Красный отложил салфетку и сделал попытку дезертировать из-за стола:

— Сладкое не буду. Спать опять пойду. Вдруг снова война, а я уставший?

— Мы ещё не закончили разговор, — Татьяна Николаевна воспротивилась бегству сына, и под её взглядом Вася был вынужден сделать вид, будто капитулировал. — Василий, ты должен со всей серьёзностью обдумать кандидатуру спутницы на бал, и принять решение к завтрашнему вечеру.

— Понял, — кивнул Красный. — А сегодня я уже могу быть свободен?

Но вот ужин наконец-то закончился, и Красному удалось укрыться в библиотеке, ведь именно там был телефонный аппарат. Так-то их много на даче, но здесь можно закрыть за собой дверь и запереть её на ключ.

Снял трубку и набрал номер по памяти. Вечер, говорите? Для жандармов не существует времени суток.

Сигизмунд Доминикович Кржижановский мог позволить себе покупку автомобиля и оплату услуг опытного шоффэра. Может быть, для кого-то авто считается роскошью или показателем высокого статуса, но для поставщика Двора Его Императорского Величества скорость передвижения превыше всего. Клиенты в высшей степени серьёзные, опозданий не любят, да и удобно возить с собой большое количество образцов тканей и фурнитуры.

А сегодня с самого утра почтенный мастер выехал на ближнюю дачу императора, дабы снять мерки с наследника престола и обсудить постройку парадного мундира. Ответственейшая и почётнейшая работа! Сам Иосиф Первый к изыскам высокого искусства равнодушен, и одевается чуть ли не в гвардейских полковых швальнях, но тут, видимо, императрица настояла. Что же, Сигизмунд Кржижановский не подведёт благодетельницу.

Кстати, именно для таких случаев есть замечательный английский… нет, название и страну происхождения контрабандного материала вслух произносить не стоит. После Большой Войны, Великой Октябрьской Реставрации и последующей за ней интервенции отношения с Туманным Альбионом заморожены, и любые английские товары не то чтобы под запретом, но очень не приветствуются. И это ещё мягко сказано.

Но Кржижановский не из болтливых! Умный сразу поймёт из чего пошит мундир, а глупых на Первомайский бал в Гатчину не приглашают. И эти умные… о, Сигизмунд Доминикович с удовольствием окажет услугу любому, кто в состоянии её оплатить. С наследника престола, разумеется, он денег не возьмёт. Разве что за корсет из китового уса с подбивкой из конского волоса с гривы гнедых ахалтекинских жеребцов-трёхлеток можно взять. И за платиновые пуговицы работы Карла Фаберже. И за… хотя нет, это лишнее.

Да, двадцати тысяч за подарок вполне достаточно. И себе не в убыток, и юноше будет приятно.

Простейшие арифметические действия привели почтенного мастера в ещё более прекрасное расположение духа, и он с довольным видом откинулся на мягкую спинку автомобильного дивана. Прикрыл глаза. Жизнь, несомненно, удалась.

Но через каких-то пять минут Сигизмунду Доминиковичу пришлось очнуться от сладких грёз из-за резкого торможения. Что за чёрт побери? Раньше шоффэр не допускал такой небрежности в вождении.

— Что там, Рудольф?

Впрочем, ответ и не требовался — поперёк дороги стояла машина в полицейской желтой окраске с синей полосой, и жандармы рядом с ней. Почему они, если автомобиль полицейский? Хотя так даже почётнее, потому что не каждый может похвастаться жандармским сопровождением. И ещё кто-то в пятнистой куртке идёт.

Сигизмунд Доминикович опустил стекло и приветливо улыбнулся пятнистому:

— Вас послали меня встретить, юноша?

— Не юноша, а поручик лейб-гвардии Егерского полка! — прозвучала суровая и холодная отповедь.

— Ах да, извините, — спохватился Сигизмунд Доминикович, прекрасно понимающий, что в столь юном возрасте трепетно относятся к званиям, регалиям, и прочим знакам отличия. — Я поставщик двора Его Императорского Величества Кржижановский Сигизмунд Доминикович. К вашим услугам.

Юный гвардейский офицер понял невысказанный вопрос, и ответил:

— Это неважно.

Почтенный мастер удивился и повторил:

— Этто Неважно? Вы финн, сударь?

— Имеете предубеждение против малых народностей империи, господин Кржижановский?

— Наоборот, очень к ним расположен, — смутился Сигизмунд Доминикович.

Хотя его удивление было понятно — после событий семнадцатого года Великое Княжество Финляндское прекратило своё существование, став частями Кольской и Карельской губерний, и финны получили статус неблагонадёжных. Им запретили служить в армии и занимать государственные должности, и крайне неохотно принимали на промышленные предприятия, за исключением деревообрабатывающих. И вообще старались использовать их только в сельском хозяйстве. К слову сказать, сами финны этих запретов и ограничений не заметили, продолжая вести привычный образ жизни на лесных хуторах, а пострадали многочисленные шведы бывшего Великого Княжества.

— А если наоборот, то прошу пересесть в нашу машину, — поручик указал рукой на полицейский автомобиль, возле которого недобро поглядывали по сторонам два шкафообразных жандарма.

— За что? — побледнел Сигизмунд Доминикович. — Я еду по важному государственному делу. Меня вызвала Её Императорское Величество Татьяна Николаевна.

— Слово и дело государево! — рявкнул лейб-егерь.

Господин Кржижановский побледнел ещё больше, и едва не упал в обморок. Наверное, генетическая память дала о себе знать. Он мелко-мелко закивал, безуспешно стараясь не стучать зубами:

— Тогда конечно… тогда да… тогда я завсегда…

— Да вы не пугайтесь, это не арест, — лейб-гвардии поручик достал из внутреннего кармана куртки толстый конверт, запечатанный сразу пятью сургучными печатями. — Вскроете в Оренбурге.

— Постойте, но зачем мне в Оренбург? Я должен построить парадный мундир для Его Императорского Высочества Великого Князя Василия Иосифовича! Не нужно мне в Оренбург!

Лейб-егерь покачал головой и крикнул жандармам:

— Господа, кажется, здесь нужен переводчик с русского языка на… Вы какой лучше всего понимаете, Сигизмунд Доминикович?

— Постойте! — воскликнул господин Кржижановский при виде плотоядно ухмыляющихся жандармов. — Что же вы сразу не сказали, что это дело особой государственной важности?

— Я сказал.

— Простите, не расслышал от волнения и большого почтения к государю-императору. Ведь это он даёт мне поручение?

— Во многих знаниях многие печали, господин Кржижановский. Но прежде чем приступите к его исполнению, распишитесь здесь, вот здесь, и ещё тут.

— Что это?

— Подписка о неразглашении, разумеется. Надеюсь, вы догадываетесь о карах за излишне длинный язык?

Почтенный мастер грустно кивнул и вышел из своего авто, осторожно прикрыв дверку. Было желание громко хлопнуть, но инстинкт самосохранения не позволил это сделать. Вытер потные ладони, подписал разложенные на широком хромированном крыле бумаги, и осмелился спросить:

— Могу ли я взять с собой образцы, господин поручик?

— Не нужно, с материалами определитесь на месте. И вообще все ответы на ваши вопросы есть в переданном вам конверте.

Ни о чём другом больше Сигизмунд Доминикович спрашивать не стал. Там молча и просидел до самого Пулкова, стиснутый с боков шкафообразными жандармами.

А сидевший за рулём юный гвардейский егерь всю дорогу насвистывал что-то весёлое. Наверное, он не знал, что свист — очень плохая примета. К отсутствию денег? Или это к отсутствию денег у одного отдельно взятого Сигизмунда Доминиковича Кржижановского? Пря крев, проклятый финн… Финны они все колдуны, это ещё Пушкин писал с молчаливого одобрения графа Бенкендорфа.

Жандарм проводил взглядом исчезающий в утренней дымке грузовой дирижабль, унёсший в небеса почтенного мастера господина Кржижановского, и усмехнулся:

— Жестокий ты человек, Вася.

Он из тех, кто опекал Красного с самого детства, и обращался попросту. Василий же наоборот, на вы, и с появившимся ещё в младенчестве уважением.

— Ошибаетесь, Евгений Максимович, никакой жестокости здесь нет. Наоборот, даю человеку шанс проявить себя во всей красе в экстремальных условиях.