Первое, что поспешил выяснить каждый из присутствующих: не ослышался ли? И не оговорился ли умаявшийся батыр Сабит Мустафин, который был действительно вездесущим человеком, знал на химических разработках буквально все и всех, потому что около пятнадцати лет работал грузчиком в порту, на ручном сборе сульфата, потом весовщиком, заведовал товарным двором, а председателем завкома избирался пятый раз. Он завсегда был в самых липких делах, как в репьях и, кажется, не было таких вопросов в жизни Бекдуза, которых бы не касался профсоюзный лидер Мустафин. Шумный его приход в кабинет Метанова сейчас всех озадачил: откуда взял Мустафин в пустыне калину?

- А брусникой, случайно, не хочешь нас угостить? - вздумал было посмеяться Семен Семенович.

- Не я, а гости угощают! -Мустафин широко улыбнулся, приготовившись еще чем-то угостить. Скрытничать Мустафин не умел и сразу же проговорился. - И вино выставили на стол, сгущенное очень!..

- Разгулялся ты, Мустафин, не сдержать! - покачал головой Чары Акмурадов. Отвлекшись на минутку от разговора, он передал вошедшей секретарше телеграмму и попросил заказать разговор с Ашхабадом.

- Калину - к общему столу! - предложил между тем Сахатов. - Для гостей и у нас найдется такое, чего они никогда не видывали.

- Простые люди, настоящие родственники! Литовцы уже собрали наш народ на улице. Меня ждут! - Сабит Мустафин обмахивался планшеткой и пятился к двери, чтобы улизнуть, видимо, кому-то чего-то уже наобещав. - Я так и скажу...

- Что ты им скажешь? - остановил его Чары Акмуралов.

- Ничего особенного. Скажу, что вы уже готовы... Пришлось попросить его сесть на диван и посоветоваться сообща, как раскроить день. Гостям по праву отводилось почетное место и основное внимание. Шкатулку Байрам Сахатов поставил на стол, и ее рассматривали со всех сторон, как диковинку. В своем роде это была музейная вещица, которая поражала не только тонкостью, филигранностью отделки, красотой древесного рисунка и какой-то теплой и задушевной тональностью раскраски. Шкатулка была любовно сделана для семьи Валерия Рылова, в память о дорогом человеке и в знак уважения сельчан Римши к своему защитнику, отдавшему жизнь за их счастливую долю. Небольшую толику этой земли с могилы Валерия они привезли с собой, и она будет храниться в этой деревянной шкатулке. У драгоценного сосуда было две ручки и крышечка с янтарем. На одной стороне шкатулки была вычерчена с мелкими подробностями карта Литвы, а на другой - с таким же старанием изображена акватория Каспия и залива Кара-Богаз. Мастер не пожалел сил и душевного жара для отделки драгоценного ларца. Потом выяснилось, что эта дивная мастерица сама приехала к бекдузским химикам. Ее звали Аделе Гадукене. Работала она председателем Игналинского райисполкома. Шкатулка говорила о многом. Не успели ее рассмотреть во всех деталях, как в коридоре послышался шум. В сопровождении ребят в кабинет вошла сестра Валерия Рылова, моложавая, с характерным крупным, скуластым и веселым лицом сибирячки, Ирина Дмитриевна.

- Караул, смирно! - послышался негромкий, утомленный голосок.

К своему удивлению Сергей Брагин увидел во главе пионеров, одетых по всей форме, своего верного дружка Мурада, уже вставшего на ноги после заплыва к острову Кара-Ада. Сергею показалось, что Мурад неузнаваемо повзрослел и ему очень шла белая рубашка с ковровой вышивкой на вороте, тюбетейка и зимние, тяжелые ботинки, видимо, надетые в жару лишь потому, что были совсем новенькими и ядовито блестели. На похудевшем, бледно-желтом лице крупный нос и горящие, черные глаза выделялись особенно заметно и делали Мурада строгим и чуточку незнакомым. Во всей его вытянувшейся фигурке чувствовалась какая-то угловатость, а в глазах недетская суровость и пристальность. На стриженой под машинку чуть удлиненной голове смешно торчали тонкие, оттопыренные уши, а глаза горели волевым, мятежным огнем. Сергей Брагин почувствовал взгляд этих глаз на себе еще до того, как узнал в принарядившемся, худеньком мальчугане Мурада. А когда узнал, и они встретились глазами, Сергей вспомнил сразу же о записке, переданной ему Фалалеем Кийко. Он перечитывал ее несколько раз, но мало из нее понял. Ясно было одно: Мурад, а, может быть и Ковус-ага, хотят о чем-то поговорить... Когда это лучше сделать? Этот требовательный вопрос прочел сейчас Сергей в горящих глазенках Мурада.

- Ирина Дмитриевна, пионерский караул готов для охраны... и встречи с Героем, нашим Валерием!.. Мы, тетя "Ира, обещаем и клянемся!..-Мурад, отдавая рапорт, сначала держал руку по всем правилам пионерского устава над головой, но вдруг покачнулся и взялся за тюбетейку, а потом быстро выправился и взмахнул рукой так ловко и важно, словно в ней была сабля или маршальский жезл. - Пионеры Кара-Богаза принимают Героя в свои ряды!..

Нет, это была не игра и не праздничный ритуал; выполнялся суровый и тяжелый обряд мужества; это была встреча со своим земляком, погибшим и как бы вновь воспылавшим в родном Кара-Богазе, откуда он веселым, самонадеянным и жизнелюбивым пареньком ушел- на войну. Маленькие сограждане встречали Валерия Рылова с почетом и пионерской верностью. Чутких ребячьих сердец в эти минуты как будто коснулось пламя войны; оно испытывало на верность и крепость, закаляло. Ребята держались молодцевато, правда, сказывалась напряженность, ответственность, но они гордились, что именно их послали все школьники и пионеры сопровождать Ирину Дмитриевну, сестру Героя. Мурад стоял от тети Иры по правую сторону, а слева держал недремный караул Васька Шабан, тоже нарядный, накрахмаленный и очень взъерошенный, с облупленным носом и лоснящимися щеками от затяжного купания. Остальные ребята выстроились за ними.

Воинственный вид ребятишек и рапорт Мурада вконец растрогали Ирину Дмитриевну, и она вместо того, чтобы как старшая, на правах родственницы отдавать распоряжения, оперлась на своих маленьких рыцарей - Мурада с Васяткой - и расплакалась... Губы кривились, словно через силу улыбались, а слезы струились по щекам и падали то к Ваське, то к Мураду. Рядом с плачущей сестрой Героя ребята .казались особенно мужественными. Большие и маленькие преклонили головы перед точеной, расписной урной, в которую Сергей Брагин бережно, при общем молчании, опустил землю с зелеными росточками и самоцветами песчинок.

- Караул, готовьсь!.. - Мурад сделал шаг вперед и опустился на колено. Стояла напряженная тишина, хотя и в комнате, и в приемной, и в коридоре собрался народ. Байрам Сахатов взял урну и подошел к Ирине Дмитриевне.

- Тебе, Мурадик... Неси! - сказала тетя Ира и передала Мурадику живую землю.

Расталкивая ребят, к Мураду протиснулся Васька Ша-бан, и с этой минуты до самой школы, куда понесли урну, стал его телохранителем. Правда, не он один. На улице к Ирине Дмитриевне Рыловой подошел Ковус-ага и вместе с ней занял место около Мурадика. Так и шли они серединой бетонированной, залитой солнцем и вычищенной морским ветром улицы, нигде не останавливаясь и не прибавляя шага до новой школы с молоденьким садиком из акаций, серебристого лоха, коренастых карагачей и обрядившихся в зеленые сарафаны старомодных ив.

...Никто не оповещал жителей Бекдуза, и с радиоузла не успели сказать о приезде гостей, а люди по извечной негласной осведомленности потянулись к школе. И лучшей встречи литовским побратимам нельзя было и придумать.

В обеденный перерыв приехали старатели с Семиглавого Мара и с Шестого озера, пришли портовики, приплыли с легендарного Кара-Ада служители маяка... Тихие и скромные гости, притомленные долгими путями-дорогами в затерянный Кара-Богаз, приунывшие было от жары, вдруг оказались в таком водовороте, что забыли про усталость, перестали обращать внимание на липкий, нагретый ветер, от которого не было спасения. Поначалу литовцы держались вместе, но скоро, гостей разъединили, и у каждого из них оказалось свое тесное и шумное окружение. В поселке химиков уже знали, кто именно к ним приехал. Об этом передавалось изустно, по самому надежному - беспроволочному телефону. В центре внимания была медлительная и внимательная ко всем, светлоглазая и густобровая Аделе Гадукене, стоявшая во главе крупного литовского района. Серьезная, скупая на улыбку Аделе ни на шаг не отходила от сестры Героя, растерянной и суетливой Ирины Дмитриевны, с которой она подружилась давненько. Они переписывались, обменивались посылками. Закадычными подружками стали их дочки: Римма и Лида. В прошлом году химики Бекдуза гостили в литовской деревушке Римши, Ирина Дмитриевна стала там дороже родной сестры, у Аделе ее приняли как члена семьи.