- Вот и вам презент! - не из желания оскорбить гостя, а по ходу действия негромко сказал Фалалей Кийко.- Не обессудьте. У Тарзана свой прием-он слегка надрывает. Нежный пес.
- Мерси! - поморщившись и вздрагивая, ответил торговый агент. - Теперь я хочу, чтобы домой!..
- И я согласный, - вежливо ответил бакенщик. - Еще посмотреть ничего не хотите? Мне наказали...
- Зачем вы так долго мучили? Я просил быстро и тихо, - ответил экскурсант. - Пишущий автор, который есть Завидный, должен оценить такое. И вы тоже!.. - Само собой! - Кийко удивлялся способности этого красивого, изнеженного хлюпика быстро меняться, умению мгновенно брать себя в руки и не упускать инициативу в разговоре и действиях. Фалалей вздохнул и добавил. - Спустимся к морю. Там покойнее .
- Бумагу дадите почитать. Я буду думать...
- Как не дать: велено угождать и нос по ветру держать. На подхвате!..
Ставший вдруг официальным, чем-то недовольный представитель торговой фирмы взял у Кийко скрученные в трубочку бумаги и поднял на лоб светозащитные очки.
- На что намекаете? - спросил он.
- Какие намеки, когда все ясно, - без запинки ответил Фалалей... - У вас своя работа, а мое дело фонарики и ревуны в исправности соблюдать. Фарватер, одним словом! Чтобы ни одна посудина на мель не села, в остров не уткнулась, на косу не наскочила. Морским стрелочником довожусь я корабельщикам. Многие меня уважают... Пригодился вот и Завидному.
Укрывшись в тени под скалой, иностранец осматривал сверток и как будто не слышал сопевшего у него за спиной бакенщика.
- Услуги надо ценить, - вдруг сказал он, - и особенно деликатные! У вас есть талант продажного гида.
Не ожидал Фалалей подобного иезуитства от заморского джентльмена.
- С паршивой овцы - шерсти клок! - прошамкал Фалалей, не желая в этой игре быть битым.
Торгаш так же спокойно ответил:
- Вместе с инженером, который есть Завидный, вы бросили меня змеям. Хорошо есть умные собаки, а то я давно бы посинел и вздулся от яда. У вас очень милые собаки. Какая у Тарзана цена? О, это настоящий Цербер.
- Здешние собаки не продаются, господин интурист!- с великолепной выдержкой ответил Фалалей Кийко, все больше интересуясь личностью залетного филина. - Как видите, пока мы торгуем химией, а не живностью. А таким псам и цены нет! От дикой мрази они остров очищают Раньше маячники под подушками, в снятых сапогах и даже в детских колясках ужей находили. Теперь гады подальше прячутся.
- О, как хорошо, что кроме собак у вас кое-что можно купить! Не все имеет табу... Вы гуманные и сильные, вам нечего бояться.
Бывал иногда и сам Фалалей Кийко беспощадным, ядовитым, а потому не мог не уважить скрытое изуверство, которое проглядывало у смазливого купчика. А уважил его Кийко простым, нехитрым способом: пока торгагент разворачивал бумагу, он молчал, но только тот принялся читать первый листок, как Кийко вдруг заговорил:
- Опять же про наших непродажных собак, - вырвалось у него как бы между прочим. - Псы радеют, шкуры не жалея, но везде не усмотрят. Вот полюбуйтесь на эту хинину... Детеныш змеи!
- Что это? - попытался отмахнуться зачитавшийся торгаш. - Я прошу не мешать.
Изведав столько острых ощущений, загрустивший гость, кажется, не знал: кого здесь больше опасаться. Но и одному оставаться было страшновато. За каждым камнем, булыгой мерещились рогульки гадючьих жал... Но, как видно, чужестранец был далеко не робким. Оценив обстановку, он внимательно просмотрел рукопись, оценивающе полистал ее несколько раз и прислушался к шагам бакенщика. Сначала доносилось его пыхтенье на подъеме, потом шум от сапог с подковками. К воде скатился граненый камешек, наполовину влажный, должно быть вывернутый каблуком. Но все стихло. Земные звуки утробно и глухо поглощались массой воды.
Полуденное море. Оно тяжело ворочалось под солнцем, насылало на остров волокуши волн, чтобы разрушить, размыть его, упрятать в своих глубинах. Оно делало это осмысленно и методично, подтачивая береговые скалы, образуя каменные грибы-навесы. Под одним из таких грибных нахлюпов и приспособился торгаш, оглядываясь и следя за движением на берегу. Он торопился, но действовал уверенно, расчетливо. В море с этой стороны острова было пустынно; единственная рыбачья лодка мельтешила почти у самого горизонта. Она то тонула, то выпрыгивала на волну. На берегу тоже было спокойно. Заморского дельца в эту минуту могло видеть лишь гадючье племя, но ползучие, пожалуй, сейчас были в то же время лучшим ограждением от непрошенного любопытства. Без суеты и лишних движений торгаш обнажил фотоаппарат и с прилежной точностью заснял на пленку по нескольку раз одну страницу за другой... Рукопись была не очень объемистой и времени на это ушло немного. Он пересчитал машинописные страницы, проверил еще раз нумерацию и связь на переходах. Не упустил ни один перенос, и особенно сосредоточился на подписи под текстом... В правом нижнем углу страницы расписался автор. Подпись была хотя и замысловатой, но вполне разборчивой. Фотограф влюбленно похвалил про себя почерк Завидного и запечатлел прихотливый росчерк с разной выдержкой. По всему было видно, что опытный фотограф уважал свою клиентуру.
Сделав главное, он присел на камень и обратил лицо к морю, однако продолжал внимательно следить за окружающей обстановкой, и словно затылком видел, что делалось на склоне и выше каменного навеса. Мимолетный шорох... Вспорхнула вспугнутая кем-то птичка, и делец мгновенно обернулся, отложил в сторону фотоаппарат. Отодвинувшись от него, принялся небрежно, с подавленным видом листать страницы довольно заурядной газетной статьи о переработке рассолов, добыче сульфата из отложений мирабилита, с помощью несложной, но в условиях Бекдуза новой аппаратуры. Как и ожидал торгагент, технической секретности эта проблема не содержала, но были заманчивы споры, которые велись вокруг самой проблемы и которые при желании и умении можно было бы истолковать самым неожиданным образом. В этом опытный делец убедился при первом взгляде на рукопись. А если к запальчивой статье в "свободной прессе" прибавить эрудированные комментарии, то взрывная публикация вполне окупит все хлопоты и треволнения на этом змеином острове. Негоциант знал, как желанны и как щедро оплачиваются его хозяевами скандальные поделки подобного рода. Правда, куда больший фурор производили литературные опусы, добытые из-за "железного занавеса", но недурно поиметь и такой гешефт. Главное не в секретности текста, а в самой скандалезности публикации и сделке с податливым искателем славы. Достаточно было затравить Завидного...
Шум за спиной больше не повторялся, но спугнутая птичка и скатившийся голыш предупреждали о близком присутствии кого-то... Но все уже сделано и можно не суетиться, наоборот, было выгоднее показать безразличие и может быть даже сожаление о пустой трате времени, хотя, впрочем, и тут полезнее будет классическая мера - "чуть-чуть"
Придавив бумаги камешком, чтобы не сдуло ветром, экскурсант вымыл руки, окатил водой лицо и не спеша стал подниматься наверх, рассчитывая упредить чье-либо появление. Поднявшись на первый карниз, он никого не обнаружил. Осмелев, прошел по гладкой, отполированной временем и ветром площадке. На ней опасаться было нечего - малейшую соринку видно. Поднял круглую гальку, чтобы запустить ее на верхний карниз скалы, и тут же почувствовал, что за ним кто-то следит... Ничего другого не оставалось, как ждать на месте. Некуда да и незачем было скрываться. Показное безразличие подходило сейчас больше. Надо подождать: время, как и море, - все равно .выбросит спрятанное на берег. Ему хотелось повернуться и пойти навстречу устремленному на него взгляду и тем доказать, что бояться ему нечего. И он пошел, влекомый необъяснимым магнитом. Направление было выбрано правильное; внутренний указатель, обостренный инстинкт самосохранения сработал безошибочно. Не по какой-либо зримой тропке, а по раскладу камней он понял, что из рас-щелка, вылизанного добела волнами, есть близкий выход. Свернув влево, он увидел в зеленоватом полумраке распадок, вырубленные водой ступени и выход к солнцу. Тут и встретил его Фалалей.