Все оказалось очень просто. Именно Аргайл выдвинул идею, в результате которой Флавия напрасно проторчала в Фьюмичино весь вечер. Он предложил задействовать в поисках ди Соузы римское управление полиции по борьбе с кражами произведений искусства, что помогало избежать формальностей и проволочек. Это в том случае, если Морелли обещает передать ему любую информацию о похищенном бюсте Бернини. Можете позвонить генералу Боттандо и сказать, что именно Джонатан Аргайл выдвинул эту идею.

Морелли взвесил все «за» и «против». В пользу принятия предложения говорил тот факт, что тогда они наверняка и сразу же схватят ди Соузу. Если пойти официальным путем, об этом даже нечего — мечтать.

— Как его фамилия? — спросил детектив.

— Боттандо, — ответил Аргайл, раскрыл записную книжку и посмотрел номер телефона. — И неплохо было бы сыграть на важности этого бюста. Если он был вывезен из Италии — а так оно, очевидно, и случилось, — генерал будет рад помочь.

— Мы ведь еще не знаем, что произошло с бюстом.

— Тем больше причин выяснить это.

Морелли кивнул.

— Идея в целом недурна.

— Нет, его, конечно, мог украсть и кто-нибудь другой, не обязательно ди Соуза, — продолжил Аргайл. — Существует множество причин для кражи бюстов. С нашей, стороны было бы непростительно пренебречь ими.

Морелли, будучи по натуре простодушным и уж определенно не обладавший изощренным умом, что свойственно лишь настоящим ученым, не сумел придумать сколько-нибудь достоверной иной причины и выслушал все версии Аргайла по очереди.

— Первая: ради страховки. Хотя Тейнет утверждает, что бюст застрахован не был. Вторая: ради выкупа. В этом случае следует ждать, когда преступник выдвинет требования. Если, допустим, по почте придет посылка с большим мраморным ухом и обещанием, что дальше последует мраморный нос, тогда сразу станет ясно. И наконец, третья: чтобы люди не разглядывали его слишком пристально.

— Почему?

— Да потому, что он может оказаться подделкой.

Морелли фыркнул. У полицейских нет времени на досужие домыслы и рассуждения, и он не преминул уведомить об этом Аргайла.

— Но это вовсе не досужие домыслы. Так уж обстоят дела в мире торговли предметами искусства. Поверьте моему опыту, это случается довольно часто. Я просто стараюсь помочь.

— В данном случае не вижу, чем. Нет, позвонить этому генералу Боттандо — мысль неплохая, спасибо за нее. Так что я, пожалуй, пойду и займусь своим делом. Должен еще поговорить с газетчиками. Уже слетелись, как мухи на мед.

— Вот и прекрасно, — произнес Аргайл. — Я тоже пойду, хочу кое-кого навестить.

Морелли насторожился.

— А вот этого не надо, — сказал он. — Вы и так очень нам помогли. Теперь ваше дело сторона.

— Знаете, я как-нибудь сам решу, надо мне навещать кого-то или нет. Почему нельзя нанести визит соболезнования скорбящему сыну, который, кстати, приглашал меня на выпивку? Неужели для того, чтобы зайти к Тейнету и обсудить с ним последние детали продажи картины, мне требуется получить разрешение полиции?

Морелли был вынужден согласиться, что такой бюрократизм ни к чему, но заметил, что Аргайлу все же Лучше торговать картинами и другими подобными вещами, а не лезть в расследование.

Будучи человеком наивным в таких вопросах, Аргайл решил, что по Лос-Анджелесу удобнее перемещаться на общественном транспорте. Вершиной цивилизации он считал поезда, они были его любимым видом транспорта. Но за неимением таковых сгодится и автобус. Однако и автобусов Аргайл здесь тоже не увидел. Они были редкостью, как пешеходы. Что касается поездов, то те, похоже, просто вымерли, как бронтозавры. И вот после долгих расспросов, колебаний, приступов нерешительности и поисков чего-нибудь совсем недорогого он взял машину напрокат. Салон проката напоминал мусорную свалку, забитую старыми проржавевшими насквозь автомобилями. Выбор был невелик, но и цены, по словам хозяина, — он пожал Аргайлу руку, представился Чаком и сказал, что Джонни может просто называть его по имени, — тоже. Аргайлу не нравилось, когда его называли Джонни.

Зато здесь оказалась одна машина, в которую он, фигурально выражаясь, влюбился с первого же взгляда. Светло-голубой «кадиллак» до кризисной эпохи, 1971 года выпуска, с откидным верхом. Размером примерно с «Куин Мэри» [5] и использующий, вероятно, не меньше горючего.

Почему бы нет, подумал Аргайл. Прежде ему никогда не доводилось водить ничего подобного. Часть культурного наследия страны, только на колесах.

Вернувшись в отель, он первым делом попросил привратника сфотографировать его на фоне этого монстра. Снимок можно будет показывать внукам, иначе они просто не поверят, что подобные машины когда-либо существовали.

После ухода Морелли Аргайл сразу отправился на автостоянку за отелем. В конце концов машина завелась и, выпустив облако вонючего выхлопного газа, медленно выехала на улицу. Она обладала скоростью и маневренностью супертанкера, но во всех остальных отношениях была в приличном состоянии, не считая пятен ржавчины на крыльях. Главное, что машина двигалась вперед, когда надо, и останавливалась, если ее очень попросить.

А правила дорожного движения в Калифорнии вполне либеральны и отводят на набор скорости от нуля до шестидесяти миль в час добрые пять минут.

Машина с ревом двигалась вперед, периодически выплевывая клубы черного дыма и через каждые 150 ярдов останавливаясь на красный свет. Аргайл пытался любоваться окрестностями и удивлялся, что подобное место может неплохо кормить торговцев автомобилями.

Шесть миль, отделявшие его от Вениса [6], где проживал Джек Морзби, удалось преодолеть примерно за полчаса. Аргайл полагал, что сумел бы добраться быстрее, если бы хорошо знал город. Достигнув места назначения, он задался новым вопросом: отчего это место получило такое название? Ведь ничего красивого он там не заметил. Хотя водоем с затхлой водой и некоторое подобие площади, недостроенной и запущенной, давали приблизительное представление о первоначальном замысле градостроителей.

Тем не менее этот район нравился Аргайлу больше, чем та часть города, где располагался музей. Похоже, главным занятием обитателей Вениса было сидеть сложа руки и почти ничего не делать. И Аргайл был рад это видеть. Несмотря на репутацию людей вальяжных, все остальные жители постоянно куда-то торопились. Даже в тех редких случаях, когда они переставали работать, горожане так и кипели энергией. Даже находясь на пляже, продолжали бегать взад-вперед, швырять друг другу разные предметы, нырять в океанские волны и выпрыгивать из них без всяких видимых на то причин. Аргайлу было приятно видеть людей просто лежащих, не наделенных маниакальным стремлением продлить свою жизнь до бесконечности. Иными словами, местечко было довольно грязное, засиженное мухами, но симпатичное, так, во всяком случае, ему показалось. Возможно, именно поэтому и получило такое название.

Найти обиталище Джека Морзби оказалось труднее, чем думал Аргайл, поэтому он очень удивился, когда все-таки его отыскал. Но увидел совсем не то, что ожидал. Он знал, что Морзби удалился от общества потребителей, чтобы написать Великий Американский Роман — стремление в тех благословенных краях нередкое, — но ему казалось, что сын мультимиллионера все же должен придерживаться хотя бы некоторых внешних признаков благополучия. Аргайл и прежде встречал таких типов в Италии: несмотря на принципиальное отрицание тирании потребительского общества, все они были одеты в красивые шмотки от Версаче, носили часы «Ролекс» и проживали в девятикомнатных апартаментах с видом на пьяцца Навона.

Однако молодой Морзби, судя по всему, вознамерился делать все как следует. Его дом вовсе не походил на типичную для миллионеров резиденцию, да и на особняки звезд на Беверли-Хиллз — тоже. У домов богачей есть крыши и окна. А если рамы или стекла приходят в негодность, миллионеры тут же вставляют новые, а не затыкают дыры старыми газетами. Когда с крыши падает черепица, они заменяют ее новой, а не оставляют щели, в которые хлещет дождь. У миллионеров есть перед домом сады, и в них работают садовники. Двор Джека Морзби больше напоминал свалку, где Аргайл брал напрокат машину. Следует отметить также, что миллионеры крайне редко валяются на голом дощатом полу маленькой веранды в задней части дома, курят сигаретку с весьма подозрительным запахом дыма и пьют из горла. Морзби равнодушно следил за тем, как приближается гость, потом вяло и небрежно взмахнул рукой.