- К сожалению, для некоторых людей слова стали не более, чем бенгальские огни. Светят, но не греют. Замечается это, к несчастью, не у наших только, а и у некоторых наезжих к нам. И откуда берется у них это безразличие к будничным, трудовым делам?
- У нас текучка мало идет на убыль!
- Сезонники... - Сергей отпустил это словцо и дал ему удалиться, как будто для того, чтобы рассмотреть его со стороны. - Сезонники. Холодное и осклизлое словечко. Поденщики... как мухи-поденки. Временщики... Когда такое чувство заползает к человеку в душу, то жди от него чего-то недоброго и даже мерзкого. Я лично опасаюсь таких... Линялый народец.
- Ничего не поделаешь. Многое у нас на промыслах пока от солнца и ветра. Вот и летят иные на солнышко!..
- Об этом и речь! Завод испортит летунам-сезонникам летную погоду. Завод нам нужен, современный комбинат.
...Налетел ветер, ударился с разгона, взбаламутил песок и поднял к небу подвижный, гнутый змеевик. Пыльное чучело на ходулях шустро прошлось по скату бугра, перевалило на другую сторону и, колыхаясь и свистя, устремилось к озеру.
В лицо Ягмуру швырнуло ветром горстку песка, и водитель долго отплевывался и протирал глаза.
- Уступи руль, а сам в подол поплачь! - Сергей силой усадил друга в люльку и, завладев рулем мотоцикла, рванул с места на такой скорости, что Ягмур, пытавшийся что-то крикнуть, захлебнулся от воздушной струи. Крик его остался далеко позади, вместе с огарком сигареты. К слюдяному козырьку кокардой прилипла бабочка...
Призрачными видениями проплывали в дрожащем мареве знакомые картины. Грозовая фасолина водоема - крайнего в каскаде искусственных озер; похожая издали на элеватор с трубой, печь "кипящего слоя", недавно обновившая собой унылый, худосочный пейзаж; фанерное гнездовье - легенькие домики сборщиков сульфата и длинный лабаз мастерских, где делались и подновлялись лопаты... Рядом навесы, под которыми стояли дренажные машины, а чуть поодаль - новенькие "комбайны" для механического сбора сульфата, которые "доводил до ума" ленинградский инженер Иван Волков. Они, робкие младенцы, только учились ходить по ледяной корочке мирабилита. Машины стояли у берега сухого озера. Около них возились люди. От глинистого яра Семиглавого Мара, у подножья величественной печи "КС" с указующим перстом громоотвода, начиналось знаменитое Шестое озеро - жемчужина всего оазиса. Даже с отдаленного нагорья в жарком, белесом царстве можно было определить скопление стоящих в беспорядке пузатых мешков, похожих на пингвинов. Поблескивали на солнце металлические диадемы у захватистых лопат, да вырастали неожиданно новые стайки пингвинов, и все это походило на фата-моргану. У грубоватого с виду, трудового Бекдуза были свои живые волшебные сны; вокруг безводных, с сыпучим зеркалом, озер роились дивные легенды.
- Сказка, - вздохнул Сергей. - Лебедей только нет.
- А вон они вкалывают, наши лебеди! - в миг уничтожил Ягмур все чары сказочной фантасмагории.
На белой ниве сульфатного поля трудно было заметить сборщиков, облаченных с ног до головы в белое: в марлевых масках, защитных очках и голицах до локтей. Привидения, как им и полагалось, двигались бесшумно и казались бестелесыми.
- Сезонники не валяют дурака, гребут рубли. Накидают их в торбу и фью-ить!.. Помахают крылышками. Мы их жалеем по весне, а они нам сочувствуют по осени. Улетают, а нас за погорельцев считают!..
За кремнистым, с красной окалиной на камнях, увалом открылся широкий вид на Куркульскую бухту. Под солнцем, ослепительно и колюче искрясь, пылала белыми, синими и пурпурными огнями неоглядная ледяная равнина. Сначала трудно поверить, что перед тобой не водная, подвижная гладь, а твердый наст, застывшая, неподвижная твердь. Но это безмятежное лоно обманчиво, так и чудилось, что притихшая стихия остановилась лишь на миг, что она вот-вот снова разбушуется, грянет сокрушительный шквал и бухта закипит, вспенится и опять соединится с отхлынувшим Каспием.
...Бухта. Когда-то в ней укрывались от бурь морские корабли, а сейчас тут отлегла соль. Мотоцикл, похожий на игрушечного попрыгунчика, сорвался с откоса и влетел в бухту вместе с клубами пыли. Дорога была наезжена, местами водяниста, но вполне земная. Однако стоило углубиться подальше в бухту, как колея начинала мокреть, темнеть и как бы плавиться под колесами. И тут уж лучше не оглядываться, не мешкать, а мчаться вперед, к черным точкам, плавающим на горизонте в серебристом кипятке. Оглянешься, сразу же станет не по себе: берег далеко позади, а под ногами чуть прикрытая соляным настом бездна - чрево Кара-Богаза, настоящая Черная пасть. Чем больше удаляешься от суши, тем отчетливее вырисовываются по сторонам береговые изрезы самой бухты. Соляной панцирь Куркуля достигает нескольких метров, но не везде он одинаково прочен и устойчив. Под верхним покровом погребены огромные массы насыщенных рассолов, оставленные и подпитываемые заливом. Ниже первого рассольного горизонта снова лежит твердая соляная прокладка. А под ней - опять скопления тузлука. Такие схороны в несколько этажей. Замурованный бассейн погребенных рассолов никто до дна пока не измерил и сколько здесь этих глубинных нар - никто точно не знает. Вероятно, больше шести... Наиболее пригодным оказался второй горизонт. Из его сот и выкачивается рассол - рапа. По трубам она поступает в открытые вместилища озер. В этих бассейнах с наступлением зимних холодов рассол твердеет и превращается в мирабилит. Проходит время и под летним солнцем мирабилит обезвоживается, становится драгоценным порошком сульфата натрия, который составляет пока главное богатство оазиса.
Залив Кара-Богаз и урочище Бекдуз располагают несказанными сокровищами, но используются они пока не полностью. Нужна высокая техника, и она пробивала себе дорогу, но с большим трудом. Об этом и шел всю дорогу разговор. Брагин мало-помалу уводил мотоцикл от береговых илистых припаев и брал правее, где блестела гладкая наледь. Про себя он как бы продолжал начатый спор с Ягмуром о делах комбината, в которых пытался разобраться не он один и не только с помощью таких вот дорожных диалогов и самых досужих силлогизмов. Споры об этом шли жаркие.
- Злость в тебе кипит, Брагин, - подтрунивал Ягмур, когда разговор перешел опять на установку печи "кипящего слоя", с которой был связан Завидный. - Не хочешь согласиться, что он обскакал нас с тобой на байге - на скачках жизни. Пожалуй, обскакал. И вот бесится джигит брагин. Да, Завидный - ловкий, с толком все делает. Поневоле позавидуешь. И приятный человек. Говорится же: если руки в масле, пригладь волосы. У него сейчас - масленица!
- Ну и народец! - криво, через силу улыбнулся Сергей. - Садись на передок, бери руль! Вези. А я, видно, никуда не гожусь... в люльке поеду.
- Слышь, Сережа, на верблюда сел - за горб не прячься!
Неспроста Брагин передал и вручил свою судьбу Ягмуру: сын чабана Борджака и бухту знал, и на своем мотоцикле мог бесом летать по самым непроходимым дорогам.
А сейчас начинались те самые места, которые, по всей вероятности, и находятся у черта на куличках. На соляном подтаявшем катке появились твердые наросты и наплывы, оставленные нагонной рапой в пору буйных ветров и шторма. По застывшим волнам мотоцикл бросало и било хуже, чем лодку в море. Однако не это таило главную опасность. Всюду подстерегали полыньи, карстовые воронки, возникавшие в разных местах и внезапно. В слепящем сиянии солнца и слитков соли такая полынья могла оказаться незамеченной совсем рядом, и тут хватка и чутье Ягмура были просто необходимы.
Лучшим ориентиром в этом разгуле света и призрачных видений на волнах знойного половодья была толстая, тёмнокрасная плеть трубопровода, уложенная прямо на твердый соляной наст. Этот внушительный водопровод брал свое начало у головных источников, оснащенных насосами, и уползал к земляным ваннам "горного цеха". Свою службу прожорливый трубопровод пока не нес и только испытывался, но внимания к себе требовал ничуть не меньше, если не больше, других опорных пунктов промыслового хозяйства комбината. Именно рапозаборники, водовод и "горный цех" должны были обеспечивать громоздкие печи сырьем - мирабилитом. Жерла железной махины почти пустовали и наполнялись тяжелой рапой лишь тогда, когда пускались в ход насосы и опробовались распылители.
