— Не время спать! — сказал он Хаяму и улыбнулся Нинель. — Еще один вопрос, и мы займемся Избранными. Но сначала, Талион, все-таки поясни мне, кого ты имел в виду, когда говорил, что за всем этим стоит Сумрак?

Талион вздрогнул, оторвавшись от созерцания светильника над головой Мануэля.

— Сумрак, — сказал он неторопливо, точно раздумывая, что именно рассказать об этом недобром предмете. — Это эльфийское слово, и за ним стоят тысячи лет легенд и преданий. Среди нас, эльфов, не принято делить мир на Добро и Зло, как делают это люди. Мы различаем Свет, Тьму и Сумрак.

Талион откинулся в кресле, подняв взор к потолку.

— Серый Воитель, Георг Великолепный и даже Алеф Недолгопроживший — все они, в нашем понимании, служили Свету.

О да, заметил про себя Валентин. Эльфийские понятия очень отличаются от людских. Может быть, Великий Черный тоже был эльфом? Раз такой цвет себе выбрал?

— Свет, — продолжал Талион, — это сила, которая не скрывает своих намерений и достигает своих целей прямыми путями. Люди Света — обычно Избранные, великие мастера, святые, воины; эльфы от рождения принадлежат Свету. Но Свет при всей своей ясности может причинять боль, когда его становится слишком много. — Талион помолчал, лицо его отразило печаль. — Эльфам не место на земле людей — что может быть яснее? И эльфов не остается… Сталкиваясь со Светом такой силы, невозможно самому остаться в Свете и уцелеть. Многим, в том числе и мне, пришлось затаиться, скрыв свои замыслы. И тогда мы стали принадлежать Сумраку.

Талион снова сделал паузу. Кажется, я начинаю въезжать, сообразил Валентин. Сумрак, значит, это мы — выдаем себя за аборигенов, а сами преследуем цели Шаггара Занга, трепыхаясь, как приманка на веревочке. Сами не понимая, что мы делаем.

— Сумрак скорее хитер, чем силен, — продолжал Талион. — Уйти в тень — единственный способ одержать верх над более сильным противником, и кажется поначалу, что это верный способ. Но ложь, однажды прокравшаяся в наши действия, пускает там корни, остающиеся навсегда. Ступить в Сумрак легко; обратной дороги к Свету не существует. Даже победив своего врага, человек Сумрака остается таким, каким он стал. Он больше не ходит прямыми путями. Он утаивает новости от друзей. Он способен изображать любовь там, где ее нет, и скрывать ненависть за приветливой улыбкой. Рано или поздно, но он неизбежно сам запутывается в своей хитрости, и с этого дня он обречен.

Талион положил правую руку на грудь, нащупывая свой драгоценный камень сквозь зеленую ткань плаща.

— Мрачноватая перспектива, — заметил Валентин. — По твоим словам, мы тоже принадлежим Сумраку. Отчего же это именно Сумрак напал на Великого Черного?

— Великий Черный служил Тьме! — громко провозгласил Талион. — Он прошел тропой Сумрака до конца и уцелел, он обрел свободу, которая и есть Тьма.

Валентин затряс головой, пытаясь вникнуть в хитроумную эльфийскую концепцию. К счастью, Талион пришел к нему на помощь:

— Великий Черный не имел никаких целей. Он просто делал то, что ему нравилось. Он хитрил, когда это представлялось забавным, и действовал с ужасающей прямотой, когда ему хотелось произвести эффект. Он наложил на нас заклятье общей судьбы — и тут же заявил, что вскоре, возможно, погибнет. Он убивал людей по малейшему поводу — но он же мог часами сносить побои и оскорбления от ничтожнейших Воителей, если ему того хотелось. Тьма приобрела сегодня великую душу.

Валентин вспомнил переживания Великого Черного, подслушанные у окна. Очень похоже; он мгновенно бросился выполнять первую же пришедшую в голову идею. Если Великий Черный всегда был так непредсказуем…

— Талион, — хрипло спросил Валентин. — А мог Великий Черный прихоти ради убить своего слугу?

— Конечно, — Талион пожал плечами. — Два или три раза он делал это в моем присутствии. Год назад у него было шестнадцать учеников. Он в любую минуту мог сделать что угодно. Для мира огромное счастье, что у Тьмы почти не бывает слуг.

Да уж, подумал Валентин, ощущая холодок в спине. Жить рядом с таким типом… Все равно что с тикающей миной. Того и гляди, убьет просто так. Я бы, наверное, не смог. А они — жили, и даже выжили. Теперь понятно, почему никто не пожалел о его смерти. Непонятно, почему никто не образовался.

— Силам Сумрака невозможно терпеть рядом истинного служителя Тьмы, — сказал Талион. — Загадочная, непредсказуемая сила угрожает любым их планам. Послать человека, тайно вооружив его талисманом, на убийство и вслед за тем — на верную гибель — это в духе Сумрака. Слуга Света привел бы к замку целое войско своих сторонников или явился бы лично, чтобы поразить Великого Черного в поединке. Другой же, слуга Тьмы, никогда бы не стал убивать, не насладившись игрой с намеченной жертвой. Нет, Великого Черного убил один из слуг Сумрака!

— По твоим описаниям, к Сумраку относятся едва ли не все обитатели Панги, — заметил Валентин. — Может быть, у тебя есть более конкретные подозрения?

— Зачем? — Талион пожал плечами. — Я еще не принадлежу к Тьме, чтобы карать по подозрению. Это мог быть Ваннор, втайне от Серого, или Хеор — ведь талисман встречается именно в его владениях — или даже Акоста, когда-то претендовавший на звание Верховного Мага. Я уверен только, что пославший тебя, Фалер, был магом, а не Избранным, потому что только маги принадлежат Сумраку. И он был магом из первой дюжины этого мира. Все остальное неважно — ведь никто из нас скорее всего не доживет до вечера.

Хеор, отметил про себя Валентин. Так-так-так! Тумнарки в северных горах; Запретное королевство. Куда как раз собирались Георг с Детмаром, и которое именно Хеор сделал запретным. Ах ты черт, еще одна заноза в заднице.

Валентина прошиб озноб. Все темные места сектора Побережье-Север потихоньку выплывали на свет. Не-Джо мертв, Серый Воитель обречен; едва заглянувшие в сектор Георг и Детмар тоже без пяти минут покойники; наконец, великий маг Хеор, колдовской король Запретного королевства — главный претендент на роль человека за сценой. И вся эта нечисть не нашла другого времени сцепиться, как именно сейчас, когда я пошел отыскивать кольцо! Полно, уж не за мной ли они не самом деле охотятся? А все остальное — для отвода глаз?

Валентин усмехнулся своей мании величия. Ладно, сказал он себе, если они для отвода глаз поубивают друг друга, я в обиде не буду. И даже глаза отведу. Лишь бы Побережье не слишком пострадало. Замок мне и вправду нравится.

Он еще раз посмотрел на Нинель. Да, и кое-кто из его обитателей. Так что решено — доживем до понедельника!

— Ну, это мы еще посмотрим, — возразил Валентин упавшему духом эльфу. — Всего-то делов — предотвратить драку трех Избранных! Уверен, у каждого из нас есть парочка идей, как это проще всего сделать! Итак, вопрос второй: как именно?

Талион несколько раз молча кивнул, однако ничего не сказал. Валентин уже понял, что эльф на правах первого ученика предпочитает высказываться последним, и устремил взгляд на Хаяма.

— Опять я! — возмутился тот. — По-моему, и думать тут ничего не надо — раз уж Предвечные за это взялись. Ну, на всякий случай можно просто объяснить им, что битва в Ампере, да еще в праздничный день, приведет к катастрофе. Не идиоты же они, должны понять…

— Давно ты последний раз разговаривал с Избранным? — с некоторым раздражением спросил у него Мануэль. — Знаешь ли ты, что это такое — разговаривать с Избранными?!

— Я говорил с королями и с великими магами, — надулся Хаям. — Мои истории слушали надменные жрецы Черной Шпаги. Я даже проник в Запретное королевство и выступал перед Стражами Границы! И все они слушали меня, затаив дыхание.

— Ну что ж, значит, тебе и карты в руки, — с явным неверием в успех хаямовых начинаний заключил Мануэль. — Эх, если бы мой кинжал еще работал…

Вообще-то это можно устроить, подумал Валентин. Ну-ка, на всякий случай…

— Мануэль, когда и в каком месте Великий Черный наложил на кинжал то самое заклятье? — спросил он. Если в замке — дело пяти минут.