Бросьте в лицо, даже самому накачанному детине, обыкновенную кепку. С небольшого расстояния. В девяноста пяти процентах из ста он попытается от нее уклониться, а если чувствует себя суперменом, отбить или поймать. Причем сделает это совершенно на автомате. Абсолютно не задумываясь. Стереотип человеческого мышления…

А когда в морду летит увесистый вещмешок?

Уж совершенно точно никто не станет проверять, что крепче и увесистее — своя голова или чужой мешок.

Вот и немец не стал. Просто отклонил голову набок, даже не меняя положения тела. Мешок просвистел мимо него и звучно шлепнулся в пыль.

Поворот в мою сторону…

А нет меня.

В смысле — на этом месте нет.

Голова фрица повернулась в сторону…

Ках! Ках!

Трофейный пистолет не подвел…

Сбитая пулей каска покатилась по земле.

Солдат сполз спиной по коляске. Его холодеющие пальцы еще сжимали автомат… Из простреленного лба стекала струйка крови.

Встаю с колена, всего бьет какой-то нездоровый мандраж. Подхожу к автоматчику и отбрасываю ногой в сторону его оружие. Как он там? Готов… А на поясе у него что? Фляга? Что в ней? Шнапс. То, что нужно.

Сделав пару глотков, поворачиваюсь и иду к старшине. Он сидит на песке, зажимая рукой прострелянную руку.

Протягиваю ему флягу.

— Глотни… сейчас это надо.

Он берет ее из моих рук, но не пьет. Губы его мелко вздрагивают. Шок?

— Как же я… старый дурак! Проглядел этого!

— Выпей!

— Я…

— Пей, тебе говорят!

Он на автомате делает два глотка. Кашляет, роняет флягу на землю.

— Бойцы! Перевязать командира! Фрицев проверить! Всех! Штыками!

Топот ног — солдаты понеслись выполнять приказание. Кто-то присел около старшины и бинтует его руку.

— Ты, ты и ты! — отлавливаю пробегающих красноармейцев. — Снять пулеметы с мотоциклов! Один — туда!

Рука моя указывает на собственную бывшую позицию.

— Смотреть за дорогой! Туда, куда немцы направлялись. Одного бойца берешь себе в помощь. Второй пулемет — на поворот дороги, откуда фрицы прикатили. Пасешь ту сторону! — поворачиваюсь к третьему красноармейцу. — Выполнять! Бегом!

Солдаты мгновенно растаяли в пространстве.

Пулеметчики из них, конечно, еще те, но уж отстрелять вставленную в патронник ленту как-нибудь сумеют. Хоть на расстоянии противника удержат — уже хорошо.

— Всем остальным — слушай мою команду! Автоматы собрать! Патроны и гранаты тоже. На все даю три минуты! После этого — построение здесь!

Словом, когда к нам подоспело подкрепление в количестве примерно сорока человек, мы уже заняли на месте круговую оборону. Помимо пулеметов с мотоциклов, в грузовиках взяли еще несколько, да и пришедшему подкреплению тоже хватило всевозможного вооружения.

Так что в лагерь они пошли основательно навьюченными и загруженными. Я присоединил к своим ребятам еще десяток бойцов, щедро вооружив их трофеями. Командовавший подкреплением лейтенант оставил их тут, дабы столь трудно добытое добро не попало бы в руки прежним хозяевам. Ушедшие в лагерь также унесли с собой троих раненных, в том числе и старшину. Он оказался еще ранен в бок. Среди пришедших на помощь нашлись два грамотных пулеметчика, которые тут же заменили моих бойцов. Не дав им ни секунды роздыха, велел рыть в кустах могилу. В нее мы и положили своих погибших. После этого уцелевшие бойцы по моему приказу построились перед незасыпанной еще могилой.

— Вот так, товарищи родные! — я оглядел притихших красноармейцев, стоявших передо мной. — Сами видите, к чему приводит элементарное головотяпство и невнимательность. Кто вам мешал проверить этого полудохлика, когда к дороге бежали? Ну, лень подходить, так стрельни! Спокойнее на душе будет! А сейчас мы что имеем?

Строй бойцов молчал.

— Один полузадавленный фриц за пару секунд положил наповал четверых бойцов да троих ранил! И больше бы положил! Никто ему в этом не мешал!

Тишина…

— То, как вы трофейщиков положили — молодцы! И задних мотоциклистов — тоже класс!

Не совсем класс, даже совсем не так, но не буду их уж совсем с дерьмом мешать.

— Но один… Один фриц! Чуть-чуть не помножил нас всех на ноль! Не слишком ли дорогой ценой воевать учимся? А? Ответа не слышу! Молчите? Нечего сказать? Эх вы…

Сокрушенно машу рукой.

— Придем в лагерь, доложу капитану — и катитесь вы все!

* * *

— Садись… — капитан указал мне рукой на чурбак, стоявший у стола.

Пододвигаю его к себе и сажусь. Винтовку ставлю к стене.

Капитан выглядит усталым и невыспавшимся. Сидящий напротив Хворостинин тоже весь какой-то помятый. Но смотрит внимательно и что-то записывает в обычную школьную тетрадь.

— За трофеи — спасибо! Это добро нас очень здорово выручило.

Еще бы! В грузовиках отыскалось не только почти пять десятков винтовок, но еще и десяток пулеметов и даже два миномета. Были и боеприпасы ко всему этому арсеналу. Нашлось некоторое количество медикаментов и перевязочного материала — это вообще было на вес золота. Надо полагать, фрицы ограбили не только тех бойцов, которых мы видели, но и еще кого-то. Учитывая собственное вооружение и боеприпасы побитых трофейщиков, можно было уже оптимистичнее смотреть в будущее.

— По крайней мере, — продолжил капитан, — отряд теперь не так остро нуждается в стрелковом вооружении. Можно даже и соседям подбросить кое-что…

А у нас и соседи есть? Интересная новость! Не знал…

— Боеприпасы — отдельный разговор. Их еще не так много, как хотелось бы. На полный БК пока не вытягиваем, но отпор дать уже сможем. Просто так не сомнут, кишка тонка. Плохо, что снарядов к пушкам нет. Так что, Котов, придется тебе еще по округе походить.

— Раз надо — похожу. О чем разговор, товарищ капитан?

— Да что с тебя одного-то толку? Плохо, конечно, что Онищенко ранили… он как командир на своем месте был… Ну да что теперь гадать? Так что бери, Котов, его бойцов и шуруй!

Вот это здрасьте! Не было печали — так на тебе десяток первогодков! И что мне с ними теперь делать? Детский сад открывать? Так времени на это нет…

Видимо, чувства мои явственно отобразились на лице. Капитан понял это по-своему.

— Больше людей дать не могу! И так еле-еле взвода сформировал. Так, чтобы хоть по нескольку обстрелянных солдат в каждом было. Половина моих бойцов — вовсе народ невоенный. Музыканты да пекари — какие из них вояки?

— Да я все понимаю, товарищ капитан. Может быть, разрешите мне самому на бойцов посмотреть? Я бы, может, и заменил бы кого-нибудь? У старшины… тоже не все серьезными вояками были… Здесь они возможно и подучатся чему, а в лесу какая школа?

Капитан задумался.

— Ну… резон в твоих словах есть… Человека три-четыре можешь отобрать. Но не больше! Но, уж коли и они опростоволосятся — с тебя спрошу! И со старшины спросил бы, да ранен он, пусть уж сначала оклемается.

Он встал с нар. Я тоже поднялся.

— Значит, так. На все дело даю тебе сутки. Начиная с завтрашнего утра. Сегодня — отдыхать! Послезавтра утром доложишь о своих успехах. Задачу тебе к этому времени приготовят. Как думаешь, — повернулся он к особисту, — успеем?

— К этому сроку? Нет. Пусть пока боеприпасы ищет. Ну… и вообще пусть лес посмотрят, что там есть интересного. Потом уже, когда назад придут, тогда и думать будем.

— Добро. Все понятно? — повернулся ко мне капитан.

— Так точно! Разрешите идти?

Капитан взглянул на особиста. Тот кивнул.

— Идите, Котов.

Козыряю и поворачиваюсь через плечо. Подхватываю винтовку и выхожу на улицу.

Так… Что мы имеем в активе?

Сорок первый год, сентябрь месяц. Нам только что основательно начистили морду, и остатки разбитых частей ныне отсиживаются в лесах. Насколько я помнил этот период времени, уйти отсюда мало кому удалось. Вообще, тут скоро будет кисло. Впереди бои за Демянск. Правда, не здесь, а существенно дальше. Но легче от этого не становилось. Никаких перспектив я не видел — их тут попросту не было. Сидеть в лесу можно было бы долго, да вот жрать-то чего? Шишки собирать? Это сколько же их надо, хотя бы на сотню человек?