Тем временем алый поток становился все тоньше и тоньше, а лицо Принца все бледнее и бледнее. Оставалось всего несколько секунд – и тогда колдуна уже ничто не сможет спасти. Всего несколько секунд.

Именно в этот миг и закричала Йенсени.

Ужас, горе и чувство неизбывной вины обрушились на душу Дэмьена, но повернуться в сторону девочки он не посмел. Ведь если бы Принцу удалось оправиться в это одно-единственное возможное мгновение, на которое его бы предоставили самому себе, то умерла бы не только Йенсени, но и все, во спасение которых она помогала ему бороться. А священник не мог допустить этого.

– Прости меня, – прошептал он, глядя, как замирает последний жизненный пульс Принца. Зная при этом, что, даже если она и простит его, он никогда не простит себя сам.

Но вот все было кончено.

И наступила тишина.

И что-то во всем этом показалось Дэмьену настолько чудовищно неверным, что он даже ощутил вкус горечи во рту.

Почему никак не проявили себя лейб-гвардейцы? Почему никто ничего не предпринял? Священник осмелился, наконец, поглядеть в ту сторону, где стояла Йенсени, и увидел, что она стоит жива и невредима, правда, оцепенев от страха, – не изранена, не убита, а именно парализована ужасом. И взгляд ее прикован к тому, кто в это мгновение подходил к бездыханному телу Принца, закрывая своей тенью лужу крови, разлившуюся по ковру.

Катасах.

Дэмьен быстро отпрянул от тела, ожидая, что на него сейчас нападут. Однако этого не произошло.

– Идиот! – выдохнул ракх.

Его голос изменился. Глаза стали другими. По-прежнему ракханские, по-прежнему зеленые… но что-то новое появилось в их глубинах, и это напугало и потрясло Дэмьена. Уж больно знакомым показалось ему это нечто.

– А вы… – обратился ракх к Тарранту. – Вы – предатель.

И тут в глазах Охотника вспыхнуло понимание; он стремительно вскочил на ноги, потянулся к своему мечу с его чудодейственными возможностями. Быстро, но недостаточно быстро. Едва заговоренная сталь блеснула на полдороге из ножен, как ракх поднял руку в жесте Творения – и изо всех стен, из пола и с потолка, из каждой хрустальной грани в этом обширном зале брызнул свет. Свет столь же ослепительный, как сам солнечный, отраженный и усиленный тысячекратно в этом особом помещении и наполнивший его целиком, словно прямо здесь внезапно вспыхнула заря. С диким криком Таррант отпрянул и повалился на спину, споткнувшись о кресло, в котором только что сидел; меч с грохотом упал на пол. Дэмьен рванулся было к посвященному, но ракх грубо схватил его за руку и, вывернув ее, заставил его упасть на колени. К тому времени как священнику удалось вновь подняться на ноги, Охотник уже обмяк, раздавленный совокупной мощью колдовского света, а его заговоренная сталь дымилась прямо на ковре. Дэмьену показалось, что и кожа Тарранта задымилась тоже. Как это ни странно, девушка, которую Охотник мучил и истязал, сейчас хлопотала над ним, пытаясь помочь; в конце концов одному из лейб-гвардейцев пришлось оттащить ее в сторону, чтобы полностью подставить тело Тарранта лучам убийственного для него света.

Гвардейцы удерживали Дэмьена, пока ракх, он же Принц, подходил к телу посвященного. Охотник лежал, защищая лицо от света рукой, ракх ногой отпихнул вялую руку.

– Не вы один, знаете ли, в состоянии аккумулировать энергию. – Он повернулся к одному из гвардейцев: – Поместите его на вершину восточной башни. Там все приготовлено. И проследите за тем, чтобы он хорошенько прожарился.

Вздрогнув, Дэмьен увидел, как обезображенное тело Тарранта подхватили на руки и унесли прочь. Судя по тому, что Охотник не оказывал никакого сопротивления, он уже вполне мог умереть. «Я привел тебя из огня в полымя», – подумал священник. Теперь ракх повернулся к Дэмьену, и гвардейцы швырнули его на колени перед своим господином.

– Вы не можете убить меня, – бесстрастно сообщил Принц. – Ни ножами, ни вашими Творениями. Единственное, на что вы способны, – это заставить меня взять себе другое тело, пока я сам к этому полностью не готов и, следовательно, почувствую определенную боль. Но страдания быстро кончаются, уверяю вас, а затем вам придется ответить за доставленное мне неудобство.

Дэмьен огляделся в поисках Йенсени и обнаружил ее всего в каких-то десяти футах от себя: она скорчилась и дрожала, как испуганный зверек. Быть может, Видение дало ей возможность заранее осмыслить происходящее? Какая дикая, впрочем, мысль.

– А что случилось с настоящим Катасахом? – осведомился он.

– Ах вот вы о ком! Он по-прежнему пребывает в собственном теле. Только… на время утратил контроль над ним. – Принц оправил форму, с удовольствием прикоснувшись к позументам. – Это его, конечно, не слишком радует, но тут уж ничего не поделаешь. Проще войти в тело, когда хорошо знаешь его хозяина, а времени у меня на этот раз было в обрез. Но он поймет. – Кивком он велел гвардейцам поставить Дэмьена на ноги. – Вы уничтожили Терата, – обвиняюще произнес он. – Мой питомник, от которого я зависел в плане собственного омоложения. Вы уничтожили их, как раз когда я уже подыскал себе подходящий экземпляр… Поэтому мне кажется только справедливым, что вы займете его место.

Принц протянул к Дэмьену руку, и, хотя священник инстинктивно отпрянул, гвардейцы удержали его, и острые когти прошлись ему по лицу, словно проверяя его кожу на прочность.

– Вы старше, чем мне того хотелось бы; не пройдет и десяти лет, как начнется процесс старения… но посмотрите на это с позиций, так сказать, оптимистических. Через десять лет вы от меня освободитесь. Вам не придется более жить в теле, которое будет двигаться вопреки вашей воле, и не придется смотреть на мир глазами другого человека… к тому времени вы будете благодарны мне и за то, что я вам оставлю, священник. Я вам это гарантирую.

– Нет! – вскричала Йенсени. – Нет! – Она бросилась к ракху, но недостаточно стремительно, один из стражников грубо повалил ее на пол. – Не делайте этого!

– А ваша маленькая подружка вам верна, – заметил ракх. – Но не бойтесь, вас ожидает и кое-какая компенсация. На протяжении целого десятилетия вы будете смотреть на мир глазами посвященного; есть люди, готовые пойти на убийство, лишь бы прожить так хотя бы год. Хотя, должен признаться, некоторые потом так и не могут смириться с пропажей Видения.

– Не берите его! – закричала девочка. – Возьмите вместо него меня! Я согласна.

Ракх холодно улыбнулся:

– Я взял однажды женское тело. И прожил в нем почти сорок лет. А когда покинул ее, она спятила. Судя по всему, перемена пола в сочетании с утратой адаптивности оказалась для нее непосильной нагрузкой. – Он насмешливо поклонился Йенсени. – Так что, малышка, благодарю покорно за предложение. Но на этот раз мне хочется остаться самцом. И человеком, а не ракхом.

Он повернулся к Дэмьену, собираясь что-то сказать.

– Но тогда вы сможете видеть то, что вижу я, – закричала девочка.

Дэмьен мгновенно понял, что она имеет в виду и что она собирается сделать.

– Нет, Йенсени!

Ракх пристально посмотрел на него, затем вновь повернулся к девочке:

– А что ты имеешь в виду, малышка?

– Не надо, – взмолился Дэмьен. Тщетно пытаясь вырваться из чужих рук и добраться до нее. – Не говори ему!

Но она не слышала или не хотела слышать.

– Я вижу приливное Фэа! – гордо объявила она.

– Что? – изумился ракх.

– Я вижу приливное Фэа, – повторила она умоляющим голосом. – Мало того. Я немного умею Творить с этой силой. Хессет хотела научить меня Творить с нею как следует, только у нас не хватило времени… – Одновременно с произнесением последних слов на девочку нахлынули воспоминания, и она потупилась. – А потом ее не стало, – закончила она шепотом.

– Это правда, – в свою очередь прошептал ракх.

И Дэмьен понял, что это был не столько вопрос, сколько начало Творения, ведущего к Познанию. Он почувствовал, как Фэа собирается вокруг ракха, давая ему возможность проверить истинность слов девочки.