- Малфой, либо помоги, либо заткнись, - бросил Гарри.

- Пойдем, Рон, - Гермиона мягко взяла его за руку, и почувствовала, что та очень холодная. Рука Рона была практически ледяная и какая-то неправильная.

- Гарри, - Гермиона отступила назад. – Что-то не так. Что-то плохое случилось с Роном. Его рука.

- Что рука? – непонимающе переспросил Гарри.

- Рука. Она неправильная, - Гермиона не могла понять, что насторожило ее.

В свете очередной молнии Гермиона увидела, что Гарри тоже взял Рона за руку, и тут же отпрянул, отбросив руку, словно что-то противное.

- Она ледяная, - тихо проговорил Гарри. – И слишком легкая.

- Нам нужно вести его в Больничное Крыло! – Гермиона чувствовала, как паника накрывает ее с головой. – Нужно что-то делать. В Больничное Крыло, в башню, куда угодно.

- Гермиона, я отведу его в Башню, а ты сходи к МакГонагалл. Она должна знать, что делать.

В отсветах молний Гермиона увидела, что Гарри с огромным усилием потянул Рона за руку, и тот, наконец, сделал маленький шажок.

- Ты точно справишься? – спросила Гермиона, и голос ее дрожал.

- Справлюсь, беги быстрее к МакГонагалл! – закричал Гарри.

Гермиона со всех ног бросилась в темноту школьных коридоров.

========== Глава 2 ==========

По школе Гермиона пробиралась по памяти: здесь десять шагов и лестница наверх, тут коридор поворачивает вправо, здесь стоят доспехи, там статуя. Она будто внезапно ослепла в этом огромном мире, куда ее выбросило без поводыря, и теперь она пыталась сориентироваться, куда идти. Даже мысль о том, что, скорее всего, ослепшей оказалась не только она, а света и даже самой возможности его добыть лишена вся школа, не придавала оптимизма и бодрости. С Роном что-то было не так, неправильно. Попытки вышибить из бедной палочки хоть самый маленький огонек Люмоса по-прежнему увенчивались неудачей. А она пыталась. О, как она пыталась сотворить хоть искру, но все было безрезультатно. Она, Гермиона Грейнджер, создававшая сильнейшие магические барьеры и защитные чары, которые позволили им целый год скрываться от егерей и Пожирателей, которые все же относились к когорте достаточно сильных магов. Но от них она сокрыла себя и своих друзей. А теперь, когда ей не поддавался элементарный Люмос, заклятие, которое способен выполнить даже первокурсник, Гермионе казалось, что все происходящее – лишь дурной сон. И, тем не менее, ударившись лбом об угол открытой двери какого-то класса, она ощутила вполне реальную боль. Гермиона остановилась, потерла лоб и внезапно осознала, что не знает, где находится. Пока она двигалась, пока бежала, пока ноги сами несли ее, казалось, что коридоры ложатся перед ней. Но стоило Гермионе остановиться и попытаться понять, где она, как по позвоночнику сползла первая липкая капля страха. Гермиона стояла в кромешной тьме школьного коридора, вооруженная палочкой, но все же беззащитная против наползающего мрака. А он приближался, стремительный и неумолимый, он был почти осязаем, казалось – протяни руку, и коснешься его, почувствуешь, как смыкаются на запястье его безжалостные челюсти. Та тьма, от которой они так старательно защищали этот мир, теряя братьев и сестер, теряя друзей и подруг, эта тьма нашла путь и теперь поглотила все вокруг. По позвоночнику скользнула вторая капля ужаса, и холодок, который тянулся за ней, всасывался в саму кожу, разбегался искрами по телу, шевелил тонкие, еле заметные волоски на теле, пробегал мурашками по голове и снова скатывался вниз, к пальцам, заставляя их предательски дрожать. Неподалеку послышался шорох, и Гермиона рывком развернулась в ту сторону, откуда он донесся.

- Кто здесь? – выкрикнула она в лицо мраку, заставляя голос звучать более уверенно. Однако против тьмы и того, что могло в ней скрываться, это был писк маленького беззащитного зверька, хоть и вооруженного волшебной палочкой. Капли страха уже не ползли по спине. Позвоночник словно бы весь стал окаменевшим страхом, и от его гранитного холода сводило выставленную вперед руку, что сжимала палочку. Гермиона вся превратилась в натянутую струну, в тетиву лука, готовую выпустить стрелу любого первого пришедшего на ум заклятия в то неизведанное, что шуршало во тьме. Она замерла и прислушалась. Ничего. Ни единого звука. Даже волшебники на портретах не храпели и не издавали привычных звуков, что создавали приятный уютный гул школьных коридоров.

Гермиона уже посчитала, что шорох ей послышался, когда вдруг он раздался у нее за спиной, намного ближе, чем в первый раз, и снова затих. Откуда-то со стороны окна поползла паника, столь же ощутимая, живая, как и страх. Ее призрачные щупальца, будто бы сотканные из дыма, опутали Гермиону по рукам и ногам, проникли внутрь грудной клетки, отравляя воздух вокруг нее своим затхлым, липким, чуть масляным запахом. Так не пахли даже егеря в лесу, ведь их появление хоть и было неожиданным, они были людьми. Живыми людьми. Магами. Такими же уязвимыми к чарам, хоть чуть более опытными, но все же они были такими же как и Гермиона – из плоти и крови. Их можно было резать, поднимать в воздух, отбросить. Но как отбросить заклятием страх? Какими чарами можно разрезать крепкие, царапающие, будто волокна грубой веревки, путы ужаса. Каким волшебством отчистить себя от налипшей на кожу паники? Сердце гулко стукнуло, и этот стук эхом разнесся по пустому коридору, где была лишь Гермиона – и шорох. Прислушавшись, Гермиона заключила, что шорох стих окончательно, и попыталась повернуться в нужном направлении, и тут-то паника захлестнула ее с головой, хлынула под ее одежду, наполнила рот и нос, ворвалась в легкие, закрутило маленькое, одинокое тельце в своем губительном черном вихре. Гермиона Грейнджер заблудилась в школьном коридоре. Заблудилась стоя на месте, и теперь лишь бестолково топталась на месте, описывая круги вокруг самой себя и пытаясь понять, куда же, куда же ей идти, пытаясь сделать хоть шаг в сторону от своего заколдованного круга, в который заточила ее паника. Мозг пытался еще соображать, но мрак коридора делал свое дело, и мысли становились все более лихорадочными, спутанными, и такими же хаотичными, почти отчаянными становились движения самой Гермионы. Она то замирала, то вдруг резко металась в сторону, описывала круг и снова замирала, пытаясь выйти, вырваться из кокона, выплыть из бурлящего потока того страха, в котором она барахталась, беспорядочно и бестолково взмахивая руками. В какой-то миг палочка вылетела из ее руки и с тихим стуком упала на каменный пол. Гермиона остановилась и прислушалась к той дроби, что отбивало сердце, к гулу крови в ушах, к шелесту ткани ее собственной мантии, с которым дрожали руки, беспомощные в этой тьме. Сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать, Гермиона опустилась на каменный пол и принялась ощупывать дюйм за дюймом, пытаясь отыскать ставшую бесполезной палочку, будто бы в ней было заключено спасение. Камень пола, сырой и немного скользкий, и тот, казалось, был теплее ее рук, холодевших от ужаса и непонятного предчувствия, еще не пришедшего к ней, но уже угадывавшегося где-то там, в редких промежутках между почти истеричными ударами сердца. Шорох прозвучал совсем рядом, будто бы что-то, что его издавало, склонилось над ней и теперь рассматривало. Гермиона затаила дыхание и, казалось, даже сердце стало биться тише и реже. Но промежутки между ударами его стали длиннее, и в них только отчетливее звучало предчувствие чего-то, что надвигалось, чего-то, что остановить она была не в силах, даже если и удастся найти в темном коридоре палочку. Гермиона прерывисто выдохнула, стараясь быть бесшумной, словно то, что издавало шорох, ориентировалось, как и она, на звук. Она выдыхала из легких весь воздух, чувствуя, как с этим выдохом покидает ее страх, как возвращается ясность мысли, как хваленое самообладание вновь становится ее неотъемлемой частью. И на последней доли секунды, когда последние крупицы паники, смешанной с воздухом, покинули ее тело, мысль пронзила ее мозг, словно вспышка молнии, а перед глазами возник образ. «Рон!»