Голос брата Певчего звучал с почти как обычно, наполняя холл чудесными звуками, а собравшихся священников искренним удовольствием, но самые внимательные, включая Каддерли, оглядывались по сторонам, рассматривая толпу, как будто заметили что то не то в звучащей песне. Тональность была правильной, да и слова тоже, но песне, казалось, не хватает силы.

Брат Певчий всего этого не замечал. Он выступал как обычно, те же песни, что он пел в полдень вот уже несколько лет. Однако, в этот раз, он был каким-то рассеянным. Его мысли были обращены к горным речкам, все еще раздувшимся от весеннего таяния снегов и кишащим форелью и серебристыми окунями. Все говорили, что рыбная ловля уступала место только пению в сердце брата Певчего. Впрочем, похоже было, что такой порядок не совсем верен.

Затем это случилось.

Брат Певчий забыл слова.

Он стоял на подиуме главного зала совершенно растерянный, а образы бегущей воды и выпрыгивающей из нее рыбы уносили последние остатки слов из его головы.

В зале поднялся шепот, у некоторых священников от удивления пооткрывались рты. Декан Тобикус, очень спокойный человек, тихонько подошел к подиуму.

– Пожалуйста, брат Песенник, продолжайте, – мягко и успокаивающе сказал он.

Песенник не мог продолжать. Песнь Дениера не шла ни в какое сравнение с веселым плеском прыгающей форели.

Шепот перешел в тихое хихиканье. Декан Тобикус подождал еще немного, затем что-то прошептал в ухо учителя Авери, еще более потрясенного, чем его начальник, и тот распустил собрание. Он повернулся, чтобы поговорить по душам с братом Песенником, но того давно уже не было на месте: он побежал за удочками.

Каддерли воспользовался замешательством и исчез из поля зрения Авери. Он все утро драил полы, но теперь его труды были окончены, по крайней мере до тех пор, пока Авери не найдет его и не даст новых распоряжений. Сейчас Авери был занят, пытаясь выяснить, что произошло с братом Песенником. Если Каддерли правильно понял всю серьезность того, что приключилось с Песенником, учитель Авери потратит на него много времени. Песенника считали одним из самых преданных служителей Дениера, и его главной, и по сути единственной обязанностью была полуденная песнь.

Каддерли тоже был обеспокоен произошедшим, особенно после визита к дварфам этим утром. Что его еще больше беспокоило, так это то, что Даника на церемонию не явилась. Она не имела никакого отношения ни к Огме, ни к Дениеру, и посему ее присутствие было необязательным, но она редко пропускала полуденную песнь, и никогда не предупредив заранее Каддерли.

Что было еще серьезнее, Керикан Руфо нынче тоже не явился.

Поскольку основная часть библиотеки была на первом этаже, неподалеку от главного зала, Каддерли начал свои поиски там. Он очень торопился, так как подозрения продолжали его грызть. Стон, раздавшийся из соседнего коридора, пригвоздил его к месту.

Каддерли резко обернулся и увидел Руфо, кое-как спускавшегося по лестнице, прислонившись спиной к стене. Руфо еле держался на ногах; его лицо было окровавлено, и он чуть не падал при каждом шаге.

– Что случилось? – спросил Каддерли, спеша на помощь.

В глазах Руфо блеснул безумный огонек, и он ударил тянущуюся к нему руку Каддерли. Не удержав равновесия, Руфо растянулся на полу.

То, как Руфо упал, многое сказало Каддерли. Он старался остановить падение только одной рукой, той же рукой, которой отмахнулся от Каддерли. Другая же рука безжизненно обвисла.

– Где она? – потребовал Каддерли, внезапно очень испугавшись. Он схватил Руфо за воротник и, несмотря на его протесты, поднял его на ноги, рассматривая разбитое лицо. Кровь продолжала течь из явно сломанного носа Руфо, а один глаз заплыл и потемнел. Все тело бедняги было покрыто синяками, и, судя по тому как он вздрогнул, когда Каддерли поднял его на ноги, у него была сильно помята брюшная полость, или что пониже.

– Где она? – снова сказал Каддерли.

Руфо сжал зубы и отвернулся. Каддерли с силой развернул его голову.

– Что с тобой произошло? – спросил он.

Руфо плюнул ему в лицо.

Каддерли подавил в себе желание ударить его. В их дружбе всегда были трения, определенный элемент соперничества, который только усугубился, когда появилась Даника. Каддерли, который обычно брал верх и по отношению к Данике, и в отношении учителей, понимал, что Руфо от него не в восторге, но никогда раньше этот нескладный человек не проявлял открытой враждебности.

– Если ты что-то сделал Данике, я вернусь, и мы поговорим, – предупредил Каддерли, впрочем, считая такой исход маловероятным. Он отпустил мокрую тунику Руфо и побежал вверх по лестнице.

Кровавый след привел его в южное крыло третьего этажа, в гостевые покои. Несмотря на важность своего дела, он остановился у комнаты Хистры, услышав доносящиеся оттуда крики. Сперва Каддерли подумал, что жрица богини любви в беде, но как только он схватился за дверную ручку, то сразу понял, что крики носят несколько иной характер.

Он бросился вниз по коридору, слишком обеспокоенный, чтобы смущаться. Кровавый след привел к двери Даники, как и опасался Каддерли. Он громко постучал в дверь и позвал:

– Даника? – Ответа не последовало. Каддерли постучал сильнее. – Даника? – заорал он. – Ты там?

Ответа все равно не было.

Каддерли распахнул оказавшуюся незапертой дверь.

Даника совершенно спокойно стояла посреди комнаты на толстом ковре для упражнений. Раскрытые ладони рук она держала перед собой – поза для медитации – и даже не заметила, что кто-то вошел. Ее внимание было полностью сосредоточено на большом камне, покоящимся на двух деревянных брусьях.

– Даника? – снова спросил Каддерли. – Что с тобой? – Он осторожно подошел к ней. Даника повернула голову, одарив Каддерли пустым взглядом.

– Ничего, – сказала она. – Что со мной вообще может случиться?

Ее светлые волосы слиплись от пота, а на руках подсыхала свежая кровь.

– Я только что видел Керикана Руфо, – отметил Каддерли.

– Как и я, – спокойно ответила Даника.

– Что с ним произошло?

– Он дал волю рукам, – безразлично сказала Даника, поворачиваясь обратно к своему камню. – Мне это не понравилось.

Все это казалось каким-то неправильным; Руфо всегда пялился на Данику, но даже он не был таким болваном, чтобы приставать к ней.

– Руфо напал на тебя? – спросил Каддерли. Даника нервно рассмеялась, чем повергла молодого священника в полное недоумение.

– Я же сказала, он пытался лапать меня.

Каддерли почесал затылок и осмотрелся. Он все еще не мог поверить, что Руфо, вот так открыто, осмелился приставать к Данике, но больше всего его поразила ее неадекватная реакция. Она была сдержанным и дисциплинированным воином. Каддерли никак не ждал такой вспышки гнева.

– У него очень серьезные раны, – сказал Каддерли, ожидая услышать объяснения Даники.

– Заживет, как на собаке, – бросила она.

Каддерли взял ее за руку, собираясь повернуть ее к себе лицом. Реакция Даники была мгновенной. Ее рука метнулась взад и вперед, ослабляя захват, затем, ухватив большой палец Каддерли, она отогнула его назад, почти уронив того на колени. Один ее спокойный взгляд испугал бы кого угодно, и Каддерли искренне полагал, что палец ему все-таки сломают.

Затем, взгляд Даники потеплел, как будто она узнала его. Она отпустила палец и, обняв, притянула его поближе.

– О, Каддерли, – бормотала она между поцелуями. – Неужели я тебя ударила?

Каддерли оттолкнул ее на расстояние вытянутой руки и долго на нее смотрел. Она казалась такой, как обычно, если не считать кровь Руфо на руках и странное выражение глаз.

– Ты пила вино? – спросил Каддерли.

– Нет, конечно, – удивленно ответила Даника. – Ты же знаешь, мне можно только один стакан… – Ее голос постепенно стих и глаза опять затуманились.

– Ты сомневаешься в моей верности клятве? – резко спросила она. Каддерли почувствовал надвигающуюся беду.