— Так держись подальше от меня и скачи все время прямо через гребни и долины.

— Зачем?

— Ты увидишь.

— Сначала мне надо приблизиться к тебе. Дай мне мое ружье!

Мы обменялись ружьями на скаку. Потом дочь пустыни спряталась за выступ скалы. Теперь я догадался о ее намерении: она хотела взять Абузейфа в клещи. Через несколько мгновений он показался наверху, на гребне. Я намеренно поехал чуть медленнее и заметил, что теперь он стремится быстрее меня нагнать. Пока я взбирался на следующий косогор, он галопом несся по долине, даже не заметив по следам, что я там был не один. Когда я достиг вершины, то увидел с высоты еще несколько преследователей, а далеко внизу — свою спутницу, выехавшую из-за скалы. Ее замысел удался: Абузейф оказался между нами, а поскольку второго верблюда она больше не держала за повод, пустив его бежать свободно за собой, то разбойник, даже если бы обернулся, принял бы ее за одного из преследователей.

За себя я больше не боялся и, поскольку другие преследователи отставали все дальше и дальше, решил позаботиться о том, чтобы Абузейф не ушел от нас. Поэтому я поспешил выбраться из мелкосопочника и выехать на равнину, только в противоположном от лагеря атейба направлении. Одновременно я все больше сдерживал своего джеммела.

Мы скакали уже три четверти часа, пока я наконец не выбрался на равнину. Я держал такую скорость, чтобы Абузейф все время оставался на расстоянии, превышающем дальность выстрела. Теперь и дочь шейха достигла подножия холмов, но тут же я увидел, как на последнем гребне появился еще один преследователь. Должно быть, он скакал на отличном верблюде, потому что неумолимо приближался к нам. По скоростным качествам его верблюд далеко превосходил лошадь Абузейфа.

Я уже стал опасаться — правда, не за себя, а за свою спутницу, как вдруг с изумлением установил, что этот всадник свернул в сторону, как будто хотел обогнать нас, срезав путь. Я попридержал своего верблюда и пристальнее посмотрел назад. Возможно ли это? Маленький паренек на летящем хеджине выглядел точно так же, как мой Халеф. Где достал он такого скорохода и как он догнал нас? Я снова придержал своего верблюда, чтобы еще раз, и притом поточнее, приглядеться к всаднику. Да, это был Халеф! Он старался, чтобы я узнал его, и махал руками, как будто хотел поймать ласточку.

Теперь я совсем остановил верблюда, уселся поудобнее в седле и взял в руки ружье. Преследователь должен был услышать мой голос.

— Ррррреее, ты, Отец Сабли! Не приближайся, иначе я встречу тебя пулей!

— Ах ты собака! — закричал он. — Я возьму тебя живым и приведу в Мекку, осквернитель святыни!

Мне не оставалось ничего другого: я прицелился и выстрелил. Щадя его, я целился в грудь лошади. Она кувыркнулась и погребла Абузейфа под собой. В конвульсиях лошадь еще несколько раз дернулась и испустила дух.

Я ожидал, что всадник постарается поскорее выбраться, но этого не произошло. Либо он сильно ушибся, либо только притворялся, подпуская к себе поближе. Очень осторожно я подъехал к нему. Одновременно возле него оказалась женщина из племени атейба. Он лежал с закрытыми глазами на песке и не двигался.

— Эфенди, твоя пуля опередила мою! — пожаловалась женщина.

— Я стрелял только в лошадь, а вовсе не в него. Однако он мог сильно удариться или сломать себе шею. Я посмотрю.

Я спешился и осмотрел Абузейфа. Если не случилось каких-нибудь внутренних разрывов, то он был только оглушен. Атейба вынула свой ханджар.

— Что ты хочешь делать?

— Взять себе его голову.

— Ты этого не сделаешь, потому что я тоже имею право на нее.

— Мое право старше!

— А мое больше; это я заставил его упасть.

— По обычаям этой страны, ты прав. Ты убьешь его?

— Что ты сделаешь, если я его не убью, а отпущу или просто оставлю лежать здесь?

— В таком случае ты откажешься от своего права, а я воспользуюсь своим.

— От своего права я не отказываюсь.

— Тогда давай возьмем его с собой, и пусть судьба решит за нас.

В этот момент к нам подъехал Халеф.

— Откуда у тебя такой великолепный верблюд?

— Сиди, ты знаешь, что у меня появилось очень много денег. Зачем же мне носить их в кармане? Я захотел купить себе джеммела и пошел к одному торговцу, который живет на южном конце города. Ханне была со мной. В то время как я рассматривал его животных, среди которых это было самым лучшим и таким дорогим, что оплатить его мог бы только паша или эмир, снаружи поднялся большой шум. Мы с торговцем поспешили на улицу и услышали, что гяур осквернил храм и убежал. Я сразу же подумал о тебе, сиди, а мгновение спустя увидел тебя спешащим наверх. Все заторопились во двор к торговцу скотом, чтобы взять коня или верблюда для преследования нечестивца. Я сделал то же самое и схватил этого хеджина. После этого я наказал Ханне спешно отправляться в лагерь и рассказать шейху о происшествии, дал тумаков торговцу, не хотевшему одолжить мне верблюда, и поскакал ловить тебя. Все прочие отстали. Теперь у меня есть и ты, и джеммел.

— Он же не принадлежит тебе.

— Об этом мы поговорим после, сиди. Преследователи все еще гонятся за нами. Здесь нам оставаться нельзя. Что мы сделаем с Отцом Сабли и обмана?

— Привяжем к свободному верблюду и возьмем с собой. Он скоро придет в себя.

В шесть рук мы быстро привязали его к верблюду, на котором я выехал из лагеря. Все, что Абузейф носил при себе, взяла дочь Малика. Потом мы снова сели в седла и поспешили на юго-восток.

Итак, бегство мне все же удалось. Тогда я не предполагал, что мне удастся еще раз увидеть Мекку, а поэтому я оставляю описание города и его окрестностей на будущее.

Окрестности Мекки очень бедны водой. Любой источник сразу становится центром деревни или по меньшей мере долговременной стоянки. Но таких мест мы вынуждены избегать, и так получилось, что, несмотря на дневную жару, мы не делали остановок, пока не достигли местности, изобиловавшей растрескавшимися скалами. Мы следовали за атейба по гальке и валунам, а то и между мощными каменными блоками, пока не достигли трещины в скале. Внизу трещина была такой широкой, что в нее мог протиснуться верблюд.

— Вот она, пещера, — сказала наша провожатая. — Животные тоже могут войти внутрь, если мы снимем седельные подушки.

— Мы останемся здесь? — спросил я.

— Да, пока не прибудет шейх.

— А он приедет?

— Наверняка, потому что Ханне дала ему знать. Если кто-либо из атейба не появится в лагере, его ищут здесь, в пещере. Слезай и следуй за мной!

Абузейф уже пришел в сознание, но во время скачки он не издал ни звука и постоянно держал глаза закрытыми. Его прежде всего внесли в пещеру. Трещина все время расширялась, пока наконец не образовала зал, достаточно большой, чтобы вместить сорок — пятьдесят человек вместе с животными. Крупным достоинством подземного зала была лужица воды, скопившейся в его тыльной части. Оставив в безопасности пленного и верблюдов, мы отправились на поиски ратама [99], травы, обладающей одним очень ценным свойством: она и зеленая горит столь же хорошо, как и высушенная. Траву мы заготовляли на ночь, так как днем нам не пришло в голову разжечь костер, дым от которого очень легко выдал бы наше убежище.

Вообще-то мы не очень боялись оказаться раскрытыми. Мы ехали по такому каменистому пути, что преследователи наверняка не смогут разобрать наши следы.

Обследуя седельный карман своего верблюда, я сделал своеобразное открытие: там было довольно много денег.

Наши верблюды устали, и мы тоже; веревки, которыми был связан пленник, были прочны, поэтому мы могли соснуть. Конечно, я разделил с Халефом вахты. Так прошли последние дневные часы, и наступила ночь. Моя вахта была на рассвете. Мое внимание привлек приближающийся легкий шорох. Я высунулся из трещины и увидел крадущегося человека. Я сразу же узнал в нем представителя племени атейба и вышел из расселины.