— Да. Ну, на этот случай у нее есть ты. В любое время, как только тебе будет нужно, чтобы она умерила свое рвение, просто дай мне знать.
— Как будто она послушается.
— Да, верно, — сказал он.
— Ну так что, — спросил я, — ничего нового?
— Ни черта. Объявление о розыске дано на весь штат плюс на Неваду и Аризону; кредитные чеки все на месте. Пока что никто не получал информации по телефону о каких-то крупных покупках. Мелкие покупки табулируются, когда от торговцев по почте приходят квитанции, так что с этим придется подождать. Я перепроверил несколько мест из числа тех, куда звонила Мелисса, — по большей части авиакомпании и дорогие отели. В течение ночи у них не регистрировался никто, кто отвечал бы ее описанию. Я жду восьми часов, когда откроется паспортное бюро — на тот случай, если она решила отправиться в дальние страны. Велел Мелиссе продолжать работу по местным авиалиниям. Оказывается, она чертовски способная помощница.
— Она говорит, ты согласился встретиться с Макклоски.
— Я сказал ей, что сделаю это сегодня в течение дня. Это не повредит — все равно пока больше нигде нам ничего не светит.
— В какое время ты планируешь навестить его?
— Довольно скоро. Я звонил Даусу, этому адвокату. Он должен перезвонить мне в девять. Хочу проверить кое-что из того, что сказал Энгер. Если Даус согласится ответить на мои вопросы по телефону, то я займусь Макклоски, как только закончу разговор. Если нет, то у меня уйдет пара часов на поездку в центр. Но Макклоски живет недалеко от юридической конторы, так что в любом случае я попаду к нему до двенадцати. Застану его или нет — это уже другой вопрос.
— Заедешь за мной.
— У тебя уйма свободного времени?
— Достаточно.
— Ладно, — сказал он. — Ленч за твой счет.
Он приехал без двадцати десять и просигналил клаксоном своего «фиата». Пока я выходил, он успел припарковаться под навесом.
— С тебя ленч итранспорт, — сказал он, показывая на «севиль». На нем был серый костюм, белая рубашка и синий галстук.
— Куда едем?
— В сторону центра. Я покажу.
По Глену я доехал до Сансета, повернул на юг по 405-й, потом выскочил на автодорогу Санта-Моники и поехал на восток. Майло отодвинул свое сиденье назад до упора.
— Ну, как все прошло с адвокатом? — спросил я.
— Те же туманные речи, что и в банке, — мне пришлось провести с ним обязательную пикировку, чтобы добиться от него толку. Но как только он сдался, его тут же обуяла природная лень — он более чем охотно согласился поговорить по телефону. Наверняка выставит семье счет за этот разговор, до последней секунды. В основном он подтвердил все сказанное Энгером: Рэмп получает пятьдесят кусков, Мелисса все остальное. Если с Мелиссой что-то случится, то наследует мать. Если они обе умрут до того, как у Мелиссы появятся дети, все состояние уйдет на благотворительность.
— На что-то определенное в плане благотворительности?
— Медицинские исследования. Я просил его прислать мне копии всех документов. Он сказал, что для этого он должен получить письменное разрешение Мелиссы. Думаю, это не составит большой проблемы. Я также спросил его, имеет ли он представление о том, как Джина тратила свои карманные деньги. Как и Энгер, он тоже, видимо, не считал, что сто двадцать тысяч — это такая сумма, о которой стоило бы говорить.
Движение было небольшое, но за милю до дорожной развязки поток автомобилей стал сгущаться.
— Съезжай на Девятую и двигай по ней до Л.-А., — сказал Майло.
Следуя его указаниям, я поехал в северном направлении по Лос-Анджелес-стрит, мимо запущенных кварталов со множеством модных магазинчиков, объявляющих о выгодных распродажах, магазинов уцененных электроприборов, импортно-экспортных фирм и платных парковок. К западу возвышался ряд небоскребов из зеркального стекла, напоминающих искусственные горы и возведенных на мягком грунте на деньги Федерального фонда реконструкции и на оптимизме, свойственном жителям Тихоокеанского побережья. К востоку находился индустриальный пояс, отделяющий центр города от Бойл-Хайтс.
Центр города жил своей обычной жизнью, с присущим ему раздвоением личности. Облеченные властью и будущие магнаты с быстрой речью и быстрой походкой, высокомерные секретарши ходили там по одной и той же земле с грязными человеческими отбросами со слезящимися глазами, перевозившими истории своих жизней в ворованных магазинных тележках и кишащих паразитами постельных скатках.
В районе Шестой улицы эта человеческая шелуха уже господствовала безраздельно, эти создания собирались толпами на углах улиц, сидели у дверей заколоченных досками магазинов и торговых фирм, спали в тени переполненных мусорных контейнеров. На Пятой меня прихватил красный свет. Ехавшее в соседнем ряду такси проскочило на него и чуть не сбило человека с длинными светлыми волосами и похожими на грязные пятна глазами, одетого в тенниску и рваные джинсы. Тот стал во всю глотку орать ругательства и руками, покрытыми болячками и татуировкой, ударил по кузову рванувшегося вперед такси. Двое полицейских в форме, которые на другой стороне улицы выписывали квитанцию молодой девушке-мексиканке за неосторожный переход, остановились, чтобы посмотреть, из-за чего шум, потом вернулись к своей бумажной работе.
Еще через полквартала я увидел, как двое худющих чернокожих парней в бейсбольных кепках и пальто свернули с тротуара и остановились лицом к лицу под покосившимся портиком полуснесенной гостиницы. Они наклонили головы и так виртуозно сыграли друг с другом в ладушки, что хореографию этой сцены можно было приписать Баланчину. Потом один из них молниеносно показал небольшую пачку денег, а другой быстро нагнулся и вытащил что-то из носка. Мгновенный обмен — и они уже разошлись, каждый пошел в своем направлении. Все действо заняло десять секунд.
Майло заметил, что я наблюдаю.
— А, свободное предпринимательство. Мы приехали — паркуйся, где сможешь.
Он показал на длинное четырехэтажное здание с плоской крышей на восточной стороне улицы. Первый этаж был облицован кремовыми плитками, что напоминало туалет на автобусной станции. Верхний фасад был оштукатурен и выкрашен в бледно-бирюзовый цвет. Поверху второго этажа шел единственный ряд забранных решетками окон, до которых нельзя было достать с улицы. Остальная часть сооружения представляла собой глухую плиту. Четверо или пятеро чернокожих в лохмотьях сонно стояли недалеко от входной двери, над которой помещалась недействующая неоновая вывеска вычурного стиля: «МИССИЯ ВЕЧНОЙ НАДЕЖДЫ».
Все парковочные места перед этим зданием были заняты, так что я проехал на десять метров дальше и втиснулся в свободный закуток позади «уиннебаго», на котором сзади было написано: «МОБИЛ МЕДИКЭЛ». Тут поблизости держалась более многочисленная и более активная группа бродяг — не меньше двух дюжин мужчин и три или четыре женщины. Они переговаривались, шаркали ногами и растирали руки. Выключая зажигание, я заметил, что они здесь не за тем, чтобы поправить здоровье. Редкая цепочка очереди установилась перед входом в магазин, закрытым раздвижной решеткой. Трубки этой неоновой вывески светились: «$$ ЗА ПЛАЗМУ».
Майло вынул из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и выставил за ветровым стеклом машины. На карточке размером 10 на 12 было отпечатано: «ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА. СЛУЖЕБНАЯ МАШИНА».
— Не забудь запереть, — сказал он, захлопывая дверцу со своей стороны.
— В следующий раз возьмем твою, — ответил я, наблюдая за тем, как лысый человек с повязкой-наглазником ведет сердитый разговор с высохшим вязом. Человек все время повторял: «Ты это сделал!» и на каждый третий или четвертый раз ударял ладонью по стволу дерева. Ладони его рук были в крови, но на лице играла улыбка.
— Как бы не так — мою они сожрут, — сказал Майло. — Пошли.
Слонявшиеся перед зданием миссии люди заметили нас задолго до того, как мы подошли к входной двери, и расступились. Их тени и запах остались. Несколько человек жадно смотрели на мои туфли — коричневые мокасины, купленные месяц назад и все еще казавшиеся новыми. Я подумал о том, что могли бы значить сто двадцать тысяч долларов для здешних обитателей.