Очнулся в кабинете Николая Ивановича на мягком диване. Возле меня хлопотали перепуганные сотрудники.
— Что там с пробирочкой, с железами паучков? — спросил я.
— Да цела ваша пробирочка! — успокоительным тоном сказал Николай Иванович. — Лежите и не беспокойтесь!
Через несколько минут я пришел в себя. Из многочисленных мелких ранок кисти левой руки все еще сочилась кровь. Несколько осколков стекла я вытащил. Два из них, как потом выяснилось, ушли глубоко. По-видимому, не заметив, стеклянной палочкой я подцепил кусочек ватного фитиля со спиртовки и перенес его в пробирку со смесью. Этого было достаточно, чтобы вызвать взрыв. Я сильно устал и, кроме того, был голоден, что и способствовало обмороку. Мне стало неловко перед сотрудниками. Но самое главное — пробирка с ядовитыми железами была цела.
— Прячьте свою пробирку в холодильник. Ничего с нею не случится за ночь. Завтра сделаете опыт! — посоветовал Николай Иванович.
На следующий день, когда я заявился на работу с забинтованной рукой, у меня появились помощники. Морской свинке, безропотно сносившей различные манипуляции, выбрили шерсть на брюшке, содержимое пробирочки набрали в маленький шприц. Удерживая свинку за ноги вниз головой, ввели иглу шприца в брюшную полость и опорожнили его.
Пришла и Мария Михайловна. Работая над созданием противокаракуртовой сыворотки, она много раз ставила опыты с ядом каракурта на свинках и картину отравления знала хорошо. Свинка помещена на стол в широкую банку с низкими стенками. Слегка повизжав, она почесала зубками место укола и успокоилась. Прошло несколько томительных минут. Никаких симптомов отравления на животном не заметно. Какими длинными показались мне эти минуты. Мария Михайловна торжественно улыбалась. Еще несколько минут, и сотрудники стали поглядывать на меня с явным участием. Но вдруг свинка слегка согнулась, нахохлилась, шерстка ее поднялась дыбом. Потом еще больше взъерошилась и вдруг резко вскинула головку. У нее началось характерное для отравления ядом каракурта судорожное сокращение диафрагмы. Выражение лица Марии Михайловны изменилось. Все заулыбались.
— Да, у ваших паучков яд такой же, как и у взрослых! — сказала она. — Сколько было введено ядовитых желез? Сорок четыре? Значит, судя по средней тяжести отравления свинки, каждый паучок уступает в ядовитости своей родительнице примерно в тысячу раз.
Свинка, переболев, выздоровела. Первый мой эксперимент с ядом каракурта закончился. Потом, наловчившись препарировать, я поставил опыты с еще большим количеством яда, от которого свинки тяжело болели.
Почему его так называют?
— Вы знаете, откуда произошло слово — каракурт? — спросил я одного узбека-филолога.
— Ну, слово «кара» известное, означает «черный». И паук этот, как вы говорите, действительно черный. А слово «курт» что-то неопределенное, ни паук, ни насекомое, ни червяк. Пожалуй, в русском языке для него равнозначным будет слово «козявка».
— Но почему же «козявка», когда в тюркских языках существует, насколько я знаю, слово паук-«ормекши».
— Не могу я вам сказать ничего определенного. Образование слов часто имеет сложную и длительную историю. Какая-то загадка кроется в этом слове. За что-то его так называют. «Курт» — и все!
Ладно, думаю я. Когда-нибудь допытаюсь, в чем дело и скорее всего узнаю у местных жителей.
В разных частях земного шара этого паука называют по-разному. В Италии и Франции его окрестили словом «мальмигнато», то есть «зловредный». В Трансиордании зовут «акис», караногайцы называют его «карабия», ногайцы Крыма — «би», иранцы — «бо», даргинцы — «шахлакиска», кумыки — «карамия» и «биймия», аварцы — «ичкал», текинцы — «карамец», арабы — «рутейла», таджики — «гунда». Русские его окрестили чернозадиком, черным пауком, черным ядовитиком, пауком-ядовитиком и даже чернозобиком. Прежде в России некоторые неправильно переводили слово «каракурт» как «черный волк», «черная смерть». Наряду с этим слово «каракурт» было хорошо известно с давних времен первым русским путешественникам — натуралистам и зоологам, посетившим Среднюю Азию, и затем прочно вошло в отечественную литературу.
Казахи, киргизы, узбеки, туркмены, составляющие основное население Средней Азии — все называют этого паука каракуртом, так же зовут его и русские, живущие здесь. Впрочем, старожилы, населяющие Семиречье, ему дали забавное название «карантул». Оно произошло от слияния двух слов — каракурт и тарантул.
В США, где каракурт также хорошо знаком фермерам, его называют «паук черная вдова». Это же название дали ему жители Поволжья. Точно так же звучит в переводе с калмыцкого — «бельбесенхара» или «чимхара». Совпадение названий, возникшее у совершенно различных и не связанных друг с другом народов, к тому же обитающих в различных частях земного шара, не случайно и отражает одну из характерных и метко подмеченных особенностей жизни паука. Самка, якобы, после оплодотворения всегда расправляется с «супругом», убивая его своим ядом и, таким образом, оставаясь «вдовою». Родовое название, данное ему впервые ученым Ц. Валькенером, Latrodectus — означает «кусающий разбойник». Еще пишут — Lathrodectus, то есть с добавлением буквы «h», что означает «кусающий исподтишка». В зоологии на этот счет царит строгий порядок. Наименование, впервые данное ученым, пусть не совсем правильное и не соответствующее по каким-либо особенностям действительности, все же обязательно сохраняется на основании так называемого закона «приоритета».
Каракурта, обитающего в Европе и Азии, впервые описал немецкий зоолог Росси в 1790 году, то есть около двухсот лет назад. Он назвал его аранеа тредецимгуттатус, что означало «паук тринадцатипятенный». Впоследствии эти ядовитые пауки были выделены в особый род, который зоолог Ц. Валькенер в 1937 году и назвал латродектус. Суеверный Росси, насчитав на теле паука тринадцать пятен, решил, что это число дано богом не случайно. Но, как я убедился впоследствии, число и форма этих пятен изменяются при жизни паука. Но образное сопоставление тринадцати пятен и смертельной ядовитости привилось и сказывается до сих пор. Кое-кто из зоологов, поверхностно знакомый с пауком, повторяет эту версию, а художники обязательно изображают каракурта с тринадцатью красными пятнами.
Со времен глубокой древности
Сумма знаний о любом явлении окружающего мира, добытая пытливой мыслью человека, имеет длительную историю и множество последователей. Иногда эти знания обрываются и исчезают из-за каких-либо потрясений, переживаемых обществом, уходят в вечность, бесследно стираются из памяти потомков, иногда же находятся в забвении до тех пор, пока кто-либо не докопается до истоков, возродит забытое и сделает их достоянием гласности. Не случайно родилась летучая поговорка: «Всякое новое есть хорошо забытое старое». Она, хотя и относительна, как и все в мире, но до известной степени права и отражает известную долю скепсиса, особенно в мире ученых.
Нам не известно, что знали о ядовитых пауках «черных вдовах» древние египтяне, вавилоняне, шумеры. Наверное, «черная вдова» не могла бы остаться незамеченной. Но многие духовные ценности древних цивилизаций безвозвратно потеряны.
В Древнем Риме и средневековой Италии хорошо известны массовые отравления, якобы от пауков-тарантулов[2]. По всей вероятности, они были вызваны «черной вдовой», так как до сих пор в этих странах не найдены тарантулы, которые были бы столь ядовиты, чтобы вызвать заболевания.
Цивилизованный мир долгое время ничего не знал о каракурте. В России самым первым его упомянул в книге «Путешествие по России», вышедшей в 1785 г., натуралист С. Гмелин. Но он совершил ту же ошибку, которая, вероятно, бытовала во всей Италии и, описывая слабо ядовитого южно-русского тарантула, приписал ему качества каракурта. Двадцать лет спустя в 1804 году известнейший путешественник-натуралист П. С. Паллас привел калмыцкое название каракурта — «чим». Прошло еще двадцать лет, и о ядовитом черном пауке, обитающем в калмыцких степях, коротко сообщил в 1823 году П. Цвик. В последующие годы о каракурте упоминают большей частью скупо и как бы мимоходом многие ученые. В 1856 году И. Н. Шатилов впервые приводит сведения о массовом размножении каракурта в европейской части России, подкрепляя свое сообщение фактами многочисленных отравлений местного населения и домашних животных. В 1871 году известнейший путешественник А. П. Федченко рассказал о том, что каракурт обитает в Средней Азии.
