Талион поправил волосы и выпрямился, слегка выставив вперед левую ногу. Валентин залюбовался на эльфа: после всего этого бедлама он был свеж и даже не помял плащ. Талион между тем снова сунул руку за пазуху, вытащил ее, сложенную горстью, и сдул с ладони тончайший белый порошок, рассеявшийся в воздухе.

Хаям, хрипевший ругательства, почти сразу умолк и принялся озираться по сторонам.

Валентин не без опаски сделал вдох. Все в порядке, медвяный запах пропал.

— Ну, Талион, — сказал Валентин, — ну ты даешь!

Талион без малейшей улыбки церемонно поклонился.

— Я восхищаюсь тобой, Фалер, — сказал он, скрещивая руки на груди. На фоне окружающего хаоса он выглядел Нероном, взирающим на пылающий Рим. — Ты единственный из нас, кто не поддался древней магии злобы и ненависти.

— Что это было? — спросил Валентин, опуская обратно закатанный еще в коридоре рукав. Объяснять Талиону свое поведение, продиктованное единственно стремлением смыться, Валентин не собирался.

— Эликсир Сатаны, известный со времен Тенелдура, — произнес эльф, что-то высматривая в развалинах стола. — Наши лесные поселения неуязвимы для врагов, пока в сердцах эльфов живет хоть капля ненависти. Именно ее отдают они, безлунной ночью в свете синих костров смешивая эликсир. — Талион подобрал свой хрустальный флакон. — Брошенный в гущу врагов, такой фиал заставляет их забыть обо всем, кроме злобы на себе подобных. Нам не приходится пятнать себя кровью… — Талион заглянул в фиал и покачал головой. Хрустальный флакон был пуст. — Признаться, я не ожидал, что мы окажемся настолько сильны.

Валентин выразительно посмотрел на пролом в стене, потом — на разбитый вдребезги стол.

— О нет, — заметил его взгляды Талион. — Мы оказались куда сильнее в сопротивлении эликсиру, чем обычные люди или гоблины. В печали я выпустил в этот зал такое количество ненависти, которого хватает на целую армию… Тьма пустила глубокие корни в нашем замке, — вздохнул Талион. — Я сам поддался ненависти!

— Твоя работа? — Валентин кивнул на Хаяма, дрожащего от холода посреди кусков льда.

— Я не помнил себя, пока сорвавшееся с губ заклинание не причинило зла человеку, — пояснил Талион. — Только тогда я нашел в себе силы отстраниться от чувств; но пока Мануэль нападал, я не мог применить умиротворитель. Благодарю тебя за помощь, Фалер. Без тебя, возможно, многие бы пострадали гораздо сильнее.

Особенно если бы я сам принялся проламывать головы, подумал Валентин.

— Но зачем эта, гм, разминка? — спросил он у Талиона. — Как этот эликсир связан с твоей частью плана? Или…

Валентин умолк, догадавшись. Черт возьми, неплохо придумано! Сунуть эликсир Сатаны под нос Избранным, чтобы они как следует отдубасили друг друга.

— Никто из вас ни разу не видел действие эликсира, — ответил Талион. — Вы бы просто не поверили, что такое возможно. Теперь вы в состоянии понять, почему я вслед за Нинель говорю: Избранные будут биться, и битва их станет самой ужасной за всю историю Побережья.

Валентин вспомнил свои ощущения под действием эликсира, и его пробил озноб. Проклятье, да они же будут драться из последних сил! Может быть, куда дольше двадцати секунд!

— Погоди, погоди, — пробормотал Валентин. — Но ведь можно же и не применять эликсир?

Талион покачал головой.

— Поздно, — сказал он. — Вчера, незадолго до заката, я обильно смочил мостовые Ампера разновидностью этого эликсира, которая действует только на пришельцев. Весь воздух Ампера сейчас пропитан едва ощутимым запахом безумия. Можешь быть уверен, Фалер, в час битвы эликсир подействует на всех Избранных. И еще, быть может, на тех из нас, кто осмелиться появиться там в этот роковой час.

— Ясно, — буркнул Валентин. Намек Талиона, прозвучавший в последней фразе, очень ему не понравился. Делать мне больше нечего, кроме как соваться разнимать тальменов.

План Великого Черного, только что завершившийся последней, самой изощренной каверзой, стал наконец ясен от начала и до конца. Разумеется, ни Георг, ни Детмар не ведают, что никакого публичного судилища и казни не будет. Едва попав в Ампер, они воспылают столь ярой ненавистью к Габриэлю, что очертя голову бросятся в бой. Но и Серый, нанюхавшись эликсира, будет ждать их во всеоружии.

Валентин пожал плечами. Зачем же Великому Черному понадобилось именно так обставлять последнее сражение? Разве Георг и Детмар не сладят с Габриэлем без допинга? Алефа-то они отделали играючи…

Вот тут-то Валентин и вспомнил мысли, подслушанные в тронном зале. Клятва Великого Черного — пока последний враг не умрет как и первый! Они же против всех Избранных ополчились, а не только против Серого Воителя!

Великий Черный нашел способ одним ударом исполнить свою клятву: опьяненные эликсиром Сатаны, тальмены будут продолжать драться слишком долго, и обезумевшие в Т-буре талисманы не смогут сохранить жизнь даже победителям! Ай да Великий Черный! Нехай весь мир погибнет, а соседу глаз выколю! Наконец все стало ясно!

— Талион, — сказал Валентин, улыбнувшись. — Тебе не кажется, что план Великого Черного следует слегка подправить?

Талион отступил на шаг и, откинув плащ за левое плечо, положил правую руку на желтый камень, висящий у него на груди.

— Клянусь именами Аннуэль и Тенелдур, — произнес он громко, как на параде, — что я не ведал, что творил!

— Ну, не ты один, — кивнул Валентин. — И что же теперь ты собираешься делать?

Вообще говоря, подумал он, все уже сделано. Тальмены науськаны, эликсир распылен. Если просто ничего не предпринимать, они благополучно сойдутся в бою и разнесут пол-Побережья. Как дважды два разнесут. Валентин поежился. Ну ладно там, Талион; а мне-то что делать?

Талион молча смотрел на Валентина, и взгляд его был достаточно красноречив. Это был взгляд приговоренного к смерти. Причем по заслугам.

Валентин понял, что эльф уже смирился с поражением. Замечательно! Напортачил и готов понести заслуженную кару. А ведь после меня он здесь главный…

Так-так! Валентин шмыгнул носом.

Получается, что опять Шеллер крайний?

— Теперь ты знаешь все, Хозяин, — сказал Талион, опуская глаза. — Только ты можешь решить, что будет дальше.

Вот именно, констатировал Валентин. Крайний.

— Ну, вот и сговорились, — сказал он. — Принимаю командование на себя. Сколько времени тебе понадобиться, чтобы воскресить эту гору полутрупов? И стол починить?

— Я сделаю все необходимое за четверть часа, — ответил Талион.

— Вот и замечательно, — Валентин повернулся к двери, покосился на пролом в стене, покачал головой. Ладно, потом. — А я пока кое-что посмотрю. Кстати, где в замке установлен визомон?

Талион еще шире раскрыл свои и без того огромные глаза. Ну да, подумал Валентин, пришелец я, пришелец! И маг. И шпион. И посланник Сумрака. Все, что угодно. Визомон где?

— Тебе достаточно только пожелать, и ты узнаешь это, словно вспомнив давно забытый дом своего детства, — сказал Талион. — Замок позаботится о своем Хозяине. Попробуй прямо сейчас.

Визомон, подумал Валентин, поднимая глаза к потолку. Нет, он же сзади, и направо… Черт! Как просто!

— Я сейчас, — быстро сказал Валентин, буквально выскакивая в коридор. Талион не стал провожать его взглядом, тут же повернувшись к Нинель. Судя по тому, что пророчица все еще не пришла в себя, пострадала она посильнее других.

Пробежав десяток метров, Валентин заставил себя успокоиться и перешел на шаг. Значит, так, сказал он себе. Сначала снимаем завесу, потом для порядка глянем, что там дома происходит, а уж потом — за колечком. Что-то ведь Великий Черный с ним сделал, раз сам позвонить сумел, может быть, токен-ринг теперь кто угодно использовать может. Если так, то вообще никаких проблем.

Валентин прошел через послушно растворившуюся дверь и остановился, ожидая, пока темный зал осветят занявшиеся при его появлении светильники. Великий Черный, очевидно, в качестве хобби увлекался дизайном по интерьерам. Меблировка нового зала не походила ни на что ранее виденное Валентином. В полном беспорядке зал заполняли расставленные деревянные трехногие столы разной высоты, гнутые полукресла, извивающиеся в разных направлениях узкие ковровые дорожки ярких, ядовитых цветов.