– Спасибо вам, дамы и господа, – повторял младший, снуя туда-сюда по вагону со шляпой в руках и собирая деньги. Когда он дошел до конца вагона, где Ганке и Майлз расположились на тесном двухместном сидении, Ганке взял один из заполученных ими на баскетбольной площадке долларов и положил его в шляпу. Майлз потянулся и забрал из руки Ганке остатки денег.

– Дружище… – позвал он. Малец обернулся, и Майлз поднял в воздух полную руку денег. Лицо паренька озарилось, и он направился обратно.

– Что ты… – начал Ганке, но не смог закончить. – Майлз… не надо… – Майлз положил свою половину и остатки доли Ганке в шляпу. – Майлз!

Затем, будто ничего не произошло, Майлз снова сел прямо и уставился перед собой. ЕСЛИ ЧТО-ТО УВИДИТЕ – НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЕ НАМ ОБ ЭТОМ.

– Э-э-э… здрасьте, миссис Эм. Это Ганке… Да… да, я знаю, просто понимаете… Майлз, он… он в туалете. Да… он… Думаю, это все из-за курицы. Ему не очень хорошо.

– Поезд. Скажи ей про поезд, – прошептал Майлз с другого конца комнаты.

– Ага, поэтому вам звоню я, а не Майлз, чтобы сказать, что поезд задержался. Похоже, кто-то прыгнул на рельсы или еще что… ага… а Майлзу всю дорогу хотелось в туалет, так что когда мы наконец приехали… Клянусь, миссис Эм, никогда не видел, чтобы кто-то так быстро бегал, – Ганке закрыл рот рукой, пытаясь подавить смешок. – Но мы благополучно добрались. И да… он тоже благополучно добрался. Ага. Хорошо, я скажу, чтобы он вам перезвонил, как выйдет. Ладно, до свидания, – Ганке коснулся экрана телефона, чтобы сбросить звонок. – Бум. Учись, пока я жив, – он сказал это в мобильник, поднеся его ко рту, словно микрофон.

– Спасибо, – Майлз щелкнул костяшками, медленно сжимая пальцами воздух.

– Хоть чем-то я смог помочь.

– Расслабься, чувак.

– Эй, я знаю, что ситуация на площадке немного вышла из-под контроля, но можешь ты наконец признать, что было весело? – Ганке встал, снял через голову рубашку, а затем стянул надетую под нее огромных размеров майку. Майлз не поддался. Даже не улыбнулся. – Серьезно? Хочешь сказать, тебе не понравилось? Даже то, как ты вколотил последний данк, так что стекло полопалось? Майлз Моралес, которого все в школе знают как ботаника, не подозревая, что у ботаника весьма четкие удары… ну, чаще всего… Тебе не понравилось быть мужиком? Серьезно?

Майлз сел на кровать, почесывая тыльную сторону ладони. Он скинул кроссовки и сцепил вместе большие пальцы ног. Ганке выжидающе смотрел на него. Он ждал… ждал… и ждал… пока наконец лицо Майлза не растянулось в улыбке.

– Я знал! – Ганке повеселел, увидев улыбку Майлза.

– Расслабься. Ты так говоришь, как будто мы не в баскетбол с головорезами играли, а сходили в парк развлечений. Для тебя, конечно, может, все так и выглядело, но делать всю грязную работу пришлось мне. Не говоря уже о том, что у меня чуть не украли сумку и мне пришлось драться. Это совсем не весело.

– Ну, ладно, насчет сумки и драки согласен. Но остальное – шикарно.

– Ганке, остальное…

– Шикарно.

– Чувак, серьезно. Это было…

– Шикарно!

– Ладно, хорошо, – Майлз вздохнул. – Это было шикарно. Это было, мать его, шикарно.

Ганке разразился смехом.

– Теперь, когда мы с этим разобрались, нужно закрыть еще один пункт повестки дня: я должен узнать, кто такой Брюс Брюс, – сказал он, доставая из сумки ноутбук.

– Что ж, а я, пожалуй, схожу в душ. Смою с себя Бенджи и Медведя.

Майлз обошел Ганке и направился к шкафу, где у него лежала сумка с туалетными принадлежностями. Их с Ганке комната была маленькой, можно сказать, крошечной, лишь слегка больше комнаты Майлза в доме его родителей. По бокам стояли две одинаковые кровати, перед кроватями – по письменному столу, вдоль задней стенки расположился шкаф (с дополнительным крючком для сумки Майлза), а напротив него – плакат Рианны, который висел над маленьким столиком с телевизором. Под столом была путаница проводов и валялись консоли для видеоигр. Старые: «Нинтендо», «Сега». «Атари», которую они не могли заставить работать. На всех джойстиках максимум по четыре кнопки. Изначально эти консоли принадлежали отцам Майлза и Ганке, но потом перешли к их странным детям, которые питали страсть к восьми- и шестнадцатибитным играм. Веселым играм, которые не вызывали негативных эмоций. Никаких шутеров, никаких монстров – ничего того, что и так было для Майлза частью реальности.

Играм нужен был отдельный шкаф.

Душевые были не лучше комнат. Все на их этаже делили одну большую уборную с туалетами на одной стороне, раковинами в середине и душевыми кабинками на другой стороне. Крошечные кабинки со склизкими стенками. К счастью, когда Майлз пришел в уборную, там никого не было. Они приехали поздно, так что большинство ребят – по крайней мере, те, кто действительно ходил в душ, – уже успели уйти. Майлз поставил свою сумку на одну из раковин. Посмотрелся в зеркало. На лице не было отметин – это главное, что беспокоило его. Он знал, что нужно было быть осторожным, дабы не оставить следов драки. У него слегка опухло колено, но это не страшно.

Однако когда парень выдавил зубную пасту на щетку и сунул ее в рот, он не мог перестать думать о том, что те четверо о нем сказали и почему так сильно хотели избить их с Ганке. Те стритболисты считали, что Майлз и Ганке облапошили их. Жух-жух-жух, он продолжал чистить зубы. И… это было правдой. Он понимал, что мог делать вещи, которых они не умели. Он заведомо не мог проиграть пари. У него было преимущество. Жух-жух-жух. Воспользовавшись этим преимуществом, он победил их. И это было неправильно. Они имели полное право разозлиться. Все злятся на врунов, особенно если обманывают их самих. И Майлз знал, что умение мошенничать было у него в крови. Ты так похож на меня.

«Бр-р», – подумал он, обливая лицо водой. Плевать. Он включил воду в душевой. Его тапочки скользили по полу от недельного слоя мыльной пены. Чьи-то волосы забивали слив, склизкие от валявшегося внизу обмылка. «Хотя это было забавно», – подумал Майлз. Даже эта часть. Вот почему… ладно, черт с ним.

Когда Майлз вернулся в комнату, Ганке сидел за своим письменным столом и листал школьную тетрадь. Изображение на экране ноутбука застыло на фрагменте комедийного сериала из девяностых. Майлз надел шорты, сел обратно на кровать и принялся массировать колено.

– Что я пропустил? – спросил он, указывая на тетрадь Ганке.

– Пока был в душе? Я танцевал брейк-данс, – пошутил Ганке. – Время представления! – он повертелся на месте.

– Ну же, чувак, я не могу пойти завтра на уроки, ничего не зная.

– Хорошо, хорошо, – Ганке развернул стул. – Вот твой инструктаж. Кстати, в такие моменты я чувствую себя твоим верным соратником. Или напарником, – Ганке покачал головой. – Ладно, за те два дня, что тебя не было… – Ганке на секунду задумался. – Единственная новость – мистер Чемберлен сошел с ума.

– Э-э, окей.

Они недавно начали изучать раздел учебника, посвященный Гражданской войне. Все знали, что это была любимая тема мистера Чемберлена, потому что он говорил об этом весь месяц с начала учебного года.

– В смысле, я знаю, это для тебя не новость, но он типа… совсем чокнулся. Он все говорит о том, что Гражданская война – это такое прекрасное и романтичное событие. Он рассказывает о ней как о любимой видеоигре. Но самое странное было в пятницу, когда он начал рассказывать, ну знаешь, о суровых фактах: о рабстве, о том, как конфедераты не хотели от него отказываться, и все в таком духе. Он сказал якобы, что, если посмотреть с другой стороны, рабство было для страны полезным.

– Подожди, это он так сказал? – спросил Майлз, вытащив из-под кровати один из веб-шутеров.

– Ну, это если в общем. Ты же знаешь Чемберлена. Он любит разглагольствовать и нести чушь, будто от этого он умнее выглядит, но это то, что я уловил. – Майлз выстрелил из шутера в телевизор – комок паутины включил его. Ганке покачал головой. – Лентяй.