Повернувшись к ракху, Дэмьен сказал:

– Мне бы хотелось увидеть Йенсени.

Она лежала на кушетке, куда перенес ее Катасах, уронив руку, изящные пальцы касались пола, глаза были закрыты. Кровь заливала всю комнатку, алая и сырая, кровь окрасила и белоснежную изначально кушетку. Цвет кожи девочки, еще недавно бледно-коричневый, стал теперь пепельно-серым, лицо ее искажала гримаса страха и гнева. Хотя, приглядевшись, можно было понять, что это нечто совсем иное. Это было выражение ясного и беспредельного покоя – того самого, о котором люди при жизни могут только мечтать.

Дэмьен опустился возле девочки на колени, взял ее крошечную руку в свою. Она еще не остыла, еще не совсем остыла, под кончиками пальцев священник уловил замирающее эхо жизни – и из-за этого слезы вновь навернулись ему на глаза.

« Господи, позаботься о ней. Она была такой нежной, любящей и вместе с тем такой отважной, а в самом конце она совершила ради Тебя подвиг, на который решились бы очень немногие. Даруй ей мир, молю Тебя, воссоедини ее с теми, кого она любила. – И, отерев глаза, он добавил: – И дозволь ей, если такое возможно, время от времени играть с детенышами ракхов. Ей это очень понравится «.

– Как это случилось? – спросил он у ракха.

Катасах оставался у входа; ему не хотелось нарушать своим присутствием одинокую тризну Дэмьена. Лишь теперь, когда к нему обратились, он подошел поближе.

– Он вошел в ее тело и начал брать его под контроль. Она пленила его, а затем лишила себя жизни.

– Вот уж не подумал бы, что она обладает подобным могуществом.

В голосе ракха, когда он ответил, послышалось благоговение:

– Она воззвала к тому, кто таким могуществом обладает.

На мгновение Дэмьен закрыл глаза и сделал едва заметный вдох; смысл ее смерти наконец дошел до него во всей своей бесповоротности.

– Ладно. По крайней мере, на этом все и закончилось.

– К сожалению, это не совсем так. – Они оба стояли спиной к тому месту, откуда послышался этот голос. – Я бы даже сказал: совсем не так.

Катасах, обладавший реакцией отлично подготовленного лейб-гвардейца, стремительно обернулся; следом за ним посмотрел в ту же сторону и Дэмьен. Человек, прислонившийся к дальней стене, показался ему смутно знакомым, хотя он не взялся бы сказать, кто это такой. Крепкий бородатый мужчина в черном бархатном плаще и в черной шляпе – возможно, чтобы показать, что он разделяет их горе. И все же вырядился он довольно нелепо с учетом сложившихся обстоятельств, подумал Дэмьен, имея в виду ослепительные драгоценности, которыми был осыпан наряд незнакомца. В конце концов, именно эти неподобающие и безвкусные драгоценности помогли ему вспомнить, кто это такой.

– Кэррил, – прошептал он.

Это был Йезу, заключивший союз с Таррантом, – тот самый, который исцелил Сиани, тот самый, с которым советовался Сензи. К собственному изумлению, Дэмьен обнаружил, что вовсе не испытывает естественного при появлении подобного существа ужаса. Неужели испытания последнего времени примирили его с демонами? Если так, то напрасно: даже те порождения Фэа, которые совершают добрые дела, остаются тем не менее опасными паразитами.

– Я прибыл предостеречь вас, – заявил демон. Когда он вышел на середину комнаты, ослепительный хрустальный блеск, исходящий от стен, померк, на смену ему пришло вполне терпимое мерцание. – Вам пора отправляться домой, Дэмьен Райс. И нужно сделать это как можно скорее.

Дэмьен пропустил это предостережение мимо ушей; из сказанного Йезу его куда больше взволновало иное.

– Что ты хочешь сказать, утверждая, будто еще ничего не кончилось?

Демон помедлил словно бы в нерешительности, затем огляделся по сторонам, будто опасаясь, что кто-нибудь может их подслушать.

– Вы и сами все обнаружите, вернувшись на север, – в конце концов выложил он. – Так что я не открою вам никаких секретов. Только то, что вы могли бы увидеть и собственными глазами.

– Да о чем это ты?! – взорвался Катасах. Его рука скользнула к поясу, где он держал пистоль, и это было скверным предзнаменованием. – Что происходит?

Демон повернулся к нему.

– Твой Принц, капитан, был всего лишь пешкой – и ничем иным. Игру вел и ведет Калеста. Вы заставили его начать свои действия на сто лет раньше, чем он собирался, но в конце концов это не имеет особого значения. Вы выиграли одно сражение, но война только начинается.

Дэмьен почувствовал, что его охватывает ужас. Он и без того понимал, что смерть Принца является всего лишь первым шагом в сторону исцеления здешних мест, но что-то в зловещем тоне, каким произнес свои слова Йезу, подсказало ему, что дело обстоит куда более плохо.

– Объясни, что ты имеешь в виду? – резко приказал он.

Демон, похоже, обиделся.

– Я не могу. Не могу во всех деталях. Помогая вам, я вмешиваюсь в его дела… – Он перевел дух, сдерживая дрожь; это произвело на Дэмьена скорее комическое впечатление, потому что дышать Йезу было вовсе не обязательно да и тела у него по большому счету тоже не было. – А это запрещено. Но именно так поступил и он. Форсировать человеческое развитие… Это тоже строжайше воспрещено. Так чье же преступление окажется большим? И на кого обрушится наказание?

– Как это форсировать? – с вызовом спросил Катасах.

– Что это ты несешь! – рявкнул Дэмьен.

– Ступайте на север, – ответил демон им обоим. – И сами увидите. Он использовал Принца, он использовал ракхов, а теперь… Прошу прощения, – отдельно обратился он к Катасаху. – Мне искренне жаль. Но как тебе известно, он не может питаться твоими соплеменниками. Поэтому их жизнь или смерть, строго говоря, не имеют для него никакого значения. – Он посмотрел на Дэмьена и сразу же отвернулся, словно страшась встретиться с ним взглядом. – Двенадцать веков назад ваши предки прибыли на эту планету. Их было тогда всего несколько сотен – и, следовательно, их было достаточно мало, поэтому, когда Каска принес Великую Жертву, это потрясло планету до самых глубин. А теперь, когда на планете Эрна живут миллионы людей и тысячи из них умеют Творить при помощи Фэа, никому в отдельности не удается достигнуть такой степени влияния. Ни один взятый в отдельности акт не может потрясти Фэа так, чтобы ее основные характеристики снова изменились. Но тысяча человек – или, возможно, сто тысяч – на такое способны. И четкий план действий, проводимый из одного столетия в другое, тоже способен.

– Такова философия Истинной Церкви, – резко вставил Дэмьен.

– Да. И Калеста следил за развитием вашей Церкви. Он многому научился у нее и у ее основателя. Он хорошо выучил урок, преподанный вашим Пророком, и применил его здесь в порядке широкомасштабного эксперимента. – Кэррил покачал головой, лицо его было мрачно. – И, к сожалению, этот эксперимент увенчался полным успехом.

– Так что ему нужно? – перебил демона Катасах. – Чего он добивается?

– Он хочет создать мир, который окажется способен утолить его голод. Мир, выплескивающий такое количество эмоциональной энергии нужного ему свойства, что Фэа воспримет эту энергию, сфокусирует ее, приумножит – и это, в свою очередь, изменит саму природу человека.

– А чем он утоляет голод? – с вызовом спросил священник. Он пытался вспомнить, что именно рассказывал ему Джеральд Таррант о Йезу. – Какими именно сторонами человеческой природы? Поведай нам об этом.

Демон напрягся, и на мгновение Дэмьену показалось, будто он не станет отвечать на этот вопрос. Но в конце концов тот заговорил:

– Калеста питается той частью человеческой натуры, которая упивается страданием ближнего. Это, к сожалению, одна из универсальных характеристик. Калеста становится все сильнее с каждым новым проявлением такого чувства.

– Вообще-то оно далеко не универсально, – возразил Дэмьен.

– Вот как? Неужели вы можете назвать мне хоть одного человека, мужчину или женщину, которому никогда – я подчеркиваю, никогда – не хотелось причинить боль другому? Ни ребенком, спасаясь от насмешек со стороны старших, ни будучи влюбленным и досадуя из-за того, что предпочтение оказывается сопернику или сопернице, ни став отважным воином и отправившись в крестовый поход против тех, кто кажется ему врагом человечества? Разве вам, преподобный Райс, никогда не хотелось полюбоваться страданиями собственного врага? Принца, или Джеральда Тарранта, или еще кого-нибудь?