— И что?

— Они клюнули. Выползли из леса и двинулись к деревне. Наши снайпера засекли их уже у домов. Русские вошли в деревню и направились к мосту. И вот тут…

— Что случилось, Иоганн?

— Мотоциклисты были не мои, из комендантской роты. Я четко их проинструктировал — что бы не происходило, это не ваше дело! У вас есть своя задача, ее и исполняйте! А они, увидев выдвижение моих бойцов, решили в этом поучаствовать! Схватили пулемет и бросились на помощь. И тогда русский диверсант, прикрывавший своего командира, срезал этих лопухов одной очередью! Ну и понеслось… Их радист бросился на мост и увидев на своем пути моих ребят, взорвал себя гранатой. А вот командира мы ранили, и он поднял руки, сдаваясь в плен.

— И снова вы невеселы, Иоганн. Что-то пошло не так?

— Увы, герр гауптман… Это оказалось уловкой, он все рассчитал заранее. Русский видел снайперов и понимал, что раньше, чем он шевельнет хотя бы и пальцем, ему успеют его отстрелить. Он сдал оружие и попросил помощи, чтобы встать. А в последний момент выхватил спрятанный пистолет. Двоих солдат он убил. Еще двоих ранил, после чего застрелился и сам.

— Да-а-а… — Гауптман встал из-за стола. — Как говорят русские, незадача…

Обер-лейтенант тоже встал.

— Что у вас с курткой, Иоганн? То запачкали, теперь вот и вообще — разорвали?

— Это одна из пуль командира русских.

Гауптман обошел стол и приблизился к своему гостю.

— Не расстраивайтесь так, старина. Война… всякое бывает. Как вы смогли уцелеть?

— Фельдфебель Лайнеманн оттолкнул меня в сторону. Он сильно рисковал, ведь русский мог выстрелить и в него тоже.

— «Ворчун Лайнеманн»?

— Он самый, герр гауптман.

— Узнаю старика Макса! Он все также быстр?

— Даст фору и более молодым парням!

— Вот что значит старая добрая школа! Я-то помню его еще молодым, когда он показывал нам, еще зеленым лейтенантам, премудрости рукопашного боя… Да-а-а… старая гвардия держит марку! Более двадцати лет в строю, а все также в форме!

Гауптман покачал головой.

— Все же вам не стоит так рисковать, Иоганн. В вашем подразделении достаточно умелых бойцов, чтобы командир не лез под пули противника. Вы сами, да и все ваши солдаты слишком ценны для командования, чтобы ловить по лесам русских окруженцев.

— Простите, герр гауптман, — удивленно поднял брови обер-лейтенант, — но что тогда мы делаем здесь? Первоначально цель нашего прибытия сюда заключалась в стажировке солдат в условиях данной местности. Таковую мы провели в срок, да и, по вашим словам, достигли, в процессе этого немалых успехов. Я составил соответствующий рапорт руководству, вы ведь и сами его читали, но ответа нет до сих пор. Мы, разумеется, и дальше продолжим работу с полной отдачей, но не могли бы вы пояснить мне, чего следует ожидать дальше? Я должен соответствующим образом проинструктировать личный состав, возможно, провести какие-то дополнительные тренировки…

— Иоганн, вы, несомненно, правы, — Кранц снова сел за стол. — Мне следовало начать этот разговор раньше. Тогда у вас просто не возникло бы некоторых вопросов. Ну, ничего, время у нас еще есть. Вот скажите мне, мой друг, не была ли для вас удивлением наша встреча здесь?

— Откровенно говоря, герр гауптман, была. Да еще каким удивлением! Встретить среди русских лесов одного из выдающихся мастеров тайной войны, признанного мастера оперативных комбинаций… Я-то полагал, что вы в Берлине, там, где ваше место. А тут…

— Отчего же вы не задали этот вопрос раньше? Мы знакомы не первый день, и уж кто-кто, а вы, Иоганн, могли бы вполне рассчитывать на мою откровенность.

— Простите, герр гауптман, но… могу ли я з д е с ь говорить откровенно?

— Безусловно, можете.

— Видите ли, ваше внезапное преображение из полковника абвера в гауптмана тыловых частей просто сбило меня с толку. Я не знал… можно ли касаться некоторых тем и…

— Иными словами, мой друг, вы просто не поняли, во что, выражаясь по-русски, вы влипли?

— Да.

— Но ведь в полученном вами предписании было недвусмысленно указано, что по всем, я подчеркиваю, по всем, вопросам вы поступаете в мое распоряжение? Уже из этого можно было бы сделать вывод о том, что высшее руководство прекрасно осведомлено о том, куда и к кому направляется ваше подразделение.

— Да, герр оберст…

— Гауптман, Иоганн! Гауптман! Оберст Кранц сейчас в Берлине. А здесь присутствует гауптман Кранц, незаметный офицер службы тыла. И ваше подразделение не команда специального назначения, а взвод службы охраны тыла вермахта. И так продолжится до того времени, пока я не сочту нужным изменить это положение дел.

— Яволь, герр гауптман!

— Вот так, обер-лейтенант. И, дабы окончательно устранить все ваши сомнения, скажу. Мое место, Иоганн, не в Берлине. А там, где есть задача, требующая моего личного участия и руководства. Оттого здесь присутствуете и вы. Да и не только вы, тут есть еще много лиц, чье появление в истинном облике в настоящий момент преждевременно.

— Я понял, герр гауптман. Готов выполнить любое ваше приказание.

— Ну уж в этом-то я и не сомневался ни минуты! Однако, мой друг, вернемся к делу. Ваши потери в результате операции?

— Мои или общие?

— И те, и другие.

— Убитыми мы потеряли четырнадцать человек. Из спецгруппы — шесть. Ранено семнадцать человек. Из состава спецгруппы — пятеро. Из них двое — тяжело.

— Плохо, обер-лейтенант! Плохо!

Леман вскочил и вытянулся по стойке смирно.

— Виноват, герр гауптман!

— Садитесь. Вы получите пополнение. Завтра же. Группа выпускников спецкурса прибудет в ваше распоряжение уже к обеду. Это опытные солдаты, за их плечами не один бой. До получения приказа выход в лес отменяется. Учеба и тренировка, вы меня поняли?

— Яволь, герр гауптман!

— Далее. Ваше мнение о разведгруппе противника?

— Состав — семь человек. Два радиста. В результате операции уничтожено шестеро. Пять человек — наша работа, одного подстрелили солдаты комендантской роты. Один русский еще где-то скрывается. Ведется его поиск.

— Так. Ваши солдаты в этом принимают участие?

— Никак нет, герр гауптман! Таково было ваше указание.

— Хорошо. Местная полиция принимала участие в операции?

— Так точно! Мною было сделано замечание старшему полицейскому наряда.

— За что?

— Он произвел выстрел в воздух во время эвакуации населения из деревни. Это могло поставить под удар всю операцию.

— Замечание? Не узнаю вас, обер-лейтенант!

— Я дал ему по морде.

— Вот это уже ближе к истине, Иоганн! Правильно поступили! Как по-вашему, можно ли рассчитывать на то, что полицейские будут молчать о характере проводимой операции?

— Откровенно говоря, герр гауптман, сомневаюсь. Это откровенный сброд. Не понимаю, как им вообще дали в руки оружие? Их место в тюрьме, да и то не все они этого достойны. Некоторых в рейхе просто расстреляли бы на месте.

— Значит, вы полагаете, они не будут молчать?

— Нет. Большинству из них свойственна повышенная болтливость и тяга к самовосхвалению.

— А вы их не любите, Иоганн?

— Не люблю. Да и за что их любить? Кажется, еще Чингисхан сказал, что щадящий предателя — сам будет предан.

— Да, ему приписывают данное высказывание. Увы, мой друг, пока мы в них нуждаемся…

Гауптман, встав из-за стола, сделал знак собеседнику оставаться на месте. Сам он подошел к окну. Приоткрыл форточку и вдохнул уличный воздух.

— Свежо… Скоро уже зима, холода…

— Вы полагаете, что это может стать проблемой, герр гауптман?

— Не может, а станет. И очень скоро мы все почувствуем это на своей шкуре… Да… Однако я отвлекся. Значит, полицейские будут болтать, так, Иоганн?

— Будут. Моя воля, так лично расстрелял бы этих недоумков.

— Всему свое время, мой друг, всему свое время… Эта участь их рано или поздно, но настигнет. Помните ли вы знаменитое высказывание основателя нашей службы?

— Полковника Вальтера Николаи? Разумеется, помню.