Вулф сообщил ему нужные данные, положил трубку и стал ждать, пока «призрак» не установит его подлинность. Интересная ситуация. Чем же в самом деле занимался Моравиа, совершая челночные поездки в Японию? Если Шипли «призрак» из военной разведки, то он занимается секретными делами на высшем уровне, в тех, кто пронюхает что-то о его деятельности, убирают. Вулф сразу сообразил, что теперь он может оказаться в подобном положении.

Сквозь завесу дождя он увидел, как подъезжают, урча и громыхая, еще две аварийные машины. Появилось еще большее число рабочих в непромокаемых плащах, добавилось еще больше беспорядка, так как стали выгружать дорожные ограждения, а движение тем временем на улицах усилилось: приближался час пик. Авария принимала угрожающие размеры. Следующим – и заключительным – этапом станет то, что авеню Си полностью заблокируют.

Вулф вдруг подумал о том, как он только что звонил Шипли: семь длинных гудков, а потом небольшая пауза. Без сомнения, Шипли в этот момент находился в другом месте, а находиться он мог где угодно, и телефон переключали на тот аппарат, который был у него под рукой.

Раздался телефонный звонок. Вулф чуть не подпрыгнул от неожиданности. Быстро поднял трубку:

– Мэтисон слушает.

– Да, вы действительно Мэтисон, – раздался в трубке знакомый голос Шипли, но такой отчужденный, будто он собирался разочаровать собеседника. – Отвечая на ваш вопрос, скажу: да, я был знаком с Лоуренсом Моравиа.

– Он на вас работал?

– Мистер Мэтисон, – сказал Шипли, нарочито игнорируя офицерское звание Мэтисона. – Думается, нам лучше встретиться лично, тет-а-тет. Вылетайте завтра утром челночным рейсом в одиннадцать часов. Поезжайте на такси в Чайнатаун до Эйч-стрит. Там найдете ресторан «Феникс Чайнатаун». Жду вас там в час дня.

Дорожные заграждения уже установили поперек всей дороги. За ними сразу же скопилось море включенных фар, подфарников и снующих по ветровым стеклам «дворников»: машины попали в гигантскую пробку, нетерпеливо ожидая, когда дорожная полиция организует объезды. Но сейчас, в данный момент, выбраться из пробки было просто невозможно.

Начальник полиции Джек Бризард был профессиональным полицейским; как ни посмотри – все при нем. Кроме того, он знал, как подать себя общественности. Он умел представить комиссара и мэра в нужном свете на телевидении. А ведь это было нелегким делом, особенно если учесть, что комиссара и мэра люто ненавидели во всех глухих переулках. Мэр города Джеймс Оливас, эмигрант из Пуэрто-Рико во втором поколении, в силу неблагоприятных политических обстоятельств вынужден был назначить комиссаром полиции непримиримого Хейса Уолкера Джонсона, чернокожего американца. Две их строго конфиденциальные встречи, столкновение между ними как между сильными волевыми личностями вошли, как говорится, в историю.

Бризард, как никто другой в полиции, умел лавировать среди мин на этом расово-политическом минном поле. Иными словами, он знал, как нужно использовать вражду между начальством в собственных целях. Например, он сделался незаменимым для мэра, когда тому приходилось объясняться с избирателями на некоторые щекотливые темы. А это было довольно трудно, поскольку мэру нравилось, чтобы он, Бризард, и Хейс Уолкер Джонсон, оба негры – две горошины в одном стручке, присутствовали бы на таких мероприятиях вместе.

Начальник полиции мечтал, разумеется, сменить сначала одного, а затем другого. И его затея была близка к осуществлению, но тут на пути встал лейтенант Вулф Мэтисон.

Бризард никогда не любил Вулфа. Он не верил, что люди могут быть талантливыми. Талант он рассматривал как увиливание от кропотливой и упорной работы, которую он считал единственным критерием при оценке достоинств полицейского. Такой его близорукий подход усиливался, вне всякого сомнения, завистью, которую он испытывал всякий раз, когда Вулф получал поощрения по службе. Бризард считал, что все знаки внимания и публичные почести должны оказываться только ему.

Именно Бризард в свое время ловко переадресовал запрос комиссара выделить служебные помещения Вулфу и его команде и загнал их в такую дыру, откуда им век не выбраться. Он также первым узнал об убийстве Лоуренса Моравиа и придерживал рапорт до самого последнего момента, ничего не предпринимая, а когда уже подперло, направил его на исполнение Вулфу. Мысль о том, что комиссар вызывал к себе рано утром Вулфа, не давала ему покоя. Он знал об этом, так как лично проверял журнал прихода-ухода подчиненных. Комиссар не обратился к нему по поводу дела Моравиа, а он не предоставил ему всю информацию, касающуюся этого убийства.

Бризард хорошо понимал, что широкое внимание средств массовой информации к такому громкому делу сможет привлечь лишь тот человек, которому будет поручено выследить убийцу Моравиа и надеть на него наручники. Плевать ему на комиссара и на Мэтисона! Он решил сам стать этим человеком и поэтому во время проведения операции всячески зажимал Вулфа.

...Бризард сидел в ирландской полутемной пивной «У Клэнси» в Нижнем Манхэттене. В воздухе висел настолько густой запах пива и табачного дыма, что хоть топор вешай.

Открылась входная дверь, и в зал вошел Сквэйр Ричардс. Он порыскал глазами в полумраке зала туда-сюда и прямиком направился к столику, за которым сидел Бризард, неторопливо потягивая пиво.

– Ну что, пижон, купить тебе пивка?

– Не откажусь, – сказал Сквэйр Ричардс, стряхнув дождевые капли с пальто и бросив его на расшатанный стул.

Бризард подозвал официантку – массивную тетку с крашеными волосами и накладными ресницами. Выглядела она так, будто последний раз наводила марафет еще в семидесятых годах. Через две минуты пара кружек пива шлепнулась на исцарапанный деревянный столик.

– Ну, с чем причесал? – спросил Бризард, невольно переходя на уличный жаргон. Для него это было облегчением: необходимость все время угождать и своим и чужим, больше, конечно, белым, чем черным, требовала разрядки и сказывалась на его речи.

Сквэйр Ричардс взял кружку и сделал большой глоток:

– Хочешь, чтобы я был в порядке на сто процентов со всем дерьмом, что я перелопачиваю?

– Что ты болтаешь? Что это ты там перелопачиваешь? – буркнул Бризард. – Если мы не поддержим друг друга, кто еще о нас позаботится? Этот беломордый? Он только и занят своим городом. Оливас? Он и без того по горло занят своим дерьмом, только и делает, что возится с латиносами, заполонившими его офис. А еще остается этот... как его там, мать его так... Хейс Уолкер Джонсон, он же мистер Мое-Дерьмо-Не-Так-Воняет-Как-Ваше, или мистер Моя-Работа-Сделала-Меня-Таким-Же-Как-Вы-Белые-Поэтому-Примите-Меня-Я-Буду-Хорошим-Негритосиком.

Произнося последнюю фразу с особым остервенением, Бризард вытянул голову вперед, как большая кусачая черепаха, и добавил:

– Ну и что ты скажешь мне, пижон? Твой начальничек, хрен собачий Вулф Мэтисон, только он один может перебежать мне дорогу и не дать избавиться от Джонсона и Оливаса. Поэтому я хочу размазать его по стенке... И мне, чтоб вынь да положь его сей минут, понял, морда ты этакая?!

Сквэйр Ричардс согласно кивнул:

– Это особого труда не составит. Ну а насчет Моравиа, так тут какое-то дерьмо влезло. Вроде как Бобби Коннор подшутил. Конечно, он был там, когда Джуниор Руиз купился на этом, но с ним случилось черт знает что, будто он увидел что-то такое, чего и видеть-то не должен был.

– Интересно, – проговорил Бризард, разглаживая свои жесткие усы. – Ты передал мне письменный рапорт об убийстве той девки, Аркуилло и Руиза. Но в нем нет ничего особенного.

– Там просто мое мнение, – ответил Ричардс, уткнувшись в кружку с пивом. – А есть еще бумага и от лейтенанта. Я знаю, что он странный тип, но в ней нет ничего из ряда вон выходящего. Главная вина за гибель Джуниора лежит, конечно, на нем. Он ни с кем не говорил, что куда-то собирается уйти, но его нигде нет. Никто не знает, где искать этого задрыгу. Он вдруг стал каким-то рассеянным.