В Питере в это время жило порядка двухсот двадцати тысяч человек. По нашим меркам, это совсем немного. Конечно, не все были на виду друг у друга, но и возможность затеряться в людском море была небольшая. Если начнется скандал в связи с убийством Сил Силыча и его подручного, полиция вполне может заинтересоваться раненым человеком, оказавшимся в беспомощном состоянии невдалеке от места преступления.

Судя по теперешнему самочувствию, возможности убраться с этого постоялого двора раньше завтрашнего дня у меня не было. Так что необходимо было простоять еще день и продержаться ночь, а там будет видно.

Невеселые раздумья прервал приход хозяина. Он явился за очередным траншем за постой. Когда он вошел, я встал ему навстречу.

— Ты, как погляжу, поздоровел? — спросил он без особого восторга.

— Да.

— Я за платой.

— Почему так рано? — удивился я. — Я вчера с тобой рассчитался за два дня,

— Здесь тобой интересовались, — неопределенно усмехаясь, сказал он. — Спрашивали паспорт, подорожную…

Это было явное вранье, видное, как говорится, невооруженным глазом.

— Нужно было ко мне привести, я бы показал, — равнодушным голосом ответил я.

— Так у тебя что, есть бумаги?

— А как же! Как бы я без подорожной въехал в город?

— Ты разве не беглый?

— Шутишь! Я, между прочим, Хасбулат-удалой! — зачем-то соврал я, вспомнив слова популярной народной песни

— Ты — удалой? — не поверил хозяин. — Мне-то все равно, но я уже заплатил, чтобы тебя не трогали, кто мне деньги вернет?

Я хотел было сказать, что это его, а не моя проблема, но решил не ссориться и дать вожделенный рубль.

— Ладно, — примирительно сказал я, — заплачу тебе вперед.

Я полез в карман и вытащил несколько маленьких монет. Судьба на этот раз была ко мне неблагосклонна, все они оказались золотыми. У хозяина, понятное дело, при виде желтого металла, глаза вылезли из орбит, он приниженно принял плату и сразу же удалился из комнаты.

«Все равно завтра съеду», — оптимистично успокоил я себя. Теперь, когда начали возвращаться силы, я уже не чувствовал себя таким, как вчера, беззащитным.

Минут через десять после визита хозяина появилась его сестра. Она, как и прежде, вошла без стука, но, застав меня на ногах, смутилась и первой поздоровалась.

— Здравствуй, малый, — сказала она, слегка покраснев. — Вижу, ты уже встал?

— Здравствуйте, сударыня, — ответил я на приличном русском языке, давая понять вежливым, но светским приветствием, что тоже принадлежу к «сливкам общества». — Рад и вас наблюдать в добром здравии!

До этого случая мы почти не разговаривали, только обменивались односложными вопросами, и то, что я повел почти «светский разговор», окончательно загнало тетку в ступор.

— Так ты по-нашему разумеешь? — только и нашлась спросить она.

— Почему бы и нет?

Разговор у нас явно не складывался. Не пойму, что ее так смутило — возможно, опасение, что я разглашу подробности нашего ночного рандеву. Если, конечно, оно было.

— Проходите, садитесь, — пригласил я, указывая на единственный в номере стул.

Я подумал, что она откажется, но она кивнула и села. Говорить нам было не о чем, но сидеть одному в четырех стенах слишком скучно, и я воспользовался возможностью поболтать с представительницей прекрасного пола.

— Нынче по утрам стало уже свежо, — для затравки завел я разговор о погоде.

— Да, свежо, — как эхо откликнулась она.

— Вы прекрасно выглядите, вам говорили, что вы настоящая писаная красавица? — с натугой перешел я на другую тему. Получилось у меня это не очень ловко, даже пошловато, особенно учитывая мой нынешний юный вид.

Женщина так удивилась моим комплиментам, что ничего не смогла ответить, просто открыла рот.

— Мы еще не знакомы, — продолжил я, — позвольте представиться, меня зовут Хасбулат.

— Марья Ивановна, — машинально ответила она, продолжая смотреть на меня во все глаза.

— Капитанская дочь? — поинтересовался я, вспомнив одноименную повесть и имя-отчество героини Пушкина.

— Нет, бригадирская, — поправила она. — А ты… вы кем будете?

— Так, по делам путешествую. Да вот занедужил в дороге.

Марья Ивановна сочувственно вздохнула, но было видно, думала совсем о другом.

— Ты бы, милый, шел бы отсюда. Долго ли до греха…

Я внимательно смотрел ей в лицо. Теперь многое из ее поведения делалось понятно. Она не просто спала со мной, она меня, скорее всего, от чего-то спасала.

— Понятно, — сказал я, отвечая не на ее слова, а на свои мысли. — Спасибо, Марья Ивановна!

Однако не только уйти, но и собраться это сделать я не успел. Дверь в номер широко распахнулась. В комнату влетел хозяин с красным от гнева лицом. За его спиной маячили два мужика, одетые в извозчичьи армяки.

— Тебе кто дозволял по номерам шляться! — закричал он на сестру. — Убирайся к себе!

Женщина вскочила со стула и отступила вглубь комнаты.

— Не нужно, Поликарп Иванович, — просительно сказала она. — О душе подумай!

Однако хозяин ни о чем таком думать не собирался. Он был так зол, что с трудом удерживался от ругани и рукоприкладства.

— К себе! — кратко приказал он, гоняя по скулам желваки и сжимая кулаки. — Не твоего бабьего ума дело!

Я почувствовал, что семейная ссора вот-вот перерастет в нечто большее, и вмешался:

— Выйдите из моего номера! — громко сказал я ломающимся мальчишеским голосом.

От неожиданности хозяин на мгновение остолбенел, потом загрохотал, срывая зло на мне:

— Я тебя, басурман удалой, сейчас как собаку убью! Ты мне, пес смердящий, перечить будешь! Да ты знаешь, с кем говоришь!

Он мотнул головой помощникам и двинулся на меня. Те, мешая, друг другу протиснулись в комнату, и сразу в ней стало тесно. Я отскочил назад к кровати и выхватил из-под подушки пистолет.

— Вон отсюда! — закричал я, взводя курок.

— Да я тебя! — начал было Поликарп Иванович, но я прицелился ему прямо в лоб, и он замолчал на полуслове. Его помощники собрались броситься на меня, но я опередил их, закричав:

— Еще шаг, и стреляю!

Они нерешительно остановились, не слыша приказа хозяина.

— Вели им убраться отсюда, или тебе конец! — продолжил я, глядя в упор в полыхнувшие испугом глаза Поликарпа.

Тот понял, что я не шучу, и приказал:

— Оставьте нас!

Мужики послушно вышли, притворив за собой дверь.

— Марья, иди к себе! — снизив накал, опять приказал хозяин.

— Нет, — твердо ответила женщина. — Не будет по-твоему.

— Вам отсюда все равно не выбраться, — с ненавистью глядя то на сестру, то на меня, пообещал он, — подохнете здесь, как крысы.

— Лучше умру, но по-твоему все равно не будет! — упрямо сказала женщина звенящим голосом.

— Ладно! Родную кровь на безродного басурмана променяла! — не отводя взгляда от нацеленного в лоб пистолета, прошипел Поликарп Иванович, отступая к выходу. — Будь ты трижды проклята.

Хозяин толкнул дверь спиной и выскочил за порог.

Марья Ивановна, обессилив от нервного порыва, опустилась на корточки там, где стояла, и тихо заплакала, прикрывая глаза кончиками платка.

— Не нужно, — попытался я успокоить ее, — все будет хорошо! Как-нибудь выкрутимся.

— Нет, — сказала Марья Ивановна, промокнув последние слезинки, — ничего не поделаешь, придется погибать. Брат за деньги никого не пощадит.

— Это мы еще посмотрим.

— У тебя в пистолете всего один заряд. Он пошлет кого-нибудь из своих разбойников под пулю, и вся недолга. А дальше… — она не досказала, только горько вздохнула и перекрестились.

Мысль была, по меньшей мере, здравая и заставила меня заспешить. Первым делом я запер дверь на засов. Она открывалась наружу, так что внезапно выбить ее у нападающих не получится, придется выламывать, а это потребует времени. Следующее, что я сделал, это вынул из сундука саблю и освободил ее от тряпок. Несмотря на слабость, которая меня еще не оставила, с таким оружием продержаться было можно.