Рэй Бредбери
Человек в воздухе
В год 400-й от рождества Христова сидел на троне за Великой Китайской стеной император Юань. Его страна зеленела после дождей и мирно готовилась принести урожай, а люди в этой стране хоть и не были самыми счастливыми, но не были и самыми несчастными.
Рано утром, в первый день первой недели второго месяца после Нового года, император Юань пил чай в беседке и веером нагонял на себя теплый ветерок, когда к нему по красным и синим плиткам, выстилавшим дорожку, прибежал слуга, крича:
– Государь, о государь, чудо!
– Да, – ответил император, – воздух сегодня поистине восхитителен.
– Нет, нет, чудо! – повторил слуга, кланяясь.
– И чай приятен моим устам, и это поистине чудо.
– Нет, не то, государь!
– Ты хочешь сказать, взошло солнце и настает новый день. И море лазурно. Это прекраснейшее из всех чудес.
– Государь, какой-то человек летает!
– Как! – Император перестал обмахиваться.
– Я видел человека в воздухе, и у него крылья, и он летает. Я услышал голос, зовущий с неба, и увидел дракона, подымающегося ввысь, и в пасти у него был человек. Дракон из бумаги и бамбука, дракон цвета солнца и травы!
– Утро раннее, – произнес император, – и ты только что проснулся.
– Утро раннее, но что я видел – видел. Иди, и ты увидишь тоже.
– Садись тут со мной, – сказал император. – Выпей чаю. Если это правда, то, должно быть, очень странно увидеть, как человек летает. Нужно время, чтобы понять это, как нужно время, чтобы подготовиться к тому, что мы сейчас увидим.
Они пили чай.
– Государь, – сказал вдруг слуга, – только бы он не улетел!
Император задумчиво встал.
– Теперь можешь показать мне, что ты видел.
Они вышли в сад, миновали травянистую лужайку и мостик, миновали рощицу и вышли на невысокий холм.
– Вон там! – указал слуга.
Император взглянул на небо.
А в небе был человек, и он смеялся на такой высоте, что его смех был едва слышен; и этот человек был одет в разноцветную бумагу и тростниковый каркас, образующий крылья, и великолепный желтый хвост, и он парил высоко над землей, как величайшая птица из всех птиц, как новый дракон из древнего драконова царства.
И человек закричал с высоты, в прохладном утреннем воздухе:
– Я летаю, летаю!
Слуга махнул ему рукой:
– Мы тебя видим!
Император Юань не шевельнулся. Он глядел на Великую Китайскую стену, только сейчас начавшую выходить из тумана среди зеленых холмов; на этого чудесного каменного змея, величаво извивающегося среди полей. На прекрасную стену, с незапамятных времен охраняющую его страну от вражеских вторжений, несчетные годы защищающую мир. Он видел город, прикорнувший у реки, и дороги, и холмы, – они уже начали пробуждаться.
– Скажи, – обратился он к слуге, – видел ли этого летающего человека еще кто-нибудь?
– Нет, государь, – ответил слуга; он улыбался небу и махал ему рукой.
Еще несколько мгновений император созерцал небо, потом сказал:
– Крикни ему, чтобы он спустился ко мне.
Слуга сложил руки у рта и закричал:
– Эй, спускайся, спускайся! Император хочет видеть тебя!
Пока летающий человек спускался в утреннем ветре, император зорко оглядывал окрестности. Увидел крестьянина, прекратившего работу и глядевшего в небо, и запомнил, где крестьянин стоит.
Зашуршала бумага, захрустел тростник, и летающий человек опустился на землю. Он гордо приблизился к императору и поклонился, хотя с его нарядом ему было неудобно кланяться.
– Что ты сделал? – спросил его император.
– Летал в небесах, государь, – ответил человек.
– Что ты сделал? – повторил император.
– Но я только что сказал, тебе! – воскликнул летавший.
– Ты не сказал вообще ничего. – Император протянул свою тонкую руку, прикоснулся к разноцветной бумаге, к птичьему корпусу машины. От них пахло холодным ветром.
– Разве она не прекрасна, государь?
– Да, слишком даже прекрасна.
– Она единственная в мире! – засмеялся человек. – И я сам ее придумал.
– Единственная в мире?
– Клянусь!
– Кто еще знает о ней?
– Никто. Даже моя жена. Она решила бы, что солнце ударило мне в голову. Думала, что я делаю бумажного дракона. Я встал ночью и ушел к далеким скалам. А когда взошло солнце и повеял утренний ветерок, я набрался храбрости, государь, и спрыгнул со скалы. И полетел! Но моя жена об этом не знает.
– Ее счастье, – произнес император. – Идем.
Они вернулись к дворцу. Солнце сияло уже высоко в небе, и трава пахла свежестью. Император, слуга и летающий человек остановились в обширном саду.
Император хлопнул в ладоши.
– Стража!
Прибежала стража.
– Схватить этого человека!
Стража схватила его.
– Позвать палача, – приказал император.
– Что это значит? – в отчаянии вскричал летавший. – Что я сделал? – Пышное бумажное одеяние зашелестело от его рыданий.
– Вот человек, который построил некую машину, – произнес император, – а теперь спрашивает у нас, что он сделал. Он сам не знает что. Ему важно только делать, а не знать, почему и зачем он делает.
Прибежал палач с острым, сверкающим мечом. Остановился, изготовил мускулистые, обнаженные руки, лицо закрыл холодной белой маской.
– Еще мгновение, – сказал император. Подошел к стоявшему поблизости столику, где была машина, им самим построенная. Снял с шеи золотой ключик, вставил его в крошечный тонкий механизм и завел. Механизм заработал.
Это был сад из золота и драгоценных камней. Когда механизм работал, то на ветвях деревьев пели птицы, в крохотных рощицах бродили звери, а маленькие человечки перебегали с солнца в тень, обмахивались крошечными веерами, слушали пение изумрудных птичек и останавливались у миниатюрных журчащих фонтанов.
– Разве это не прекрасно? – спросил император. – Если ты спросишь меня, что я сделал, я отвечу тебе. Я показал, что птицы поют, что деревья шумят, что люди гуляют по зеленой стране, наслаждаясь тенью, и зеленью, и пением птиц. Это сделал я.
– Но, государь… – Летавший упал на колени, заливаясь слезами. – Я тоже сделал нечто подобное! Я нашел красоту. Взлетел в утреннем ветре. Смотрел вниз, на спящие дома и сады. Ощущал запах моря и со своей высоты даже видел его далеко за горами. И парил как птица. Ах, нельзя рассказать, как прекрасно там, наверху, в небе, – ветер веет вокруг и несет меня то туда, то сюда, как перышко, и утреннее небо пахнет… А какое чувство свободы! Это прекрасно, государь, это так прекрасно!
– Да, – печально ответил император. – Я знаю, что это так. Ибо я и сам чувствовал, как мое сердце парит вместе с тобою в небе, и размышлял: «Каково это? Какое ощущение? Какими видишь с этой высоты далекие озера? А мои дворцы? А слуг? А город вдали, еще не проснувшийся?»
– Пощади меня!
– Но бывает и так, – продолжал император еще печальнее, – что человеку приходится жертвовать чем-нибудь прекрасным, дабы сохранить то прекрасное, которое у него уже есть. Я не боюсь тебя, тебя самого, но боюсь другого человека.
– Кого же?
– Какого-нибудь другого, который, увидев тебя, построит такую же машину из цветной бумаги и бамбука. Но у этого человека может оказаться злое лицо и злое сердце, и он не захочет смотреть на красоту. Такого человека я и боюсь.
– Почему? Почему?
– Кто может сказать, что когда-нибудь такой человек не взлетит к небу в такой машине из бамбука и бумаги и не сбросит огромные каменные глыбы на Великую стену? – спросил император, и никто не смел шевельнуться, ни вымолвить слово.
– Отрубить ему голову! – приказал император.
Палач взмахнул блестящим ножом.
– Сожгите дракона и его создателя и пепел обоих схороните вместе, – сказал император.
Слуги кинулись исполнять приказание.
Император обратился к своему слуге, который первым увидел летающего человека:
– Обо всем этом молчи. Все это было сном, очень грустным и прекрасным сном. Крестьянину, которого мы видели в поле, скажи, что ему будет заплачено, если он сочтет это видением. Но если вы скажете хоть слово, вы оба умрете.