Хромая, она ушла в кухню. Тарантио сбросил плащ и присел на корточки у огня. Жар очага мгновенно охватил его, и он блаженно поежился. Глядя на весело пляшущее пламя, Тарантио позволил себе расслабиться, а потому не услышал сзади едва различимых шагов. Зато Дейс всегда был начеку — и, перехватив у Тарантио власть над телом, вскочил и стремительно развернулся. В руках у него блеснули мечи.

Перед ним стоял стройный светловолосый человек с изумрудно-зелеными глазами.

— Я Дуводас, — сказал он.

— Повезло тебе, что ты не покойный Дуводас, — проворчал Дейс. — Привычку завел — подкрадываться.

— Я вовсе не подкрадывался, Тарантио. Ты просто задумался и не слышал, как я подошел. Шира сказала мне, что твой друг болен, и я пришел предложить свою помощь.

Дейс хотел уже сказать ему, куда именно он может засунуть свою помощь — но тут Тарантио поспешно отпихнул его и занял свое место.

— Ты умеешь лечить? — спросил он. Дуводас ответил не сразу, глаза его сузились. Неужели он каким-то образом заметил превращение Дейса в Тарантио?

— Я немного разбираюсь в травах и снадобьях, — сказал наконец Дуводас.

— Тогда ты будешь желанным гостем в моем доме. Я, признаться, привязался к Бруну. Может, он и не гений, зато честный и не болтлив. И, кстати, прости мне невольную грубость. Слишком долго мне пришлось воевать, и я привык, что люди, которые бесшумно возникают за моей спиной, как правило, желают мне зла.

— Пустяки, друг мой, — отмахнулся Дуводас. Шира принесла холщовую сумку, битком набитую едой.

— Этого вам хватит, чтобы до завтра не умереть с голоду. Приходи завтра — я приготовлю тебе корзину со съестным.

Тарантио хотел заплатить, но Шира остановила его.

— Мы и так задолжали тебе ужин за тот день, когда ты съехал из таверны. Заплатишь за завтрашнюю еду.

Тарантио благодарно поклонился и повесил на плечо увесистую торбу. Набросив плащ, он направился к двери. Дуводас вышел вслед за ним на улицу. Тарантио сурово взглянул на безумца, на котором были только зеленая рубашка, тонкие штаны и сапоги.

— Ты же замерзнешь до смерти, — сказал он.

— Я люблю холод, — ответил Дуводас, и они бок о бок зашагали по заваленной снегом улице. Ледяной ветер дул им в лицо, взвихривал рыхлый снег. Тарантио косился на своего спутника, дивясь, что тот словно и не чувствует холода. Двадцать минут спустя Тарантио распахнул парадную дверь своего дома и вошел в прихожую. Очаг в гостиной почти угас, и Тарантио подбросил в огонь дров.

— Странный ты человек, — сказал он. — Где тебя растили — в вечной мерзлоте?

— Нет. Где твой друг?

— В дальних покоях, в спальне.

Пройдя через дом, они вошли в спальню. Брун спал и что-то бормотал во сне.

— Тебе знаком этот язык? — спросил Тарантио, когда Дуводас сел на краешек постели. Брун внезапно запел, и спальня наполнилась ароматом роз. Потом он застонал и стих.

— Откуда взялся этот запах? — удивился Тарантио. — Зимой розы не цветут.

— Что за магия потрудилась над этим человеком? — спросил Дуводас. Тарантио рассказал ему о поврежденном глазе Бруна и о визите к Ардлину.

— Я не видел, что именно он сделал, но зрение у Бруна теперь отменное.

— Он не болен, — сказал Дуводас. — Он превращается.

— Во что?

— Этого я не могу сказать наверняка. Однако в нем есть сильная магия, и она все крепнет.

Брун открыл золотистые глаза и уставился на Дуводаса. Певец взял его за руку и заговорил на языке эльдеров. Брун улыбнулся, кивнул — и снова погрузился в крепкий сон.

— Что ты ему сказал?

— Поблагодарил его за песню и аромат роз.

— Можешь ты ему чем-нибудь помочь?

— Нет. Он не нуждается в моей помощи. Пускай отдыхает.

Дуводас вернулся в гостиную и сел у огня. Тарантио предложил ему вина, но Певец отказался и попросил воды. Тарантио принес ему кубок с водой и уселся напротив.

— Ты — тот человек, что убил дарота, — промолвил Певец. — Я слышал о тебе. Весь город слышал о тебе. Ты заставил врагов думать, что они смертны.

— Они действительно смертны.

— Дароты, — сказал Дуводас, — уничтожили когда-то целую расу. Стерли ее с лица земли. Теперь этот народ забыт. Я был однажды в храме, где хранятся кости ушедших в забвение. Они звались олторы; они были Певцами, Музыкантами и Поэтами. Они верили, что Вселенная есть не что иное, как Великая Песнь, и жизнь во всех ее проявлениях — только слабое эхо этой песни. Музыка их была напоена магией, магия их была музыкой. Говорят, что города их были словно небывало прекрасные сады, живущие в радостной гармонии с землей и со всем сущим. Дароты сровняли эти города с землей, разбили в пыль статуи, сожгли картины, изорвали в клочки песни. Дароты — пожиратели всего живого. Цель их жизни — разрушение.

— Я не знаток истории, — отозвался Тарантио, — но зато умею воевать. Герцог заказал новое оружие, мощные арбалеты, которые могут пробить насквозь шестидюймовую доску из тиса. Мы убьем много даротов.

— К сожалению, это так, — кивнул Дуводас. — Смертей будет все больше и больше. Однако я не стану ждать, когда это произойдет. Едва растает снег, мы с Широй уедем. Я увезу ее на острова, подальше от войны.

— Когда-нибудь дароты доберутся и до островов, — сказал Тарантио. — И что ты станешь делать тогда?

— Умру, — ответил Дуводас. — Я не убийца. Я Певец.

— Как эти олторы? Раса, которая не умеет сражаться, не вправе существовать. Это против природы.

Дуводас встал.

— Меня учили, что зло всегда несет в себе зародыш собственной гибели. Нам остается лишь надеяться, что это правда. Когда твой друг проснется, не корми его мясом и не давай вина. Дай ему хлеба, горячей овсянки или сушеных фруктов. И побольше воды.

— От мяса человек становится крепче, — заметил Тарантио.

— Его от мяса только стошнит, — сказал Дуводас.

— Что ты недоговариваешь? — напрямик спросил Тарантио.

— Если б я знал это наверняка, я бы тебе сказал. Я еще загляну к вам — когда твой друг проснется.

— Еще раз! — крикнула Карис и начала медленно считать вслух. Пятьдесят арбалетчиков разом уперли свои арбалеты в мерзлую землю и начали вращать железные рукояти воротов. Когда Карис сосчитала до двенадцати, они натянули прочную тетиву. Наложив болты, они зарядили массивные арбалеты, утвердили их на высоких треножниках и прицелились. Когда Карис дошла до пятнадцати, все уже было готово.

— Стреляй! — крикнула она.

Пятьдесят арбалетных болтов со свистом прорезали воздух и вонзились в прочные дубовые мишени, которые стояли в тридцати шагах от стрелков. Карис широкими шагами подошла к мишеням. Все болты попали в цель, но воткнулись неглубоко.

К ней небрежным шагом подошел Вент.

— Точность стрельбы превосходная, — похвалил он.

— А вот убойная сила — не слишком, — отозвалась Карис. — На двадцати шагах болты пробивают дерево насквозь.

— Что ж, подождем, пока дароты не приблизятся к нам на двадцать шагов.

— Боги светлые! Ты что, совсем лишен воображения? Да, первым залпом мы скосим переднюю шеренгу даротов, а потом? На перезарядку арбалетов требуется, между прочим, пятнадцать секунд, и дароты доберутся до нас прежде, чем мы сумеем дать второй залп. Герцог полагает, что к весне у нас будет пятьсот обученных арбалетчиков. Всего пятьсот! А нам нужно убить куда больше даротов.

Вент покачал головой.

— Твои расчеты основаны на том, что мы встретим даротов на открытой местности — но ведь большинство арбалетчиков будет стрелять со стен.

— Эти арбалеты слишком тяжелые, чтобы как следует целиться из них со стен, — устало сказала Карис. — К тому же стрельба сверху вниз уменьшает точность попаданий. Две трети болтов наверняка пролетят мимо цели. Нет, нам нужно что-то еще. Наверняка у даротов есть еще слабости, которыми мы сумеем воспользоваться.

Вернувшись к стрелкам, она приказала им перезарядить арбалеты и стрелять снова, на сей раз без треножников. Половина болтов пролетела мимо мишени. Карис гоняла стрелков еще с час, потом отпустила их отдыхать.