Взаимное общение людей не приводит к роду, как ожидал Фейербах, а выделяет культуру, но культура не отводит от личности, а, напротив, нацеливает весь духовный аппарат на ценности личности. Идея не есть, как ожидал Фихте, достоянием рода, ибо каждая идея по своей природе культуроносна, а культура опять-таки есть категория особоличная, и, следовательно, идееносителем выступает не род, а личность. Данные умозаключения, завязанные на личности, объясняют в силу какой причины европейская концепция человека, одухотворяя человека через человечество, не исключает фактов эгоабсолютизма и не содержит противоядия от актов деструктивного эгоизма. Система немецкой идеологии человека смонтирована на оси Единый - Единственный, где на одном конце сконцентрировано со-общение, а на другом действует раз-общение. Генеральное противоречие западной концепции человека целиком раскрывает себя в том обстоятельстве, что авторы концепции не вывели соответствия между внутренними и внешними факторами человеческой экзистенции: посредством личного Бога у Фейербаха и Я-яйность у Фихте они конгениально перевели внешнее во внутреннее. Но забыли о внешнем в том плане, что вместо единого внешнего христианского Бога они поставили единое внешнее человечество, а не воспроизвели это внешнее соответственно человеческому внутреннему, тобто личности. Человечество не есть это соответствие, а, напротив, оно само требует определение через данное соответствие, поскольку алгебраическая сумма индивидов суть профанация человечества. Итак, генеральное противоречие концепции человека немецкой школы ставит и генеральную задачу перед антропософией: выявление внешнего атрибута человеческого существования, родственного по духу и природе личности.
Такая сложная и напряжённая драматургия немецкого сценария человека оказалась по своим итоговым показателям непонятой ни современниками, ни последующими аналитиками. Наиболее шумное форте в этом хоре непонимания принадлежит уже упомянутому Максу Штирнеру, втянувшего Фейербаха в бесплотную дискуссию, где спор развернулся по типу "как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем", и вёлся вовсе не по существу проблемы: Штирнер, опьянённый данной ему Фихте и Фейербахом идеей величия человеческого Я, упрекал Фейербаха в отсутствии у него революционной позы Единственного. Еще большего недомыслия удостоился Фейербах в среде русской идеалистической философии, что совершенно парадоксально, ибо, как будет изложено впоследствии, русское духотворчество в связи с новацией культа личности во многих случаях аккомпанирует фейербаховскому постижению как раз в наиболее радикальных моментах. Отец Сергий Булгаков заявил: "...относительно Фейербаха Штирнер совершенно прав" и представил своё видение фейербаховского глубокомыслия: "...Фейербах лепечет свои благочестивые речи, прикидываясь при этом страшным нигилистом, хотя из-за маски выглядывает кисточка колпака домовитого обывателя, доброго дядюшки и любимца детей" (nota bene: почему так позорны для о. Сергия эти предикаты и особенно "любимец детей"?! Не потому ли, что дети ведут игрушечные войны, а взрослые выполняют подлинный героический долг - воистину уничтожают друг друга?). Булгаков цитирует одну их этих "благочестивых" речей Фейербаха: "Я разумею под эгоизмом любовь человека к себе самому, т.е. любовь к человеческому существу, ту любовь, которая побуждает к удовлетворению и развитию всех тех стремлений и наклонностей, без удовлетворения и развития которых он не может быть и не есть истинный, совершенный человек. Я разумею под эгоизмом любовь к себе подобным, - ибо что я без неё, что я без любви к существу мне подобных? - любовь индивида к самому себе настолько же, насколько всякую любовь к предмету или существу как прямую любовь к себе, ибо я могу любить только то, что соответствует моему идеалу, моему чувству, моему существу" (цитируется по С.Н. Булгакову, 1993, т.2, с. 195). Но если в этих словах увидеть усилия облагородить гидру эгоизма, вдохнуть в него иной смысл и тем отвести человека от пропасти самовосхваления, а также прочувствовать тревогу за судьбы людей, которых он не смог обезопасить интеллектуальным способом за счёт разума, то утверждение о. Сергия предстаёт не менее, чем кощунство. А реальный смысл "благочестивых речей" Фейербаха заключён в достаточно простой мысли: человек не способен существовать без человека; и даже в насквозь фальшивой фигуре Единственного, в максимально узурпированном виде, эта мысль слагает духовный костяк самой позы. По существу, эта мысль есть то направление, в котором вращается ведущая ось немецкой концепции, связывающая полярные формы Единого и Единственного. Эта мысль превращает самодовольное бахвальство Штирнера в глубокую максиму: mir geht nichts uber Mich, auser Mich (ничего нет выше меня, кроме меня). Только Я может возвыситься над Я, добиваясь своего возвышения за счёт Ты, если в Ты оно получает разрядку и одновременно зарядку: Ты есть жизнь для Я. Таким образом, Фейербах формирует третью антропософскую аксиому: человек суть условие человека (аксиома Фейербаха).
Следствием непонимания человековедческих постижений Фихте и Фейербаха можно объяснить факт того, что последующее развитие антропософской линии в европейской философии происходило как бы стихийно, самопроизвольно, без аналитической переработки знаний, добытых этими мыслителями. И, тем не менее, все без исключения крупные философы европейской формации спонтанно, так или иначе, были связаны с идеей и концепцией человека. (Кстати, такая же особенность показательна и для варианта концепции человека, раскрытой в русской философии, - все без исключения мыслители, обладающие собственными философскими системами, спонтанно являются соавторами русской концепции человека как культа личности, о чём будет сказано в дальнейшем). Стало быть, гоменоидная тематика европейской философии интенсивно развивалась, невзирая на то, что радикализм этого направления, начиная с И. Канта, не был глубоко освоен, и философская волна, накрывшая западную концепцию человека как члена человечества, принесла новых выдающихся идеологов, доведших концепцию до ноуменального совершенства, - из них здесь будут упомянуты имена Карла Маркса, Артура Шопенгауэра, Рудольфа Штайнера и Освальда Шпенглера.
О концепции целостного человека К. Маркса говорилось на предыдущих страницах данного трактата, тут же она получает новое освещение сквозь призму постижений Фихте и Фейербаха. В основу концепции Маркса положена аксиома Фихте о единстве двойственного человека, но преподнесена она в своеобразном виде - в виде человека как биосоциального существа. И это было оправданно, так как марксовый человек действовал в том секторе реальной действительности, где существовал закон "бытие определяет сознание", тобто в условиях экономической объективности. В такой ситуации двойственность человека взята на иных посылках, чем у Фихте: если последний проводил грань на уровне вера-разум, или же, что равнозначно, сознание-природа, то материалистический критерий дан Марксом по признаку природа-социум. Таким образом, преемственность здесь соблюдается в части природы, и как раз эта часть выполнена Марксом на уровне эстетического совершенства (к примеру, определение: "Природа есть неорганическое тело человека, а именно - природа в той мере, в какой она не есть человеческое тело"). Социум является изобретением разновидности материализма, которая названа марксизмом, где главные атрибуты материализма как идеологии коллективного множества воплощены в твёрдокаменные монументы: классы, сословии, общественные формации - вот марксистские коллективистские монстры, действующие в истории и обществе. С этой стороны Маркс пытается "исправить" Фейербаха: "Поэтому Фейербах не видит, что "религиозное чувство" само есть общественный продукт и что абстрактный индивид, подвергаемый им анализу, в действительности принадлежит к определённой общественной форме". В марксизме нельзя увидеть, что общество per se не может быть аргументом человека, поскольку является комплексой функцией тех, кого оно аргументирует, то есть человеков; в этом марксистское общество сходно с фейербаховским человечеством при всём спектре их различий и это делает марксизм составной частью европейской концепции человека как члена человечества. Марксистская часть западной концепции человека (советские философы называют её концепцией целостного человека) несёт на себе несомненную историческую миссию: она явилась наиболее выразительным средством, вскрывшим философскую подоплёку экологической катастрофы человечества и давшим понять её истинную причину - приниженность человеческого фактора.
