— Ничего он не афишировал — он создавал прикрытие.Создавал себе убедительную мотивировку отъезда: бедняга сломлен горем, остался ни с чем. Так что никто не заподозрит, что он едет, скажем, на Таити с Тоддом. Да его и так не могут ни в чем заподозрить. С официальной точки зрения никакого преступления нет. И поскольку мое сыскное агентство — это я один, на все про все, то мне пришлось бы слишком тонко размазаться, чтобы проверять его одновременно с поисками Никвиста и проведением той операции, которую поручила мне Мелисса в этом деле с Энгером и Даусом. Мне не на что опереться, дабы убедить ее, что Рэмп для нас сейчас важнее, чем Энгер и Даус, потому что эти двое ужепредпринимают что-то против нее. И потом, это скорее всего разозлит ее еще больше, что, как мне кажется, совсем не желательно в данный момент. Я правильно говорю?
— Правильно.
Он немного помолчал, раздумывая.
— Позвоню-ка я сейчас одному человеку. У него есть настоящее разрешение на частный сыск, но он очень редко им пользуется. Звезд с неба он не хватает, но обладает дьявольским терпением. Вот он-то и присмотрит за Великолепным Доном, пока я разнюхиваю финансовый след.
— А как быть с Никвистом?
— Никвист вряд ли что-нибудь предпримет без Рэмпа.
Тут нам принесли заказанную еду, и несколько минут мы насыщались.
— Теперь моя очередь, — сказал я.
— Потерпи еще минутку. У меня остались кой-какие мелочи, касающиеся Дикинсона, первого мужа Джины. Помнишь, Энгер сострил тогда насчет костюмов из магазина готового платья? Оказывается, Дикинсон не мог носить стандартную одежду, потому что был карликом.
— Я знаю. Нашел одну его фотографию.
Глаза Майло вспыхнули от удивления.
— Где?
— В доме. На чердаке.
— Провел небольшие любительские раскопки? Молодец! Я не смог найти ни одной его фотографии. Как он выглядел?
Я описал ему Артура Дикинсона и Джину в виде новобрачной мумии.
— Жуть. — Он покачал головой. — Первый муженек был старый гном, а второй хоть и нормального размера, но любит мальчиков. В общем и целом, я бы сказал, что для нашей дамы физическая сторона вопроса главного интереса не представляла.
— Агорафобия, — заметил я. — В классическом фрейдистском толковании это симптом сексуального подавления.
— Ты с этим согласен?
— Не всегда, но в данном случае, возможно, соглашусь. Это подкрепляет мою теорию о том, что Джина вышла замуж за Рэмпа, так как ощущала потребность в дружбе. То обстоятельство, что они знали друг друга раньше, облегчило их взаимопонимание — после того, как Мелисса свела их вместе. Старые друзья восстанавливают отношения, в которых нуждаются оба. Такое случается сплошь и рядом.
— Я узнал еще кое-что об Артуре, — сказал Майло. — Похоже, в дополнение к тому, что он сколотил свое состояние на этом своем подкосе или как его там, он приобщился и к кинобизнесу. В финансовом аспекте. Некоторые из его сделок были заключены со студией «Апекс». Пока я не нашел ни одной ниточки, которую можно было бы протянуть от него к какому-нибудь фильму с участием Джины, Рэмпа или их приятелей и приятельниц, и ни одного доказательства того, что он знал их до процесса над Макклоски. Но считаю такое вполне возможным.
— Есть еще этот верховный судья.
— Какой судья?
— Верховный судья Даус был дядюшкой Джима Дауса.
— Кто, Хармон Молоток? Помню, Энгер что-то такое говорил. Ну и что?
— Разве не он там заседал, когда судили Макклоски?
Майло подумал.
— Когда это было? В 1969-м? Нет, Хармон тогда уже ушел. Дело перешло в руки парней помягче. Когда всем заправлял Хармон, в светло-зеленом зале работа так и кипела.
— Все равно, — сказал я, — даже как заслуженный судья в отставке, он мог сохранять еще большое влияние. А Артур Дикинсон был клиентом его фирмы. Что, если кандидатура Джейкоба Датчи на роль старшины присяжных во время суда над Макклоски была выбрана не случайно?
— Что, если, что, если, — повторил он. — Все-таки любишь ты везде усматривать заговор, парень.
— Жизнь лишила меня невинности.
Майло усмехнулся и отрезал еще кусочек от своего антрекота.
— Так каким боком все это касается нашей леди в озере?
— Может быть, никаким. Но почему бы тебе не поспрашивать Макклоски? С учетом того, что мы теперь знаем, может, тебеудастся откупорить его. Может, его надооткупорить. Несмотря на все наши теории относительно сложных финансовых мотивов, случившееся с Джиной, возможно, сводится все-таки к простой мести. Макклоски лелеял свою злобу девятнадцать лет, а потом вернулся к прежнему стереотипу и нанял кого-то расправиться с ней.
— Не знаю, — задумчиво произнес Майло. — Я все-таки считаю, что в интеллектуальном отношении этот парень — почти нуль. И, судя по тому, что мне удалось узнать, он ни с кем не якшается — просто околачивается при миссии и играет роль раскаявшегося грешника.
— А что, если ключевое выражение здесь — «играет роль»? Ведь даже плохие актеры со временем могут стать лучше.
— Верно. Ладно, дам ему еще один шанс сознаться, так и быть. Сегодня же вечером. Все равно не могу начать копаться в финансах, пока закрыты банки.
Джойс подошла к нашему столику посмотреть, как идут дела. От наших комплиментов у нее на щеках выступил румянец. Хоть у кого-то день прошел удачно. Она угостила нас кофе и десертом за счет заведения. Майло подцепил на вилку шоколадное пирожное и сказал:
— Великолепно. Просто сказка. Никогда не ел ничего подобного.
Джойс вспыхнула от удовольствия, словно лампочка накаливания.
Когда она наконец ушла, он повернулся ко мне.
— Давай, твоя очередь.
Я назвал ему стоимость эстампа Кассатт.
— Две с половиной сотни кусков! Ничего себе подарочек — или одолжение — так это у вас принято называть?
Я кивнул.
— Это все дурно пахнет. И я, вероятно, не единственный, кто подозревает чету Гэбни в каких-то делах сомнительного свойства.
Я рассказал Майло то, что мне стало известно о Кэти Мориарти.
— Журналистка, а?
— Ведет журналистские расследования. По словам сестры, она просто обожала заговоры, всю жизнь посвятила погоне за ними. И она родом из Новой Англии — работала в Бостоне, в тех местах, где раньше подвизались супруги Гэбни. И поэтому я могу заподозрить, что ей стало известно о чем-то из их тамошнего прошлого и она приехала в Лос-Анджелес проверить свою версию или догадку. Выдала себя за больную агорафобией и присоединилась к группе пациентов, чтобы шпионить и собирать материал.
— Звучит правдоподобно, — сказал Майло, — только ведь у них лечение стоит чертову уйму денег. Кто оплачивает ее счета?
— Ее сестра сказала, что Кэти вечно просила у нее в долг.
— И та ей давала такие деньги?
— Я не знаю. Может, за ней кто-то стоял — какая-нибудь газета или издатель; она написала книгу. А сейчас от нее не было никаких известий больше месяца. Значит, пропали уже два из четырех членов группы. Хотя, что касается Кэти, сестра говорит, это для нее типично. Однако точно известно одно — агорафобией она не страдала. Наверняка она следила за четой Гэбни.
— Этим ты, по существу, обозначаешь финансовое мошенничество под номером два Чета Гэбни обворовывает Джину точно так же, как это делают Энгер и адвокат.
— Под номером три, если считать Рэмпа с Никвистом.
— Подходите, господа, не стесняйтесь. Втыкайте вашу иглу в вену богатой леди.
— Сорок миллионов долларов, — заметил я, — это очень крупная вена. Даже тех двух миллионов было бы достаточно, чтобы шестеренки закрутились. Мне особенно импонируют супруги Гэбни — из-за истории с Кэти Мориарти. Их переезд из Бостона в Лос-Анджелес — такой шаг мог быть вынужденным, чтобы избежать скандала.
— Чтобы Гарвардмог избежать скандала.
Я кивнул, соглашаясь.
— Тем больше причин замести следы. Но Кэти Мориарти каким-то образом удалось напасть на след, и ока решила пойти по нему.
Майло отправил в рот еще кусочек пирожного, облизнул губы и сказал: