— Господи, спаси помилуй и сохрани… раба твоего… Григория… навеки тут останусь…

Но Бог дал отважному рабу своему Григорию достаточно сил, чтобы прорваться через препятствие, и тот с глухим железным звоном спрыгнул вниз.

Внизу, у замка, бояре заторопились к воротам, а одноклубники — к лесу, за оставленными там мушкетонами. Проникшие внутрь лазутчики, обнажив оружие, устремились к дверям. За роскошными дубовыми створками обнаружилась неприлично узкая деревянная лесенка. Картышев удивленно чертыхнулся, побежал вниз. Лестница вывела в темный раздваивающийся коридор. Игорь, а следом за ним и Миша Архин повернули налево, боярин Григорий с Малохиным — направо. Одетому в железо воину бежать оказалось тяжеловато и он перешел на шаг. Слева с промежутками в две сажени мелькали узкие высокие бойницы, за которыми в полусотне шагов шелестели низкие, с округлыми кронами яблони. Справа шла сплошная каменная стена.

— Постой, боярин! — вскинул палец Григорий Батов, скинул шелом, прижался ухом к стене. — Никак, кони ржут… Конюшня там.

Он отступил, оглядывая стену:

— Ворота во двор вести должны… Во двор нам надоть, к конюшне.

Позади послышался топот. Боярин и Малохин развернулись, выставив клинки, но это догоняли свои:

— Спуск там дальше, — сообщил, тяжело дыша, Картышев. — И овощами воняет. Погреб, похоже.

Батов кивнул, двинулся дальше по коридору. Неожиданно проход снова раздвоился. Точнее, обнаружился отходящий вправо коридор. И опять боярин с напарником повернули направо, но на этот раз сразу за собранной из тонких еловых стволов дверью по глазам ударил свет: они оказались во дворе замка, ярко освещенном из узких бойниц противоположной стены — она никак не отгораживалась, просто вдоль амбразур шел неширокий помост для стрелков. Во дворе густо пахло пряностями и тушеным мясом. Прямо от ног до земли спускалась лесенка без перил, но с широкими ступенями.

— А-а-а! — в ужасе заорала при виде незнакомых воинов поднимавшаяся по лесенке с подносом в руках дородная тетка. Боярин легким движением резанул сверху вниз, и крик оборвался. Служанка откинулась на спину, а запеченные фазаны, лежащие на подносе оттопырив пышные хвосты, рассыпались в кровавой луже коричневыми комками.

— Ворота! — с облегчением выдохнул Батов и бегом припустил через двор. Малохин кинулся было за ним, но краем глаза заметил выбирающегося из охапки сена бородатого мужика с кошкодером на боку. Игорь остановился и повернулся навстречу врагу.

Из седых, мелко закрученных волос ливонца и из короткой, но густой бороды во все стороны торчала пересохшая трава, ворот толстого кожаного поддоспешника расстегнут, серые глаза смотрели хмуро, и без всякого страха.

Малохин ринулся вперед и, в нарушение всех правил боя на мечах, рубанул врага из-за головы, торопясь покончить с ним, пока тот не успел приготовиться к бою. Но неожиданно тяжелый меч напоролся на преграду, обрушившись не на голову ливонца, а соскользнув в сторону, а оказавшийся обнаженным кошкодер обратным движением резанул Малохина поперек груди. Сергей отпрянул, но ощутил как натяжение куртки на груди резко ослабло и по телу поструилось нечто липкое.

— Ах ты! — он попытался нанести прямой удар, но ливонец отбил и его, ответив легким уколом в бок, потом попытался ударить в горло, и Малохину только невероятным усилием удалось подставить под смертельный выпад свой клинок. А кошкодер уже скользнул вниз, больно резанув ногу.

Сергей с ужасом понял, что его гордость, его великолепный толстый и широкий, сужающийся к концу русский меч, сделанный аутентично образцам десятого века слишком тяжел, чтобы отбивать удары менее страшного с виду, но куда более легкого клинка века шестнадцатого. Он не успевал, он катастрофически не успевал за движениями ливонца! И понял, что сейчас будет убит.

Понял это и ливонец. В глазах его появились веселые искорки, он уже не торопился убить незваного гостя, он просто тихонько подкалывал его то с одной, то с другой стороны, задорно хмыкая при каждом вскрике Малохина. И тут… И тут у него из груди выросло стальное острие.

Старик так и не понял, что убит. С веселым выражением лица он попытался подколоть противника еще раз, но потерял равновесие и с потухшими глазами завалился набок.

— Это ты, Миша? Откуда?

— Крик услышали, и назад вернулись. А тут ты рубишься… — Архин перевел взгляд на убитого воина и его передернуло. На миг показалось — вырвет, но Миша справился, наклонился и выдернул из тела свой клинок. — Никак привыкнуть не могу, как легко… Тык его в спину, и насквозь…

— Уж лучше так… — сунув свой тяжелый меч в ножны, Малохин подошел к врагу, наклонился и вынул из его руки легкий кошкодер. — Пригодится.

Он выпрямился, и перед глазами завертелись белесые мушки. Сергей замер, давая им возможность улечься и удивляясь внезапной слабости, но мухи никуда не делись, а сам он медленно и расслабленно осел на землю.

У ворот схватка с подбежавшим монахом закончилась куда быстрее: боярин Григорий, увидев, как выскочивший из угловой двери святой человек метится мечом ему в живот, чуть согнулся и повернулся боком, позволив лезвию безвредно прошелестеть по кольцам панциря, а потом быстро чиркнул черноризника саблей по горлу. Затем неспешно преодолел последние четыре шага и отодвинул засов. Калитка замка гостеприимно отворилась, и внутрь хлынули вооруженные саблями и мушкетонами ратники.

Последними вошли Росин и опричник. Костя посмотрел на распластавшегося с перерезанным горлом монаха, на лежащую немного поодаль мертвую женщину, поморщился, покачав головой:

— Это же сколько душ мы загубили, пока сюда дошли?

— Как ты можешь, боярин? — мягко укорил его Зализа. — Мы человека русского из полона освобождаем, а ты крови убоялся! Грех.

— Забудь, забудь про все, — епископ поднес кубок к губам, закрыл глаза и втянул теплый цветочный аромат. — Представь себе, что этот виноград зрел на ветвях целый год, пропитываясь солнечными лучами, омываемый дождем, замерзающий холодной ночью, согреваемый сухими теплыми ветрами. И каждое жаркое утро, каждая капля дождя оставила в нем свой след, меняя вкус, аромат, цвет…