— Эврика. Нужно их в цепочку выстроить, пусть передают друг другу поправку на деривацию, — пробурчал Пётр Христианович в усики щегольские и пошёл смотреть на результат.

А что, второй выстрел был вполне. Попал в грудь, а не в живот. Хотя чуть правее на этот раз. Брехт вернулся, выстроил цепочку пацанов, и произвёл ещё два выстрела. Спирька, наверное, правильно всё сказал, но на выходе из этого глухого телефона получил Пётр: «Храц» и «Брац». Опять самому пришлось тащиться. Всё пули попали в грудь. В аорту, куда граф и целился, ни одна не угодила, все вокруг легли. И это понятно. Всё равно количество пороха немного разное в патронах бумажных и пулю, когда забиваешь в ствол, хоть немного, но деформируешь. И каждый раз по-разному. Стоит этот результат считать приемлемым. Белке в задницу не попадёт, но человека уконтропупит с трёх сотен метров. Был бы вместо деревянного солдата, тот самый петербургский хлыщ, которого Брехт решил завалить, во всех четырёх случаях ему бы хана пришла. И ещё стоит подумать, а в грудь ли стрелять. В живот, может, и надёжнее, такие раны сейчас точно не оперируют, зашивать кишки ещё та морока. И плюс есть. Хлыщ будет долго и мучительно умирать на глазах у «товарища». И товарищ этот с большей вероятностью придёт к требуемому Брехту решению.

Можно, на этом и остановиться пока. Ещё ведь второй карамультук есть, с чуть большим калибром. Но перед отстрелом деревянных противников, Пётр Христианович собрал снова добровольных помощников и попытался отрепетировать с ними передачу информации.

— Не спешите, если чётко не поняли, переспросите.

Нда. Ох ты, если не лох ты. Процесс вообще превратился в сплошной ор и ноль информации. Пришлось опять сходить. Оказалось, пацаны кричали «нога», а Пётр Христианович, настроившись на цифру, все понять не мог, стал даже вспоминать старославянские цифры. Там же буквами записывали. «Глаголь», может, кричат, то есть «три». Граф вернулся на позицию, максимально поднял прицельную планку, прицелился в центр мишени и снова выстрелил. Не стал ор слушать. Прошёл эти триста метров и понял, что в аорту опять целясь, прострели супостату селезёнку. А чего, один чёрт сдохнет.

Сколько там за день человек должен проходить, чтобы аура шлаками не забивалась? Десять тысяч шагов. Сегодня до обеда Пётр Христианович их нашагал. И тут послышался бой барабана. Ага. А жизнь-то налаживается. Это Пётр нашёл у себя в Хоромине, ладно, в графском дворце, этот инструмент музыкальный нашёл и отдал Тихону. Барабан вычурный, трофей должно быть с кавказа привезённый реципиентом. Не смог Брехт вспомнить, копаясь в мозгах, откуда сей раритет взялся, но вот в хозяйстве пригодился.

— Как кашу в полевой кухне сварганят, играй побудку. Собирай народ. — Вручая инструмент Тихону, велел.

— Орлы, давай пошли назад, сейчас подкрепимся.

Народ, который «орлы», дисциплине не обучен, не в колонну выстроился и степенно стал маршировать за их сиятельством, а с криками устремился в атаку на припасы врага. Рассыпным строем бежали. Не добрался до них Суворов.

Это было первое использование агрегата. Таким красивым, как в будущем не получился, материалы не те. Красок термостойких вообще нет. Всё ржаво-коричневое. А если у дизайнера такой цвет в предпочтении?! Но кашу с мясом полевая кухня в количестве пятидесяти литров или ста порций сготовила, несмотря на непрезентабельный вид. Ничего вкуснее Пётр Христианович и не едал. Оказывается, в каше не приправы главное и даже не количество мяса, хотя его и не пожалели, а количество шагов от огневой точки до мишени. Вот трёх сотен шагов явно хватило для зверского аппетита. А ведь завтра на пятистах метрах будет деревянный солдатик стоять. Нужно чашку побольше приготовить.

Событие тридцать шестое

Ответа ждут — всю истину скажи,

Не говори ни хитростей, ни лжи.

Алишер Навои

Все знают, что «В России две беды: дураки и дороги». Дальше враньё всякое. Карамзин сказал. Гоголь. Салтыков-Щедрин, Вяземский и даже сам Николай I. Всё врут календари. Это выражение придумал Михаил Задорнов. Пётр Христианович Витгенштейн пока этого лиха сильно не хлебнул, зимой вполне себе дороги, а летом посмотрим. Вот с дураками сложнее. Не, не император Павел не дурак, он просто холерик … Нда, ну и чудак немного. Ну, уж кого воспитали. Отправить генерала в ссылку за то, что в его полку мундиры у гусар всех оттенков синего и голубого, а не одинаковые — перебор. Пошиты в разное время и у разных портных, ну, построены, выгорели на солнце, выцвели от частых стирок. Да и изначально были чуть отличные. Это в кино едут гусары все в одинаковых доломанах. Так там держава шила за огромные деньги реквизит для фильма, а тут жизнь.

Но Павел хотя бы попытался кое-что в России улучшить. Он ввёл так называемую «трёхдневную барщину», согласно которой работа на помещика у крепостных крестьян должна была занимать не более трёх дней в неделю. Кроме того запрещалось заставлять крестьян работать по церковным праздникам и по воскресеньям. Плевать многие помещики хотели на его запреты. Но ведь пытался человек.

На этом реформатор не остановился и снизил подушную подать и многие налоги. А вот один его указ серьёзно повлияет потом на судьбу России. Крестьяне этим указом получили право заниматься торговлей, официально становиться купцами либо мещанами, то есть, покидать деревню и селиться в городе.

Ещё не все плюсы от Павла. Он провёл ряд смягчающих реформ в области вероисповедания: разрешил людям, исповедавшим старообрядчество, строить храмы на территории всего русского государства. Не уровнял Старообрядцев с остальными, но хоть чуть поблажку дал.

Если бы этим ограничился, может быть и выжил, но не имея поддержку ни одного сословия, он набросился на дворян. Были разрешены физические наказания для представителей этого сословия. Дворянам запретили уходить в отставку с государственной службы.

Были отменены положения «Жалованной грамоты», разрешающей аристократам избегать множества наказаний, а фактически делающей их едва ли не неприкосновенными.

Всё что Матушка государыня даровала, отобрал. И после этого выжить хотел.

Не, не дурак. Дурачок. Наивный дурачок. Последний в мире рыцарь.

А совершенно не нужный поход Суворова против Наполеона? Ну, сиди, занимайся экономикой своей страны, нет, все в жандармы Европы лезут.

Брехт спасать Павла не хотел, этот холерик может и до настоящей беды страну довести. Один его демарш с оставлением Закавказья принесёт потом тысячи и тысячи погибших русских людей в последующих кавказских войнах. Раз уж заняли земли, и там вполне дружеское население было в тот момент, то зачем уходить. Ведь Каспийское море практически стало внутренним озером.

Брехт считал, что гораздо более злыми врагами России являются не дороги, а овсюг и спорынья. Вот как раз две беды у России — спорынья и овсюг.

Нужно было пока ещё пару месяцев есть до отзыва в столицу и сева хоть чуть заняться селекцией пшеницы и ржи. И попытаться справиться с этими двумя бедами.

Овсюг может полностью погубить урожай пшеницы, ржи, овса и ячменя. От него практически невозможно избавиться. Брехт шесть лет в Приморье боролся с ним и только в последний год, можно сказать, начал одолевать. Никакое трёхполье не избавляли от него, у овсюга есть от этого трёхполья защита. Словно кто-то специально выводил страшный неубиваемый сорняк, чтобы люди злаковыми бросили заниматься. У этой заразы резко выражено разноплодие. В каждом колоске метёлки содержится обычно по 2–3 семени, сильно различающихся, как по форме, так и по размерам, а главное по способам распространения и особенностям прорастания. Нижние семена представляют собой крупные зёрна, которые в зрелом состоянии могут дольше всего оставаться в метёлке, поэтому они чаще попадают в амбары крестьян и в итоге засоряют зерно культурных растений. В принципе, их довольно сложно отличить от того, что крестьянин получает, сея культурные зерновые. По существу овсюг — это дикий овёс и семена его вполне съедобны и питательны. Семена овсюга из-за этого трудно отделяются от семян зерновых. И самое главное и плохое — такой материал является источником распространения овсюга на новые, ранее не засорённые им почвы. Это не все беды. Верхние мелкие семена обладают периодом покоя не менее 1,5–2 лет и обеспечивают возобновление вида через несколько лет, выступая своего рода резервом для вторичного засорения. Лежат в почве и ждут, когда трёхполье пройдёт.