— Да пошел ты… Правы были люди, окрестив тебя Хмурым козлом. Теперь вижу, правы.

— Вы готовы ответить за свои слова?

— Хоть сейчас! Что, прямо тут морду твою высокомерную набить? Как однажды в твоей каптерке, помнишь?

Правда, здесь подчиненные, отойдем куда?

— Бережной! Я не намерен больше терпеть ваши оскорбления. В 20.00 быть у командира части в готовности дать объяснения своему недостойному поведению. И не опаздывать, капитан!

Крамаренко, резко развернувшись и чуть ли не печатая шаг, пошел в сторону штаба.

— Тьфу, — сплюнул Владимир, — и что за чмо? Неужели нельзя по-человечески? Мол, не желаю видеть в тебе равного. Субординация есть субординация, но не так же по-хамски высокомерно пользоваться ею? Да, хорошо начинается служба здесь, ничего не скажешь!

Он продолжил путь в парк, где объявил взводным, что общее построение роты, намеченное ранее после ужина, переносится на завтра. После чего продолжил осмотр техники, которая была подготовлена к проверке и стояла перед боксами, на линии боевой готовности.

Бережной медленно обходил строй машин, но какая сейчас может быть, к черту, приемопередача? Крамаренко отбил всю охоту что-либо делать. Пройдя первый взвод, Володя приказал загнать технику в боксы, а командирам взводов самостоятельно составить акты технического состояния и укомплектованности закрепленной за ними техники. Сам же ушел в подразделение, принимать вместе с прапорщиком Дудашевым штатное оружие.

Казбек сразу заметил состояние капитана, спросил:

— Что-то не так, командир?

— С чего ты взял?

— Вид у вас мрачный.

— Это личное.

— Понятно! Видел, как вы мило с начальником штаба на плацу беседовали.

— Я перед ним, видите ли, стелиться должен! Не дождется!

— Он начальник.

На что Бережной резонно заметил:

— Но не обязательно при этом быть еще и заносчивым дураком!

— Хорошо, что вы это донимаете, капитан. На ковер вызвали?

— В 20.00.

— К Крамаренко?

— К командиру.

— Это полегче. Хотя и крут подполковник Буланов, но с понятием. Напрасно не наедет. Справедливый человек и не по годам мудрый.

— Спасибо, успокоил! Давай вскрывай ружейную комнату, будем оружие считать.

— Минуту, товарищ капитан!

Ровно в 20.00 капитан Бережной открыл дверь командирского кабинета.

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Входи! — голос командира был официально-строгий.

Значит, ничего хорошего предстоящий разговор ему, Бережному, не сулит. Да, впрочем, на что иное мог он рассчитывать? По всем армейским законам майор Крамаренко абсолютно прав!

— Проходите, что застряли на входе? Присаживайтесь, — командир указал на стул в торце стола заседаний, напротив себя. Рядом с ним, по бокам, сидели начальник штаба и заместитель по воспитательной работе майор Варфоломеев.

Начал, как и положено, командир:

— Передо мной, товарищ капитан, рапорт начальника штаба, которого еще совсем недавно я вам в пример ставил и советовал равняться на него. Посмотрим, как вы восприняли мои советы. В рапорте подробно указывается о вашем недопустимом поведении в отношении старшего офицера и прямого начальника. Оскорбления, угрозы. Так вы поняли мои напутственные слова? С точностью до наоборот? Неплохо вы начинаете службу на новом месте. В чем дело, капитан?

Бережной встал.

— Во-первых, товарищ подполковник, я должен признать, что все изложенное в рапорте правда.

— В этом я не сомневаюсь, — ответил командир.

— Хоть Крамаренко и ранее был… Не буду продолжать, но на подлость по-крупному он не способен, так что правдивость его рапорта я признаю. Во-вторых, это не означает, что я собираюсь перед ним извиняться. Хочу напомнить, что в армии я не первый, а седьмой год, столько же, сколько и Крамаренко. Учитывая то, что мы когда-то учились вместе, я решил, что смогу поговорить с ним как с человеком, а не с солдафоном. Но майор встал в позу и начал учить меня жизни. А я в подобных нравоучениях не нуждаюсь. Уж с его стороны точно! Если начальник штаба решил дистанциироваться от подчиненных, ради бога, но пусть, в свою очередь, соблюдает правила офицерского этикета. А то он, видите ли, занятия со мной по строевой подготовке решил провести на глазах у подчиненных. Лучшего ничего не придумал. Какой офицер стерпит подобное к нему обращение? Вот и я, естественно, не сдержался и высказал все, что думаю о нем. Хотя нет! Высказал я гораздо меньше, чем следовало бы. Так что в содеянном ни капли не раскаиваюсь.

Командир батальона спросил:

— Что будет в-третьих? Мы дослушаем вас до конца, капитан, — сказал командир.

— В-третьих, хочу сказать, что прибыл сюда служить, а не гнуться перед кем-либо. Это прошу отметить и запомнить. Можете принять любое решение, но другим я не стану. Я все сказал, товарищ подполковник, разрешите сесть?

— Садись! Майор Крамаренко, вам слово!

— Есть! Я, в свою очередь, тоже хочу объяснить, почему повел себя так в отношении капитана Бережного.

Командир откинулся в кресле:

— Говорите, мы вас внимательно слушаем.

— Все дело в том, что я считаю капитана Бережного человеком временным в части, которому, по большому счету, наплевать на состояние дел в подразделении.

Комбат удивился:

— С чего вы это взяли?

— Это мое личное мнение, — ответил начальник штаба, — я не знаю, с какой целью его перевели к нам, но сомневаюсь, что служить. В одной части он уже прокололся. И Бережного суют к нам, думаю, чтобы попросту отделаться от нарушителя дисциплины. Отсюда его поведение, отрицающее элементарную субординацию.

— Крамаренко! — попытался возмутиться Владимир, но командир усадил его на место.

— Капитан! Вас выслушали, и теперь просьба реплики оставить при себе, вам еще будет дано слово, продолжайте, товарищ майор!

— А вы знаете мое отношение к таким офицерам, отсюда и жесткое обращение с Бережным. С такими я буду работать только строго в рамках Устава. И буду требовать принятия к капитану Бережному самых строгих мер.

У меня все!

Майор сел на место, что-то нервно чертя остро заточенным карандашом на листе бумаги.

Командир положил локти на стол, задумчиво глядя на зеленое сукно своего рабочего стола. Наступила пауза.

Замполит что-то быстро писал в своем дежурном блокноте. Бережной отвернулся, лишенный слова, и смотрел в окно, где по стеклу застучали первые, еще слабые и мелкие капли начинающегося затяжного дождя.

Молчание прервал командир:

— Что скажете в ответ, капитан Бережной?

— Мне непонятна и оскорбительна предвзятость майора Крамаренко. Да, был у меня конфликт в прежней части, и о сути его известно всем, включая и начальника штаба. Но кроме конфликта, были еще и Таджикистан, и два ранения, и награждение боевой медалью. Это не в счет? То, что меня перевели именно к вам, в этот автобат, извините, решение принималось не мной! А прибыл я сюда служить, исполнять свой долг. Но вижу, что в армии становится все больше таких крамаренков, которые несут разрушение своим доведенным до тупизма солдафонством. Так что, не исключаю, следует подумать, а не бросить ли все к чертовой матери и не свалить ли из армии? По крайней мере не видеть больше этой порнографии.

— Не забывайтесь, капитан! — поднялся командир. — Мне все ясно. Я принимаю решение. За оскорбление старшего по званию офицера и невыполнение законных требований прямого начальника вам, капитан Бережной, объявляю строгий выговор! С вами все! Можете идти!

А вас, товарищи заместители, прошу остаться, разговор нам предстоит долгий. И смотри, Бережной, — уже на выходе успел остановить Владимира командир, — чтобы через двое суток акты приемопередачи должности лежали у меня на столе. И ни о каком увольнении и думать не сметь! Понял, капитан?

— Так точно, разрешите идти?

— Идите!

Володя покинул кабинет командира.

Он вышел из штаба, подумав, стоит ли зайти в казарму, махнул рукой и пошел в городок, в общежитие.