А тем временем черная вода уже подступила к губам.

Сумев каким-то образом собрать последние силы — она и не подозревала, что после перенесенной травмы они у нее сохранились, — она подтянулась, частично высвободив из-под чего-то колено, но еще оставалась ступня, правая ступня — абсолютно бесчувственная и как бы вовсе не существующая, — ее не было видно, может, ее оторвало? Нет, пожалуй, нет, ведь тогда она уже скончалась бы от потери крови, решила Келли, прошло достаточно много времени.

И все же она не могла пошевелить пальцами этой ноги и вообще их не ощущала, даже сами анатомические понятия «пальцы ног», «ступня» стали путаться в ее мозгу, и тогда она решительно прекратила думать на эту тему: она была оптимисткой.

Келли воображает, что она такая циничная, такая мудрая, ее не проведешь, подтрунивали над ней беззлобно подруги, но мы-то знаем лучше! — им было трудно удержаться, чтобы не проехаться шутливо по поводу поражения Дукакиса и ее упрямой верности Карлу Спейдеру, обращавшемуся с ней как с рядовой машинисткой, на одной вечеринке она случайно услышала, как Джейн Фрейберг говорила какому-то мужчине: «Да, это Келли Келлер, могу вас представить, она очень мила, если только не обращать внимания на…» Келли поспешила отойти, не желая слышать окончания фразы.

Как это грубо, невежливо обсуждать ее, когда она находится тут же. Когда она еще жива.

А друзья обсуждали. Как они могли!

Келли?.. Очень красиво.

Этот голос звенел у нее в ушах. Но лица она не видела.

Не могла вспомнить она и имени, только знала, что он стремится к ней, плывет, преодолевая быстрое, изменчивое течение, слипшиеся пряди облепили бледное взволнованное лицо, он тянется к ручке дверцы, пальцы пытаются нащупать ручку, она выберется отсюда, если не утратит веру, если не поддастся панике, страху, ужасу, Смерти.

Здесь. Я здесь.

Каким-то образом случилось так, что теперь она лежала, распластавшись, вверх ногами, на внутренней стороне того, что было, как она догадалась, крышей автомобиля. Крыша раскачивалась, зарывшись в ил, сверху на Келли давило сиденье, к которому она была по-прежнему привязана, ремень обхватывал плечо, шею, нарушение функции спинного мозга в результате падения, при котором пленник медленно задыхается, но у нее зажало правую ногу, ее сдавила смятая в лепешку стальная деталь, нога была словно бревно: ее что, оторвало? Или пока еще нет?

Не надо думать об этом. Она же оптимистка.

Она вдруг осознала, что лежит в собственной блевотине, но не помнила, когда ее вырвало; мелькнула мысль, что такая рвота — благо, желудок очистился, врачам придется меньше с ней возиться, чтобы откачать всю эту мерзость, — вода, которой она наглоталась, была не той водой, к которой она привыкла, — прозрачной, чуть голубоватой, чистой и вкусной, а гнусной, мутной жижей, с привкусом нечистот, бензина и нефти.

Здесь! Помоги мне…

Хватаясь дрожащими руками за руль, она старалась приподняться над постоянно прибывающей водой, хныча, как ребенок, и с трудом соображая: если поднять голову, то ртом можно хватать пузырьки воздуха, плавающие над ней и переливающиеся в лунном свете. Эта яркая плоская луна! То, что Келли ее видит, доказывает, что она еще жива.

Мы доберемся туда, Келли. И доберемся вовремя.

Она знала, понимала, что в нее верят. Он тоже верит.

Вот-вот приедет «скорая». Вой сирены.

Лучи красного света дико мечутся, освещают дрожащими полосами пространство болот.

Девочка по имени Лайза, одна из близняшек, она пыталась покончить с собой, проглотив тридцать восемь таблеток снотворного. Ее увезли, промыли желудок и тем спасли, и одноклассницы, трепеща от ужаса, шептались об этом, а ее отсутствие в классе и в столовой бросалось в глаза.

Эта девочка, имевшая сестру-близняшку, не была Келли Келлер.

Келли Келлер, которая после романа с Г. поклялась никогда не думать о самоубийстве, ибо жизнь бесценна.

Следовательно, все упиралось в то, достанет ли у нее характера, силы воли. Собраться с духом. Не сдаваться. Не терять мужества. Черная вода поднималась толчками, она уже плескалась у ее подбородка, но — только бы держать повыше голову — главное — знать, что делать, и следовать этому.

Ну почему она не решилась сказать, что они сбились с пути, не потребовала, чтобы он вернулся назад и осмотрелся, ну почему? — потому что боялась рассердить его.

Черная вода стала расплатой за это, она знала. Мы всегда боимся рассердить мужчин. Даже тех, кто хорошо воспитан.

А он был именно таким. И оставался таким несмотря на то, что ему смотрели в рот. Запоминали все им сказанное, повторяли его замечания, шутки. Когда он, играя в теннис, отбивал летящий мяч, то плотно стискивал челюсти, скаля зубы.

Ты начинаешь презирать свои собственные слова… свою популярность.

А какой неожиданностью для нее стало его внимание к ней, Келли Келлер. Там, на пляже, она излучала уверенность в себе и радость, особенно в этих новых роскошных темных очках, стекла которых не пропускают ультрафиолетовые лучи, она знала, что хорошо выглядит, красавицей ее не назовешь, но тут она сама чувствовала, что пришел ее час, настал миг удачи.

Ты ведь Американская девушка: помни это.

В последнее время она немного округлилась, нагуляла жирок. И волосы ее не висели уже бесцветными космами, они вновь стали блестящими и гладкими — мама порадовалась бы. Прежде Келли с горьким чувством по-детски желала Г. смерти, но теперь, конечно же, все совсем иначе, я думаю о тебе как о друге.

И все же она колебалась, не решаясь произнести вслух «сбились с пути», ведь мама ее предупреждала, что мужчина не выносит, когда женщина выставляет его дураком, пусть даже она права, а он любит ее.

А потом неожиданно все стало хорошо: отток воздуха прекратился.

Ее затуманенному зрению представился этот необычной формы светящийся пузырь, который, покачиваясь, двигался вдоль сидений, находящихся теперь сверху, но не рассасывался, не стремился наружу, она в этом не сомневалась, теперь можно прильнуть к нему страждущими губами и втягивать воздух в себя с нетерпением и жадностью ребенка, пока не подоспеет помощь.

24

Он проговорил строго и даже с некоторым укором: события в Персидском заливе дали вашему поколению искаженное представление о войне и дипломатии. Это может обернуться трагедией: они подарили вам иллюзию, что война может быть относительно легкой и что ее можно заменить дипломатией, и это будет наиболее целесообразной заменой.

И хотя ей польстило, да и как могло не польстить, что такой известный человек поверяет именно ей столь серьезные мысли, не обращая внимания на остальных, она быстро возразила:

— Такого понятия, как «мое поколение», не существует, Сенатор. Мы разделены по расовым, классовым признакам, по уровню образования и политическим симпатиям, даже половые различия надо учитывать. Единственное, что нас объединяет, — это сознание нашей… обособленности.

Сенатор задумался над этими словами.

Потом задумчиво кивнул. И улыбнулся.

— Значит, меня поправили, так?

Он с улыбкой смотрел на нее. Смотрел с интересом. Как зовут эту девушку? — и всем было ясно, что на Сенатора произвела большое впечатление симпатичная и умная подружка хозяйки дома, с которой в настоящее время спал Рей Энник.

Как девственно прекрасен этот северный берег Грейлинг-Айленда — солоноватый привкус воздуха, яркий, чистый простор океана, зубчатые стремительные гребешки волн, мир так прекрасен, что хочется обнять его целиком, раствориться в нем до конца, о боже…

25

Келли, Келли! Она слышала доносившееся сверху свое имя, Келли! — теперь оно гремело со всех сторон, прорываясь сквозь черную воду.

Здесь, я здесь. Здесь.

А вода бурлила и плескалась у самого ее рта, отвратительная на вкус, совсем непохожая на воду, во всяком случае на ту, что она знала. Она изо всех сил старалась держать голову как можно выше, шея ее дрожала от непомерных усилий. Она тянулась лицом, губами туда, где еще оставался, постоянно убывая, воздух, она не смогла бы назвать это место, только смутно сознавала, что оно расположено где-то за креслом пассажира, сразу под бардачком? — там, где находились ее колени. Колени, ноги.