось не обнаруженным. Никто не узнал бы о том, что случилось, еще бог знает сколько времени. Какая же от них польза, позвольте узнать?

Стритер был тоже озадачен, возможно, даже больше, чем детектив. В конечном счете от этого зависело, сохранит он свое место или нет. Вначале Стритер появился здесь в качестве консультанта, когда музей еще только начал расширяться, и давал советы относительно того, как лучше защитить коллекцию. Но работа консультанта, как он позже выяснил, есть не что иное, как разновидность безработицы, и доходы Стритера носили в ту пору неустойчивый характер. Но затем он вдруг увидел для себя возможность и воспользовался ею. Отчет его выглядел просто удручающе. По мнению Стритера, в плане безопасности музей можно было сравнить с картонным кукольным домиком. Никакой надежности. Он не только составил весьма пространный список всех необходимых устройств и приспособлений, но и снабдил его диаграммами и чертежами, показывающими, что даже в случае вооруженного вторжения или взлома преступление может быть предотвращено, а угроза — нейтрализована.

Для музейных сотрудников все это было китайской грамотой, однако они единодушно пришли к выводу, что создание подобной системы абсолютно необходимо для всех и каждого, кто хочет заняться рискованным музейным бизнесом. Кроме того, Стритера рекомендовал сам Морзби. Он оказался соучеником его жены по колледжу или что-то в этом роде. Они единодушно решили, что, невзирая на колоссальные расходы, в музее следует создать специальный отдел по охране и безопасности, а главой его, естественно, назначить Стритера. Тут уж он развернулся во всю мощь — принялся нанимать секретарш, помощников по безопасности, даже создал специальное подразделение по связям с общественностью, призванное выкачивать деньги из спонсоров. Его личный штат состоял из двенадцати человек, еще шестеро охранников патрулировали помещение, а уж что касалось всяких там электронных приспособлений, то им могло позавидовать даже ЦРУ. Стритер настолько обнаглел, что даже начал указывать, где и как следует развешивать картины. И все исключительно в интересах безопасности. Он умудрился сохранить свою должность консультанта и разъезжал по стране с лекциями на тему «Музейная безопасность в наши дни» за отдельную и весьма приличную плату. Это означало, что в Лос-Анджелесе он бывал все реже и реже, а потому начал выбивать себе должность заместителя, который курировал бы все вопросы в его отсутствие.

Далеко не все одобряли имперские замашки Стритера, в первую очередь Тейнет, почувствовавший в действиях охранника явную угрозу своему положению. Нет никакой необходимости, твердил он, ни в самом Стритере, ни в той бюрократии, которую он тут развел. Неудивительно, что Стритер яростно оспаривал его точку зрения, и вскоре они превратились в заклятых врагов. Случившееся должно было расставить все на свои места. Последние события должны были продемонстрировать или полную бесполезность всех систем безопасности (тогда победа оставалась за Тейнетом), или же доказать, что система нуждается в дальнейшей доработке и укреплении, что, несомненно, превратило бы музей в гибрид сталинского ГУЛАГа и завода по электронному оборудованию (победа Стритера). Имелся и третий вариант: музей должен был окончательно разориться, и тогда оба противника стали бы безработными.

Смекнув, чем пахнет для него это прискорбное происшествие, начальник охраны принялся с пеной у рта доказывать, будто начальство поскупилось, и ему доставили совсем не то оборудование, что требовалось.

— Я неоднократно подчеркивал, насколько безрассудно экономить на безопасности. Для оптимального…

— Пожалуйста, перестаньте. Мы здесь совсем не для этого, — произнес Морелли, потирая воспаленную десну. Он слишком устал, чтобы вмешиваться в местные музейные дрязги. — Почему бы вам просто не показать, что у вас есть, а не то, чего вы хотели бы.

По словам Стритера получалось, что все музейные помещения были снабжены системой видеокамер, каждая из которых в минуту обеспечивала обзор минимум восьмидесяти двух процентов площади. С равным успехом все эти камеры могли быть автоматически направлены в те места, где активировались датчики давления или сигнальные лучи улавливали посторонний предмет. Система входа с помощью специальных карточек могла автоматически блокировать вход и выход каждого музейного сотрудника; причем их личные коды были коррелированы с телефонной системой здания, поэтому администрация знала, куда и когда они звонят. Еще несколько сенсорных датчиков фиксировали перемещение людей из комнаты в комнату по их персональным карточкам. И наконец, установленные в каждой галерее микрофоны позволяли слушать разговоры — на тот случай, если кто-либо из посетителей вдруг начнет планировать ограбление. Естественно, все помещения музея были снабжены детекторами дыма, детекторами-металлоискателями, а также специальными устройствами для улавливания запаха взрывчатки.

— Бог ты мой! — изумленно пробормотал Морелли, когда объяснение подошло к концу. — Да вы здесь ко дню Страшного суда подготовились! И еще у меня создалось впечатление, что за сотрудниками вы наблюдаете более пристально, чем за посетителями.

— Может, вам и покажется это смешным, — обиженно возразил Стритер. — Но нашего босса убили именно потому, что многие мои рекомендации попросту игнорировались. А теперь моя система сообщит вам, кто это сделал.

Тейнету показалось, что голос Стритера лишен обычно присущей ему убедительности, но Морелли не обратил на это внимания. Он был целиком поглощен наблюдением за тем, как Стритер манипулирует совершенно уникальной системой контроля на центральном пульте компьютерного управления.

— Вполне естественно, что административное здание охраняется не столь строго, но визуальный контроль его помещений все же производится. И в данный момент я вывожу запись, оставшуюся на видеокамерах, на этот видеоприемник, — пояснил Стритер и указал пальцем.

— Он хочет сказать, что изображение должно появиться на экране, — подобострастно подхватил Тейнет.

Стритер с мрачным видом покосился на него, затем решительно отвернулся и уставился на экран, который оставался абсолютно черным.

— О… — пробормотал Стритер.

Директор и детектив вопросительно посмотрели на него, он снова бросился к главному компьютеру и принялся нажимать кнопки.

— Черт… — прошептал Стритер.

— Позвольте высказать догадку. Вы забыли зарядить пленку?

— Ну разумеется, нет! — обиженно воскликнул начальник охраны, продолжая манипулировать кнопками. — Никакой пленки в этой системе не используется. Похоже, вышел из строя узел визуальной записи.

— Камера сломалась, — негромко произнес Тейнет.

Стритер попробовал получить изображение с видеокамеры, установленной в коридоре, ведущем к кабинету Тейнета. Снова ничего. Тщательная проверка показала, что камера перестала работать вскоре после 8.30 вечера. Дальнейшие исследования выявили, что причиной сбоя в функционировании высоких технологий стал паштет с бутерброда, которым залепили объектив.