Между ней и Юлей было всего два метра, я находился дальше, у боковой стены, к тому же нас разделял стол. Первым порывом было перескочить через него, но сделать это не дала длинная юбка. Тогда я выпустил из руки саблю, схватил кошель с монетами и запустил его в сумасшедшую бабу.

Скорее всего, это и спасло Юлии жизнь. Снаряд угодил женщине в щеку и сбил с броска. Ее голова дернулась, она отмахнулась, блуждающим взглядом посмотрела на упавший к ногам кожаный мешочек и перевела взгляд на меня. В глазах ее были муть, отчаянье и ненависть. Красное распухшее лицо, вздыбленные волосы делали ее просто страшной.

Видимо, стряпуха только теперь увидела меня, и то, что я женщина, подхлестнуло ее ненависть. Забыв о Юлии, она кинулась на меня, но теперь уже ей помешал стол. Она налетела на него и попыталась достать меня ножом.

Я инстинктивно отпрянул и присел на корточки, чтобы поднять брошенную саблю.

Стряпуха размахивала ножом, пытаясь перегнуться через стол. Когда я встал с клинком, направленным ей в грудь, это ничуть не усмирило бедолагу. Напротив, только подлило масло в огонь. Теперь она выкрикивала какие-то бессвязные слова и ругательства, а потом бросилась в обход стола, чтобы добраться до меня. Юля смогла, наконец, встать с пола и жалась в углу, как мне показалось с беглого взгляда, совсем потеряв способность защищаться.

Я повернулся к приближающейся напасти, не представляя, чем может кончится наш бой и вообще, что мне делать. Когда женщина оказалась на моей стороне стола и пошла вперед, глядя мне прямо в глаза, я начал отступать, выставив перед собой клинок.

— Успокойся! Брось нож! — говорил я, пятясь. — Все будет хорошо!

— Убью! — опять членораздельно закричала безумная и бросилась грудью на острие.

Рывок был внезапен и так быстр, что я не успел отскочить, и сабля, обо что-то споткнувшись, скользнула по грудной клетке и, как в масло, вошла в тело. Я выпустил рукоятку из руки и отпрыгнул назад. Пронзенная насквозь женщина с едва не дошедшим до груди эфесом продолжала идти на меня, пытаясь ударить ножом.

В ее безумных глазах теперь появилась смертная мука, страх и растерянность.

Я вяло отступал, не в силах оторвать взгляд от расплывающегося на проткнутом сарафане кровавого пятна.

«Этого мне только не хватает», — подумал я, заранее боясь того, что теперь меня будут преследовать видения убитой.

— Будь ты… — негромко и отчетливо, произнесла стряпуха, и на ее губах появилась розовая пена. Потом, споткнувшись, она упала вперед, всклоченной головой прямо к моим ногам.

— А! — опять закричала Юля и, спасаясь, теперь неизвестно от кого, бросилась мне на грудь и обхватила руками.

— Успокойся, все кончилось, — устало сказал я, не в силах отвезти взгляд от торчащего из спины окровавленного клинка.

— Я боюсь, обними меня! — молила девушка, все теснее прижимаясь ко мне.

Я крепко сжал ее тело и поцеловал, пытаясь успокоить. Юлю била сильная нервная дрожь и совсем неожиданно для меня она начала задирать мне юбку.

— Юля, что с тобой? — спросил я, пытаясь отстраниться. — Не нужно!

Однако она не отпустила и начала осыпать мое перемазанное паутиной и пылью, потное лицо поцелуями.

Как ни странно, но и у меня внезапно возникло сильное и болезненно-острое желание овладеть ею. Мы соединились прямо на столе, заваленном деньгами. Ничего красивого и романтического в этом соитие не было, одна яростная страсть жизни, победившей смерть.

Все это продолжалось коротко, несколько быстрых минут. Потом мы распались и встали, одинаково отряхивая юбки и не глядя друг на друга.

— Прости меня, — шепотом сказала девушка, — но я люблю другого человека!

Я почти равнодушно подумал, что она говорит об Аркадии, и что нам с ней повезло, что нас никто не застал.

— Все хорошо, — ответил я, — мне нужно переодеться, платье совсем порвалось.

— Это что за деньги? — спросила Юлия, совсем другим тоном, удивленно глядя на пачки ассигнаций и мешочки с монетами, которые мы разбросали, освобождая для любви стол.

— Их, — кивнул я на труппы разбойников. — Потом поделим.

Чтобы ни у кого не возникло соблазна, я положил ценности назад в сундук и закрыл крышку. Юля безучастно сидела на перевернутом хозяйском кресле. Когда я ее позвал, она, словно очнувшись, вскочила на ноги.

— Она меня чуть не убила! — сказала девушка, со страхом взглянув на мертвую стряпуху.

— Чуть не считается, — ответил я. — Пойду, переоденусь.

— Я с тобой!

Мы вышли из дома во двор. Наших спутников около дома видно не было, и мы пошли на зады усадьбы к конюшне и каретному сараю. Там, на задах, в мягкой земле крестьяне копали яму под наблюдением обоих офицеров, сидящих на завалинке. Яма была уже глубокая, но видимо не устраивала землекопов, и они продолжали выбрасывать влажную супесь на бровку могилы,

— Мария, что с вами случилось! — воскликнул Аркадий, вскакивая при нашем приближении. — На вас напали?!

— Да, — безразличным для влюбленной тоном, ответила она, глядя почему-то не на прапорщика, а на перемазанных землекопов.

— Кто!

— Стряпуха сошла с ума и чуть нас не зарезала, — ответил я вместо куртизанки.

— Марфа всех жалела, — откликнулся из ямы Митя, — ей без братии не жить!

Удивительно, но теперь он почему-то не выглядел таким тупым увальнем, каким показался мне в тереме.

— Она вам не навредила? — продолжил переживать Семидольный, глядя исключительно на Юлию.

— Нет, все обошлось.

— Пожалуй, хватит копать, — сказал Иван, оглядев яму.

— Пожалуй, — согласился с ним поручик.

— Где наши вещи? — спросил я вылезающего из ямы Ивана. — Мне нужно умыться и переодеться.

— Да здесь, в каретном сарае, в сундуке, — ответил он.

— Умыться можно в бане, — добавил Митя, показывая на бревенчатую баньку стоящую здесь же на задах, только в другом углу подворья.

— Я с тобой! — излишне горячо воскликнула Юля.

Я пошел в каретный сарай, оставив остальных разбираться с похоронами. Внутри довольно большого, с высоким потолком помещения стояли две дорогие кареты с застекленными дверцами и наша коляска.

Сундук оказался на своем месте, с неповрежденным замком. До него у разбойников не дошли руки. Я его открыл, и мы с Юлей взяли свежее белье и платье. Потом отправились в баню. Горячей воды там, естественно, не оказалось, мы помылись холодной и вернулись в дом.

Пока «барышни» занимались туалетом, мужчины переносили убитых в могилу. Работа была грязная и тяжелая. Особенно досталось Полибину с его вытянутыми на дыбе сухожилиями. Он казался вялым и бледным, только что не падал в обморок. Аркадий уже отошел и даже пытался помогать закапывать яму. Дело близилось к вечеру, и нужно было торопиться засветло замести следы.

Когда все было кончено, я сам сходил проверить, видны ли следы могилы. Как и предполагалось, над ямой возвышался аккуратный холмик. На ней не хватало только креста с надписью. Пришлось заставить соратников разбросать землю и утрамбовать яму. Иван только посмеивался, а остальные были готовы к тому, чтобы устроить бунт. Однако вняли уговорам и подчинились. Со всеми делами управились уже затемно. После чего все собрались в зале.

— Дом придется сжечь, — сказал я.

— Зачем? — спросил Александр.

— Чтобы не оставлять следов.

Мне никто не возразил. Настроение у нашей компании было подавленное, настало время его улучшить.

— Помоги мне, — попросил я Ивана и открыл крышку сундука.

— Что там? — удивился он.

— Наш гонорар, — непонятно для большинства, ответил я и развязал узел. Вид внушительной кучи денег поверг присутствующих в ступор.

— Здесь около сорока тысяч рублей, — сказал я. — На каждого придется больше шести с половиной тысяч.

Спутники заворожено рассматривали деньги.

— Поделим все поровну, — предложил я.

С таким решением согласились все, во всяком случае, никто не возразил.

— И еще заберем кареты и лошадей.

— А если у них есть хозяева, или их кто-нибудь опознает? — задал резонный вопрос Аркадий.