Его тень скользит мимо, как дыхание смерти. Закрывайте ваши двери, проверьте ставни на окнах. Смотрите на огонь свечи или пламя в камине, чтобы его тень не затемнила ваши глаза. Если он приблизится к вам, отведите взгляд в сторону. Если он стучится в вашу дверь — не слушайте стук. Если он зовет вас по имени — не отвечайте ему. Оставьте ему звезды, оставьте ему дождь, оставьте ему камыши, оставьте ему темные болота.

Не пересекайте ему путь, когда он странствует. Смертный человек сотворен для дневного света, оставьте тень, которая скользит мимо вас в ночи, в ее мрачном окружении".

Картер вопросительно посмотрел в лицо Доновану.

— Ну, что скажете? — Это очень странно.

— И это все, что вы можете сказать? Донован почему-то ощутил раздражение.

— А как я, черт побери, должен отреагировать? Стать на голову и заорать от радости?

Картер отступил на шаг, как будто получил пощечину.

— Мне очень жаль, сэр.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Донован. — Если хотите знать, это описание глубоко поразило меня.

— Да, так оно действует на большинство людей. Видите ту царапину на стекле? Я еле успел помешать одному парню уничтожить этот манускрипт.

— Могу понять этого человека.

— Но я думал, вас интересуют сверхъестественные вещи.

Донован глубоко вздохнул и пожал плечами.

— Да, конечно. Некоторые люди проявляют странный интерес к болезням, но это ведь не означает, что они сами хотели бы заболеть.

— Хорошее сравнение. Вы рассуждаете очень здраво, мистер Донован.

— Я думаю как журналист, а это не всегда то же самое. Существуют различия между здравым и впечатлительным мышлением. Гитлер был выразительным, Сократ — ясным.

— А теперь вы говорите, как пастор, — Моя мать была ирландкой католического вероисповедания, а отец — дьяконом в одной из церквей Хэмстеда.

— А я, скорее, беженец из Бостона.

— Любопытное определение. Вы и теперь ищете место, куда убежать?

— А что, вы хотите его предложить?

— Может быть...

Донован почувствовал, что в комнате резко похолодало. Леденящее ощущение страха вдруг охватило его, волосы на голове встали дыбом.

— Что-то не так?

— Да нет.

— Вы ведь знаете, что говорят обо мне люди? Что смерть меня обошла.

— Странное суеверие.

— А вы что, специалист в области суеверий?

— Я бы этого не утверждал, но я знаю больше о суевериях, чем другие.

— Теперь вы разбудили во мне любопытство. Картер покачал головой и показал на рукопись за поцарапанным стеклом.

— Человек, который мог бы рассказать вам такие истории, — сам Ночной Странник.

— А вы уверены в том, что он действительно существует?

— Зимой я пересекал Атлантический океан. Видел громадные горы дрейфующих льдов, настоящие острова смерти, белые и холодные, как покрытые снегом могилы.

— При чем тут айсберги?

— Я никогда не видел Северный полюс, но эти ледяные горы доказали мне, что он существует. Кто видел Ночного Странника? Но я знаком с людьми, которые видели доказательства его существования.

— Вы серьезно? — спросил Донован, подумав, что доводы Картера весьма убедительны.

— Элли Фарсон, вероятно, знает больше других. Это странный старик. С ним тяжело познакомиться, а еще тяжелее разговаривать.

— А чем он занимается?

— Элли охотник. Он постоянно в пути. Иногда он пропадает неделями. Искать его дома бессмысленно, он там редко бывает.

— Может быть, я оставлю ему записку, что хотел бы с ним встретиться?

— Не знаю, умеет ли он читать, но попробовать можно.

За время работы в журналистике Донован научился неплохо оценивать людей. Почему-то с каждой минутой, проведенной в обществе Картера, он чувствовал себя все более неуютно.

Десять минут беседы с хозяином ясно показали Доновану причину, по которой в «Зеленом слоне» вряд ли можно было встретить посетителей. Он и сам потерял всякое желание провести здесь ночь. Человек слабее Донована вряд ли мог бы сопротивляться гипнотическому воздействию хозяина.

Со спокойной уверенностью человека, который знает, что делает, Донован заказал себе виски, быстро выпил и покинул бар.

Забравшись в автомобиль, он включил внутреннее освещение и начал рассматривать карту. Лидхэм был фактически островом, окруженным речками и болотами. Пол внимательно изучал местность, но из головы не шел рассказ о Ночном Страннике, который он услышал.

Однако, когда он начал вспоминать этот рассказ подробнее, оказалось, что почти никакой информации он не содержал. Только множество темных намеков.

Донован еще раз бросил взгляд на карту. Необходимо было определить место для ночевки. Но ждать здесь было нечего. Пол сдвинул тент крыши, завел мотор и поехал в направлении Ходленда.

Он как раз думал о Ночном Страннике, скользящем мимо коричневого камыша, когда в лучах фар встречного автомобиля увидел на другой стороне дороги фигуру девушки. Она мелькнула перед Донованом на одно мгновение, но этого было достаточно, чтобы увидеть длинные черные волосы, высоко поднятый подбородок и темные блестящие глаза. Судя по всему, девушка ловила попутную машину.

Недолго думая, Пол затормозил, развернулся и поехал в обратном направлении. Теперь его фары высветили женскую фигуру. Ветер играл ее волосами и развевал подол тонкого красно-белого платья.

Донован притормозил. Девушка глянула на него, я тут он ощутил, что ее глаза читают самые сокровенные мысли.

— Вы едете в Хаммертон?

— Раньше — нет, а теперь — да, — рассмеялся Пол.

В этот момент он заметил, что девушка была полукровкой. Ее оливковая кожа приобрела этот цвет не за счет солнца.

— Я видела, что вы развернулись. Акцент девушки напоминал американский.

Она уже села в автомобиль и удобно устроилась на сиденье.

— Итак, где находится Хаммертон?

— На другой стороне Лидхэма.

— Надеюсь, что найду это место. Я штудировал эту проклятую карту, пока у меня в глазах не помутилось.

— Если вас не затруднит подвезти меня, то я покажу дорогу.

— Нет проблем.

— Вы ведь развернулись специально из-за меня? — спросила девушка. Пол кивнул.

— Почему?

Это слово прозвучало как вызов.

Девушка разыгрывала наивную честность, но в ней ощущалось отсутствие невинности, которое должно было быть с этим связано.

Добавив газ, Пол искоса взглянул на пассажирку и оценил ее возраст в 18-20 лет.

— Меня зовут Пол Донован, — сказал он с неожиданным смущением. — А вас?

— Шейла.

— Шейла — и все?

— Моррисон.

— Это звучит гораздо более по-английски, чем ваш акцент.

У Шейлы оказалась великолепная улыбка, и Пол подумал, что из нее получилась бы отличная модель для рекламы зубной пасты. Но в ее дикой свободе было что-то отчуждающее.

— Вы живете в Хаммертоне? — спросил Донован.

— Да, можно сказать, так, — ответила Шейла выбирая слова с неожиданной тщательностью. Пол бросил на нее быстрый острый взгляд.

— Почему?

— Я терпеть не могу людей из деревни, а они не любят меня.

— Почему же?

Шейла пожала плечами. Весьма грациозно, как отметил Пол. На ее лицо легло печальное выражение, но глаза горели раздражением.

— Вы американец, не так ли?

— Да, я американец ирландского происхождения.

— Мой отец был американцем. Он жил в Северной Каролине, как рассказывала мне мама. Он был негр. — Произнесено это было с вызовом. — Отец вернулся в Америку, когда я была еще совсем маленькой. Мать отвезла меня к бабушке. Потом бабушка умерла, отец тоже. Я сейчас живу одна.

— Вы живете.., одна?

— Да. И не знаю, зачем это все вам рассказываю.

Мы ведь только что познакомились.

— Может быть, потому, что у меня открытое и честное лицо? — засмеялся Донован.

Шейла посмотрела на него испытующе.

— Это не так смешно, как хотелось бы, — сказала она обезоруживающе.

— Любопытно, что это должно еще, черт побери, означать? Какая дурацкая сегодня ночь. Голос Пола звучал слегка раздраженно.