Инга встала, потихоньку дошла до стола и налила стакан воды из графина. После первого глотка се стошнило. Пальцы тряслись, как в лихорадке. Она достала косметичку, нащупала в ней упаковку с лекарствами и проглотила одну таблетку, после чего стащила запачканный подружкин плащ и надела свое байковое пальто. Немного успокоившись, она посмотрелась в зеркало и вышла из комнаты.

В дежурной части отделения, как обычно в это время суток, было тихо. Инга зашла в помещение и огляделась. За стеклом с надписью «Дежурный» сидели двое сотрудников и с азартом резались в кости.

– А хорошо бы поймать этого ворюгу и в приказ попасть, – произнес один, метнув на стол кубики. – У меня «стрит».

– Да, это точно. «Покер».

Инге вдруг вспомнилась книжка про Ходжу Насреддина, которую она читала еще в детстве. Там два ленивых охранника тоже метали кости и мечтали о поимке Ходжи, чтобы получить награду от эмира.

Один из играющих заметил ее и, не убирая костей, спросил:

– Вам чего?

– Меня ограбили. Сумочку с деньгами вырвали.

– Когда, где?

– С полчаса назад. В подъезде. – Инга назвала адрес.

– Егоров у нас где? – спросил дежурный у помощника.

– Кражу оформляет. Только что уехал.

– Вон там скамейка, – показал дежурный в сторону коридора. – Посидите, подождите. Приедет оперативник, разберется с вами.

«Как же так? – подумала Инга, – Ведь меня же ограбили! Надо что-то делать!» Она впервые столкнулась с милицией. Почему-то ей казалось, что стоит только заявить и через некоторое время преступника обязательно найдут. А ее просят подождать. А что дальше?

– Простите, а побыстрее нельзя? У меня ведь деньги украли.

Дежурный оторвался от пристального изучения костей и недовольно посмотрел на Ингу.

– Сколько денег?

– Шесть миллионов.

– Сколько-сколько? – недоверчиво переспросил дежурный, окинув взглядом простенькое пальтишко и вязаную шапочку Инги.

– Шесть миллионов. Правда, там в валюте было. Три тысячи долларов.

– Ого! А можно поинтересоваться, откуда такие деньги?

– Это не мои деньги. Мне дал один знакомый, я должна была передать их одному человеку. Завтра.

– Интересная история. А где сам знакомый?

– Он сегодня улетел в другой город.

– А куда именно?

– Я не знаю, он не сказал.

– Ну а данные этого человека?

– Альбертом звать. Да какая разница? Ограбили-то меня, а не его.

– Но деньги-то его. Странная, однако, история. Вы даже данных его не знаете. Если б у меня, к примеру, были такие деньги, я бы не стал давать их едва знакомой девушке. Хватит сказки рассказывать.

– Ну правда, он дал мне деньги, он опаздывал, потому и дал.

– Знаете что? Раз это его деньги, пускай он сам и придет.

– Но мне завтра их отдать надо. А он только через неделю приедет.

– Ничем помочь не могу. По закону заявлять должен хозяин денег. А вдруг вы денежки эти прогуляли, а теперь в милицию пришли, чтобы обставиться.

– Да нет же, поверьте. Меня действительно ограбили. Парень в темной куртке с крестом на спине.

Зазвонил телефон. Дежурный схватил трубку и начал -что-то записывать в журнал.

– Девушка, не стойте, – сказал помощник. – У нас и без вас хватает заморочек. Пускай хозяин денег приходит.

Инга не решалась уходить. Надо что-то делать. Ну что за день сегодня? Она отошла от стекла дежурного и остановилась. Идти к начальнику? А толку? Вдруг и вправду только Альберт может заявить?

Помдеж с дежурным возобновили прерванное удовольствие. Кости вновь загремели по столу.

– Позвонили из финчасти. Опять зарплату задерживают, – проворчал дежурный. – На неопределенный срок. У меня «каре».

– А надо забастовку устроить – прийти на работу и ничего не делать, – ответил помдеж, в свою очередь бросив кубики.

«Интересно, а что они сейчас делают? По-моему, если они забастуют, никто не заметит», – подумала Инга.

– Посмотри, эта дура еще здесь? – обратился один игрок к другому, даже не думая, что его слова могут быть услышаны.

«Господи, ну за что? – Ингу обдало жаром. – Ну что я им сделала?» Она выбежала на улицу и разрыдалась.

Кивинов сидел в кабинете главврача районной поликлинники.

– А что делать, молодой человек? – жаловалась хрупкая женщина в больших очках. – У нас ведь нет домов призрения, как до революции, вот и ходим по квартирам старушек.

– Домов призрения?

– Это не от слова «презирать», а от слова «зрение». Что-то типа домов для престарелых, только более высокого уровня. А сейчас их никто восстанавливать не собирается.

– По домам ходят только студентки?

– Нет, конечно, штатные медсестры тоже. А что, что-нибудь не так? Леночка, в общем-то, хорошая девочка. Никогда никаких претензий. Рита мне не очень нравится– на работу может не выйти, вот сегодня ее нет. Придется с другими договариваться.

– Я хотел бы узнать еще одну вещь. У меня есть информация, что Ковалевская перепродавала кое-какие лекарства наркоманам.

– Не может быть! Что вы!

– Минуточку. Студентки получают для своих инъекций лекарства, содержащие наркотики?

– Разумеется. Очень многие лекарства содержат наркотик. Но они на строгом учете и пустить их, как говорится, налево практически невозможно. Мы делаем заказ на фабрику или на завод, у нас имеется журнал учета лекарств, куда мы их сразу заносим. Каждая медсестра расписывается в получении.

– Каждый раз? То есть когда идет делать уколы?

Заведующая смутилась.

– Конечно.

Кивинов понял, что слово «конечно» в данной ситуации не совсем уместно, но свою мысль развивать не стал.

– Я могу взглянуть на журнал? Меня интересуют только Ковалевская и Малинина.

– Пожалуйста. Посидите, я сейчас принесу.

Заведующая вышла. Кивинов взял со стола медицинскую карту какого-то больного и начал не глядя пролистывать. «Сейчас возьмет и скажет, что журнал в сейфе, а ключ у зама или еще где. – Он сам так делал, когда неожиданно сваливалась проверка. – Нет, но почему во мне стало проявляться какое-то ментовское подсознание? Ведь она может сейчас спокойно принести этот журнал, тетка-то, вроде, неплохая, а мысли все равно в минус направляются. Как у одного знакомого опера из 84-го. Если человек излагает ему свое алиби, это означает только то, что он ухитрился подго-, ворить человек двадцать, которые его и покрывают. Тогда опер начинает упорно добиваться от всех этих людей признания в том, что они оговорились. Нет, бывает, что и договариваются, и довольно часто. Но не все же подряд. Честные люди тоже есть. А когда все подряд – это означает, что у тебя появилось ментовское подсознание. Может, конечно, я и не прав. Может действительно никому нельзя верить?»

Кивинов положил на место историю болезни, так ничего в ней и не поняв, и стал щелкать авторучкой. Вернулась заведующая. Журнал был у нее. Кивинов достал блокнот.

– Так. Ковалевская…– Заведующая пробежала глазами по столбику фамилий. – Вот. Она получала мескалин. В принципе, он содержит в себе алколоиды морфия. Вот еще.

– Разрешите, я сам посмотрю.

Заведующая передала журнал Кивинову.

– А это фамилии больных?

– Да. В регистратуре есть карточки.

– Пометьте мне карандашиком, где здесь наркотикосо-держащие лекарства.

Когда женщина выполнила просьбу, Кивинов переписал сведения к себе в блокнот. Закончив, он вернул журнал заведующей.

– Скажите, что все-таки случилось? – спросила та.

– Ничего не случилось. У меня еще две просьбы. Позвоните в регистратуру, чтобы мне разрешили посмотреть карточки. И вторая – вот мой телефон, если Малинина объявится, ну, Ри-точка, позвоните, пожалуйста. Мне с ней очень надо встретиться.

– Хорошо, позвоню.

– Ну и порядок.

Кивинов попрощался и вышел из кабинета. Спустившись вниз, он нашел регистратуру и, переговорив с дежурной сестрой, начал доставать карточки, периодически сверяясь со своим блокнотом Закончив, он поблагодарил медсестру и вышел из поликлинники.