Ноздрястый украдкой взглянул на свои ладони, но вовремя спохватился и поспешил снова пристроиться к разговору.

- Занятно слушать бывальщины. В них столько первозданной простоты и отважной провинциальной доверчивости, что нельзя не умиляться выступлениями таких респектабельных авторитетов нашей отечественной галургии, как уважаемый Сабит Мустафич. - Представитель главка тонко и люто мстил за выказанный испуг и опасение увидеть на своих руках сажу, но не от казана, а от внедряемой с его помощью печи "кипящего слоя". - Галург Мустафин, разумеется, не может не знать о сложном генезисе самой технической идеи "кипящего слоя" и ее воплощении в столь оптимальный вариант промышленного агрегата. Я имею в виду ваше приобретение!..

- Агрегат, что и говорить, оригинальный, а его генезис - зарождение и развитие, я имел возможность проследить раньше, повторяю - в готовом виде, еще на содовом производстве в азовском бассейне! - теперь уж с дискуссионной запальчивостью и ораторской осанкой заговорил Сабит Мустафин, сохраняя в то же время традиционную месткомовскую демократичность. - Предлагаемая новация не столь свежа, а главное - не очень-то подходит нам. То, что годится для содового производства, у нас может потерпеть фиаско!.. Я уже сказал, что нависает сдача печи на наш баланс, и вы добиваетесь этого, как я понимаю. Рычаги очень мощные приведены в действие, и как видно, пока не самые главные.

Представитель главка пожал плечами и пододвинул свой стул к Кагановой.

Игорь Завидный давно порывался вставить словцо в разговор, и счел выгодным сделать это в создавшейся ситуации.

- Плакаться на какое-то давление и беззащитность, по меньшей мере, похоже на гримасничество, вымогательство снисхождения и скидок на провинциализм. Если и приведены в действие какие-то рычаги, так это атрибуты высокой технической культуры и обязательности научных вы водов для уважающих себя практиков!.. Пагубные прояв ления узкого практицизма у вас, товарищ Мустафин, проглядывают весьма зримо. Похоже, что вы не доверяете советской науке и ее бескорыстным представителям. Можете быть уверены, что наша печь получит мировое признание, и прерогатива будет принадлежать нам. Прерогатива!.. Вам понятно это слово, товарищ Мустафин?

- Знакомое словечко, батыр Завидный! А вам понятно такое словечко... престидижитатор?

- Простите, какое?..

- Вот и задумались, Игорь Маркович. А слово не так уж и хитроумное. Так интеллектуально толкуется... дошлый фокусник, проделывающий свои номера при помощи неимоверной быстроты движений и ловкости рук. Так вот, лично я всегда больше всего опасаюсь таких ловкачей от науки... престидижитаторов.

Завидный помялся, взглянул на Семена Семеновича, который в чем-то горячо убеждал парторга Сахатова.

- В своей среде мы изобличаем сомнительных технических отпрысков... - брезгливо выговорил Завидный, стараясь не очень-то распространяться. - Наша печь - плод коллективного и квалифицированного мышления, и она не лишена того секрета долголетия, который не сразу проявляется. Для нее существует определенный период, чтобы выйти в элиту... И мы ее дотянем.

- Вы хотите сказать, Игорь Маркович, что ваша печь похожа на волшебную печь Исфагана? Помните такое чудо Востока? Земное, всамделишнее и действующее... Недавно в газете о ней опять писали. Загадка и диво! Как известно, установлена эта печь была вместе с котлом в бане. Для нагрева воды в огромном котле достаточно было... Чего бы вы думали? Обыкновенной свечки с фитильком. Эксперты со всего света съехались в Исфаган, чтобы разгадать секрет банной печи. Американцы больше других усердствовали, доказывая, что в печке используется... скрытая атомная установка. И что вы думаете? Разобрали печь по кирпичику. Каждую штуковину оглядели, замерили и описали. Ничего сверхъестественного не нашли. Покачали головами и на высокой научной основе опять сложили печь - тютелька в тютельку. И как вы думаете? - Мустафин повернулся к Еве Казимировне и помолчал. - Печь как ни разогревали, она была холодна. Навсегда остыла. Дух-то из нее выпустили. Понимаете, какое чудо в нее мастер вселил! Живой дух. Без живинки самая хитрая поделка, как сказал мне приятель, будет опять же похожа на клячу деда Щукаря.

- Помилуйте, что за аналогия! - простонала Ева Казимировна.

- С крутым замесом и кисленькая, как наш казахский курт! - Мустафин сказал это, перевалившись через стол и принимая от профессора Сокольникова записку, которую, кажется, тот в свою очередь получил от кого-то через приоткрывшуюся дверь. Записку Мустафин отдал Сахато-ву и закончил выступление воинственно: - В отношении печной установки я от своего мнения не откажусь!

- Твое мнение, Мустафин, имеет вес. Учтется, - ответил Сахатов и вернул записку. - Читай...

Заговорил Семен Семенович Метанов, а гневный Мустафин принялся читать послание, написанное на большом, желтоватом листе, разграфленном жирными линиями и вырванном из какой-то конторской книги. По каракулям понял Мустафин, от кого была цветистая весточка: писала Степанида Маркеловна. Лист большой, и редкие слова разбежались по нему, как овцы на выгоне. Мустафин подсел к Сергею Брагину и показал грозный ультиматум. Он гласил: "Давай мне, Мустафа, прения..."

- Что делать? - пожимал плечами Мустафин.

- Обратись к собранию, - посоветовал Брагин.

- Степанида ждать не будет. Ворвется и скажет все напрямик!

- А ты боишься?

- Зачем такие слова, Сергей Денисович! Не я, а другие побаиваются.

Полуобернувшись и привстав, Мустафин посмотрел на дверь. Через щелку виднелся желтоватый, придымленный свет в коридоре и чья-то прилипшая к дверной ручке фигура. В успокоение себе Мустафин предположил, что это Степанида Маркеловна застыла у порога. Но терпение ее нельзя было испытывать, искушение выступить могло толкнуть ее на лихой шаг. Мустафин пододвинулся к столу, чтобы посоветоваться с Сахатовым. Тот молча прочел послание и передал директору Чары Акмурадову. Поинтересовался запиской и представитель главка. Предвидя, должно быть, характер и эффект, от выступления Маркеловны, он начал тыкать авторучкой в разлапистые каракули и шептать что-то директору. Чары Акмурадов посмотрел на Му-стафина с Брагиным, а седоволосый молодец из главка взглянул на Еву Казимировну, и так выразительно, что у Кагановой зарделись щеки и грудь высоко поднялась от глубокого и затяжного вздоха.

Произошла какая-то заминка в ходе прений. Представителя главка якобы вызвали по междугороднему телефону, о чем невнятно пробормотал Метанов. Был объявлен перерыв.

Покинув свои места в душной комнате, участники заседания разбились на группы. Сергей как-то ни к кому не пристал и вышел на веранду. Незаметно для себя удалился в садик и тихонько зашагал по дорожке между кустами лоха в сторону моря. Далеко забираться было нельзя, но даже шум моря освобождал от мелочности, заставлял думать о вещах крупно, весомо. Сергей отметил про себя, что хотя заседание шло довольно путанно и бурно, главное от этого не затушевывалось, наоборот, мнения сторон обозначились более определенно, не было больше неизвестности: никто и никого попусту не убеждал, чувствовалось, что время уговоров миновало. Наступила пора решительных действий. Труженики всех подразделений комбината ждали, чем закончится высокий совет. Сергей ждал этого не меньше других, но не обманывал себя и признавался наедине, шагая по аллейке, что строительство завода снова срывается... Берут пока верх сторонники печей и другой сомнительной техники. Прогуливаясь в одиночестве, Сергей никак не предполагал, что, свернув с дорожки в освещенный круг под тополем, он встретится с Ниной.

- Не ожидал? - как будто именно этому больше всего удивилась Нина. - Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой!..

- Скажи честно, Нина, подглядывала? - Сергей никак не мог поверить, что эта встреча не преднамеренна.

- Ты меня нашел, а не я тебя!

Верно. Ничего не скажешь. Нина сидела на овале узкой дощатой лавочки, замкнутой вокруг тополя- и пришла сюда сразу, как объявили перерыв.