— Все едино, — возразила жена. — Значит, это был уже март.

Они сидели втроем вокруг журнального столика. Светать за окном и не думало.

Из кухни, где режиссер все еще пил кофе, не доносилось ни одного звука. Сухарев и жена Жанзакова разговаривали почти неслышно.

— Он пришел к вам один?

— Один. Потом появился оператор со студии Горького… Коля… Он сейчас в отъезде. Сидели, разговаривали…

— О чем? Помните?

— О Будде, махатмах…

Денисов не понял. Аркадий пояснил:

— Коля большой специалист по Индии, увлекается буддизмом, дзенбуддизмом.

— Он шутит, — Мила пересела на тахту. — Знаний там никаких. Все на уровне брошюр атеистической серии.

— Я забыл, что оперуполномоченный может об этом не знать.

Аркадий расстегнул сорочку — под подбородком на шее блеснула довольно толстая цепочка. Животом он налег на журнальный столик, отодвигая кресло назад.

— Махатмы — сейчас общее увлечение…

— Больше никого в тот вечер не было?

— Нет. Посмотрели телевизор. Попили чай. Все по-домашнему.

— Жанзаков о чем-нибудь говорил?

— Больше молчал. По-моему, он ушел первым.

— Лишь уходя, — вмешался драматург, — Сабир поверг Колю в легкий транс. Когда тот демонстрировал осведомленность в древнейшей религии, Сабир процитировал кого-то из наисовременнейших исследователей. Коля так и отпал.

— Вы заходили к нему в вагон?

— Неоднократно. И я, и Мила.

— Кого-нибудь видели из тех, кто может сейчас помочь?

— Жанну Рудь… С ней тоже стоит поговорить. Подруга Терезы.

— В комнате было жарко.

— Вы не откроете окно? — попросила Мила. Денисов поднялся, приоткрыл форточку.

— Так?

— Да, — она сбросила туфли, устроилась поудобнее. — Вам часто приходится вот так, ночами, вести розыск?

— Бывает…

— Как интересно!

Присмотревшись, жене драматурга можно было дать лет пятьдесят и больше, тем не менее морщин на ее лице видно не было, а в какой-то момент оно казалось даже юным.

«Словно маска, — подумал Денисов. — И неизвестно, что за человек за ней. Как относится к тому, что ты говоришь».

— Жена, наверное, вас совсем дома не видит…

Денисов не поддержал тему.

— Чем Жанзаков занимался в свободное время? Как проводил вечера?

— Читал. Я привозил ему книги. У него очень широкий диапазон чтения. Психология творчества, восточная медицина, наука, спорт. Огромный круг интересов. Пожалуй, я еще с таким не сталкивался. Художественной литературы, правда, он читал мало. Ромен Роллан, Маркес. Из последних — Чингиз Айтматов. Гусейнов. Взял из библиотеки Валентина Сидорова — «Семь дней в Гималаях».

Денисов взглянул на часы. Было начало пятого. Надеяться на то, что Жанзаков, дозвонившись до тестя в Душанбе, свяжется сразу с квартирой в Крылатском, не приходилось.

«Профессии юриста и врача похожи, — говорит один из старых оперуполномоченных, наставник и друг Денисова. — Но в отличие от врачей, юрист не может надеяться на то, что человеческая природа в случае казуса обойдется без него и здоровый организм победит болезнь. Под наш лежачий камень вода не подтечет никогда…

— Съемки, вообще работа над фильмом увлекала его? Что он говорил?

Аркадий достал сигарету, огромный живот его колыхнулся:

— Вам приходилось раньше сталкиваться с кинопроизводством?

— Односторонне. Я летал в Бухару в связи с убийством администратора картины. Несколько допросов. Все.

— Не знаю, смогу ли я вас убедить. Говорить об увлечении трудно. Специфичность работы. Сегодня может сниматься конец фильма, а завтра начало или середина.

Сплошная мозаика. От актера требуется высокий профессионализм. Вы не смотрели материал, который мы отсняли? Сценарий тоже не читали?

— Когда он мог увидеть, дорогой! — Мила на тахте пожала плечами.

— Конечно же. «Что-то с памятью моей стало…» Очень интересный сценарий. Мила может подтвердить.

— Твои сценарии — самые интересные, дорогой.

— Спасибо, Милочка. Так вот по поводу фильма. Речь идет о раскрытии преступления, что-то вроде «Восточного экспресса» Агаты Кристи. Сотрудники анализируют преступный почерк и выходят на убийцу. Я месяца два ходил в ваше управление транспортной милиции каждый день. Как на работу…

«Я неточно сформулировал вопрос…» — подумал Денисов. Это не могло его интересовать. И упоминание термина, кочевавшего из одной легкой пьесы в другую, звучало безмерно фальшиво.

— В общем, да.

Так в свое время в уголке Дурова шокировал его ученый ворон, когда скрипучим совершенно человеческим голосом четко произнес:»Во-ло-дя!»

«О чем можно узнать за два даже полных месяца хождений в контору? — Денисов пожал плечами. — Что можно почувствовать, когда не отвечаешь за результат розыска, не обязан ни искать, ни запоминать, ни ломать голову. Не знаешь температуры милицейских отношений?»

— Трудная у него роль?

— Я сторонник сложного. Тогда актеру есть что играть… Когда-то давно я сам играл в детском театре. В «Печальном однолюбе» Симона Соловейчика у меня была роль учителя рисования. Там я рассказываю о том, как даю задание ученикам. Я говорю им: «Человек гуляет с котом. Нарисуйте, что человек думает о коте. А потом — что кот думает о человеке». И они садятся и прекрасно рисуют… Мы привыкли к последовательному показу проблем. Поэтапному. Но, представьте, проблемы накладываются одна на другую. Замкнутый круг. Понимаете?

— Что, это применительно к роли, которую играет Жанзаков?

— Режиссер говорит Сабиру: «Сыграй преступника, который уверил всех, в том числе себя, что он невиновен, хотя знает, что совершил убийство…»

Аркадий неожиданно понизил голос, кивнул на тахту. Мила, которая еще недавно разговаривала, незаметно заснула.

— Но это не все! Там сложная психологическая подоплека. Герой расстался с любимой женщиной, полюбил другую. В то же время понимает, что ничего не в состоянии изменить в своей жизни. Та, первая, не уйдет, будет его любить до конца…

Денисов поднялся, сделал несколько шагов. Ковер мягко пружинил. Денисов не снял обувь, единственный из находившихся в квартире.

«Каждый день снова Жанзаков проигрывал перед камерой свою незадавшуюся жизнь. А вечерами звонил в Мурманск, в Сосногорск. И еще получал втыки от Сухарева… Как у Грэма Грина. То, что Жанзаков выписал: „Если мы можем его выдержать, относясь к тому, кого любим, с милосердием, а к тем, кому изменяем, с нежностью…“

— Как вы подбирали актеров на роль?

Аркадий поднял голову:

— Кинопробы. Актеры снимались в небольших эпизодах. Худсовет утверждал.

— Кто решал, кого пригласить?

— Режиссер. И сценарист. В принципе подсказать актера могли все члены съемочной группы. Руководство киностудии. И вообще со стороны.

— Вам что-нибудь известно о первой семье Жанзакова?

— Очень немного. Развелись. Он никогда об этом не говорил.

— О том, что у него дочь?

— Впервые слышу.

— Парня этого не знаете? — Денисов достал фотографию, заимствованную в Ухте. — Где могли происходить эти занятия?

— Нет, не знаю.

Аркадий и Мила ничем не смогли ему помочь. Несколько минут в комнате было тихо, Денисов взглянул на часы: Тереза и режиссер разговаривали более получаса. О чем мог поведать жене исчезнувшего киноактера человек, бок о бок проживший более трех месяцев с ее мужем?

«Ты — как пес, побитый, безудачный…» — Денисов вспомнил первую жену Жанзакова. — «Сабир даже попросил записать характеристику к нему в блокнот». Что еще? «Звонит. Из Ханоя, из Кельна. Телефонистки удивляются… Один раз профессора привез, чуть ли не академика. Потом знахаря…» И в то же время боязнь потерять Терезу, восхищение, связанное почти с поклонением. Любовь — мания. «Когда узнал, что Митя, мой муж, писал мне на французском, стал изучать язык». «С Терезой стал другим…»

— Кто предложил Жанзакова на роль? Вы?

— Да.

— А точнее?

— Тереза.

— Она читала сценарий?

— Да. Ей очень понравился. Зачем иначе она бы рекомендовала Сабира!