— Сегодня я не могу. Двое из поваров заболели, и отцу нужна моя помощь.

— А эти повара были здесь прошлым вечером?

— Да.

— Тогда они не должны были заболеть. Они слышали музыку.

Не говоря больше ни слова, Дуводас вышел со двора и побрел по улицам Кордуина. В Эльдерисе он бы попросту отыскал кого-нибудь из провидцев — и очень скоро получил бы ответ на все свои вопросы. Здесь же, в гигантском каменном склепе города, не было сильных провидцев. Здесь вообще не было магии — кроме той, которой обладал сам Дуводас. Только колдовство. Порой он ощущал его излучения, исходящие из герцогского дворца. Однако это было слабое, по-детски зловредное колдовство. Его музыка была намного сильнее.

Что же тогда иссушает магию его песен?

Дуво неспешным шагом шел по улицам. Ворота парка оказались открыты, он вошел, отыскал тропу, которая вела на Высокий Холм, затем сошел с тропы на траву. И лег навзничь, раскинув руки и закрыв глаза, и ощутил магию земли — словно нежный голос шептал в его душе. Однако даже эта магия изменилась — пускай и неуловимо, но изменилась.

Эльдерское воспитание научило Дуво никогда не цепляться за сложную проблему, но позволить разуму свободно воспарить над ней. Мастер Раналот много раз говорил ему, что для успешного решения проблемы надо не сосредоточиться на ней — а совсем наоборот.

— Но ведь это же бессмысленно, — сказал тогда десятилетний Дуво, шагая с учителем по благоухающим садам Храма Олторов.

— Сосредоточиться на проблеме, мой юный человек, нужно лишь тогда, когда суть ее уже найдена. Ты разгневан из-за того, что сказала сегодня утром Пелтра. Сейчас ты сосредоточен на том, что подтолкнуло ее сказать именно эти Слова, — и, быть может, добьешься успеха. Но все же расслабься, отпусти на волю свой разум — и тогда спросишь себя, отчего так тебя задели ее слова и что в тебе побудило ее так сказать.

— Пелтра ненавидит меня, потому что я человек. Она называет меня животным и говорит, что от меня дурно пахнет.

— Это пока еще говорит твой гнев. Забудь о нем. Поднимись над ним.

Дуво тяжело вздохнул.

— Мастер Раналот, у меня это вряд ли получится. Я ведь не эльдер.

— Зато Пелтра — эльдер, и у нее тоже ничего не получается… пока.

— Я не знаю, почему она злится на меня. Я ни разу ни чем ее не обидел. И точно так же я не знаю, почему меня так задели ее слова. Я и вправду человек. И животное — как все мы. Быть может, от меня и вправду дурно пахнет. — Дуво рассмеялся. — Почему эти слова так задели меня, учитель?

— Потому что так хотела Пелтра. И потому что тебе не все равно, что она о тебе думает.

— Это правда. Она вообще-то славная. Я думал, что я ей нравлюсь.

— Твой доклад о целебных свойствах горных трав был превосходен, Дуво. Ты хорошо потрудился.

— Спасибо, учитель. В библиотеке нашлось много нужных книг.

— А кто рассказал тебе о книге Сориуса? Дуво задумался.

— Пелтра, — сказал он наконец. — Мы гуляли по холмам, и она рассказывала мне об этой книге… — Он густо покраснел. — Я не получил бы награду, если б Пелтра не рассказала мне об этой книге.

— Тебе нечего стыдиться, — мягко сказал Раналот.

— Я так не думаю, учитель. Пелтра была так горда оттого, что разгадала твою загадку, что похвалилась мне. Потом я тоже прочел эту книгу — и получил награду.

— Значит, ты считаешь, что виноват перед Пелтрой?

— Да. Только я не хотел обидеть ее. Я поступил так по недомыслию.

Вот и теперь, на склоне холма Дуводас постарался подняться над мучившей его головоломкой и позволил своим мыслям привольно бродить, где вздумается. Многое, очень многое может изменить магию земли — смерть, насилие, чума, страх… иногда даже радость. Точно так же разум либо плоть самого музыканта могут перемениться и потерять созвучность с земной магией. Дуво спокойно и кропотливо исследовал свои мысли. Разум его, как и прежде, был ясен и настроен на поток магии; плоть не загрязнена употреблением мяса или вина. Уверившись, что проблема не в нем самом, Дуво вздохнул с облегчением и, взяв арфу, заиграл древнюю балладу о Дальнем Веке и Умирании Света. Он играл — и чувствовал, как струится в нем магия земли, наполняя собой его жилы и увлекая за собой. Он был одно целое с землей и травой, с деревьями и цветами — и радостно ощущал, как все сильнее бьется незримое сердце самой Жизни.

Земля приняла музыку Дуводаса. Он доиграл балладу — и глубоко вздохнул.

Когда ему сравнялось восемнадцать, мастер Раналот привел его на прогалину посреди Олторского Леса, и там они бок о бок уселись на плоском валуне.

— Какую музыку ты сыграл бы здесь? — спросил Раналот.

— Это просто, учитель. Есть три вида музыки, и каждый здесь уместен. Песня леса, песня реки либо песня гор. — Дуво пожал плечами. — Или твой вопрос не однозначен? Это загадка, да?

— Этого, Дуво, ты не узнаешь, покуда не заиграешь сам. Взяв арфу, юноша обратился душой к музыке леса. И — ничего. Поднявшись, он покосился на валун — быть может, это камень преграждает путь потоку магии? Дуво отошел на пару шагов в сторону и повторил попытку. И снова — ничего. Он искоса глянул на Раналота и увидел в золотистых глазах эльдера глубокую, затаенную грусть.

— Учитель, разве я что-то делаю не так?

Раналот покачал головой.

— Ты знаешь, почему этот лес зовется Олторским?

— Потому что здесь погибли олторы. Все до единого.

— Именно так, — печально подтвердил эльдер. — В этом лесу была уничтожена целая раса. Олторы были мирным, независимым народом — куда им было устоять против даротов? Города их один за другим были уничтожены, и уцелевшие олторы в конце концов бежали сюда, в этот лес. Тогда его окружила армия даротов — шестьдесят тысяч безжалостных воинов — и началась кровавая резня. Последние олторы, два десятка женщин и около сотни детей, сумели добраться до этой прогалины. Здесь они и погибли.

— И теперь на этой прогалине нет магии? — прошептал юноша.

— Да, — кивнул Раналот. — Верни ее, Дуво.

С этими словами пожилой эльдер поднялся, похлопал юношу по плечу и ушел. Дуво сел на землю. Здесь, подумал он, погибла целая раса. Не племя, не клан, даже не народ — раса. Юноша содрогнулся, ощутив безмерную тяжесть возложенного на него дела. Как может смертный возродить магию там, где произошло такое чудовищное жертвоприношение?

Поставив арфу на бедро, Дуво попытался играть — но музыка не приходила. Несколько часов он сидел на прогалине. Солнце село, взошла луна, а юноша все ждал вдохновения. За час до рассвета он поднялся и прошел по прогалине к самому краю обступивших ее деревьев. Здесь ощущалось слабое дуновение магии — словно движение воздуха, потревоженного трепетом крыльев бабочки. Дуво медленно обошел прогалину по краю и на ходу начал негромко играть веселую и ясную Песню Рождения. Играя все громче, он двинулся от края к центру прогалины и прошел три шага, прежде чем музыка смолкла. Вновь и вновь возвращался Дуво к деревьям, увлекая за собой магию, чувствуя, как ее ручеек постепенно проникает в землю под его ногами. Шаг за шагом, убийственно медленно сотворил он магическую паутину, которая понемногу опутала всю прогалину.

Солнце давно взошло, наступил полдень. Дуво безмерно устал, но ни на миг не прерывал музыки. Вернувшись в центр сотворенной им паутины, он приготовился играть Гимн Творения. Несколько минут юноша стоял неподвижно, глубоко и размеренно дыша, набираясь сил. А затем ударил по струнам — и над прогалиной взлетел его чистый и сильный голос. Солнечный свет пролился на прогалину, на ветви соседних деревьев спорхнули птицы. Дуво шел и пел, и теперь музыка ни разу не прервалась, не смолкла.

Магия вернулась!

Обессиленный, Дуво опустился на валун и положил рядом арфу. Пальцы его дрожали и были стерты до крови.

Из-за деревьев вышел мастер Раналот, лучи солнца искрились на его белоснежной шерсти. На плече его висела арфа.

— Ты молодец, Дуво, — с гордостью за ученика промолвил он. — Людей, подобных тебе, нет. И в тебе я вижу надежду для всей твоей расы.