– Заткнись, Одноглазый, – рыкнул Ильмо. – Ты привлекаешь внимание.

Впрочем, его приказ не имел смысла. Мы слишком очевидно были теми, кем были, и столь же очевидно пребывали в скверном настроении. В город въехал не «турнепсный патруль». У нас чесались кулаки.

Одноглазый допел и завыл следующую песню.

– Заткнись, тебе говорят! – загремел Ильмо. – И займись своей проклятой работой.

Когда мы свернули за угол, копыта лошадей окутал черный туман. Из него высовывались влажные черные носы, внюхивались в зловонный вечерний воздух и морщились. Следом показались миндалевидные глаза, сверкающие подобно адским лампам. Шепоток страха сметал зевак с тротуаров.

Они поднимались над туманом все выше и выше – десять, двадцать, сотня фантомов, родившихся в яме со змеями, которую Одноглазый называет своим разумом. Они потоком хлынули вперед – быстрые, зубастые, гибкие черные существа, бросавшиеся на горожан. Их опережал ужас, и через минуту на улицах остались только мы и призраки.

Я впервые оказался в Весле и теперь озирался по сторонам, словно только что въехал в город на фермерской телеге.

– Эй, посмотрите-ка сюда, – воскликнул Ильмо, когда мы свернули на улицу, где обычно останавливался турнепсный патруль. – Это же старина Корни.

Я знал это имя, но не человека. Корни держал конюшню, где всегда останавливался патруль.

Старик, сидевший возле корыта для водопоя, встал.

– Слышал, как вы едете, – сказал он. – Я сделал все, что смог, Ильмо. Только вот доктора не сумел к ним привести.

– Мы привезли своего.

Хотя Корни был стар и с трудом поспевал за Ильмо, тот не замедлил шагов.

Я принюхался. Слегка пахло дымом погасшего пожара.

Корни заторопился вперед и свернул за угол. Черные призраки мелькали у него под ногами, словно прибой, разбивающийся о валун на берегу. Мы пошли за ним и увидели источник дымного запаха.

Кто-то поджег конюшню Корни, а потом напал на наших парней, когда они оттуда выбегали. В небо все еще поднимались струйки дыма. На улице перед конюшней лежали убитые. Легкораненые перекрыли улицу и направляли движение в обход.

К нам, хромая, подошел командовавший патрулем Леденец.

– Откуда мне начинать? – спросил я.

– Самые тяжелые лежат вон там. Но лучше начни с Ворона, если он еще жив.

Мое сердце дрогнуло. Ворон? Он казался мне неуязвимым.

Одноглазый пустил своих питомцев по окрестным улицам. Теперь ни один мятежник не сумеет незаметно к нам подобраться. Я пошел следом за Леденцом туда, где лежал Ворон. Он был без сознания, лицо белое как бумага.

– Он самый тяжелый из всех?

– Единственный, кто, по-моему, не выживет.

– Ты все сделал правильно. И шины наложил так, как я тебя учил, верно? – Я осмотрел Леденца с головы до ног. – Тебе тоже лучше бы лечь.

Я занялся Вороном. Спереди у него было около тридцати ран, некоторые глубокие. Я вдел нитку в иглу.

Быстро обойдя выставленные патрули, к нам подошел Ильмо.

– Плох? – спросил он.

– Наверняка не скажешь. В нем полно дырок. Потерял много крови. Скажи Одноглазому, пусть сварганит свое варево.

Одноглазый варит по своему рецепту супчик из трав и курятины, способный вдохнуть надежду даже в раненого, стоящего одной ногой в могиле. Колдун – мой единственный помощник.

– Как все произошло, Леденец? – спросил Ильмо.

– Они подожгли конюшню и напали, когды мы выбежали.

– Я так и понял.

– Грязные убийцы, – пробормотал Корни. У меня, однако, создалось впечатление, что он больше скорбит о сгоревшей конюшне, чем о наших ребятах.

Лицо Ильмо скривилось, словно у человека, куснувшего неспелую хурму:

– И ни одного погибшего? А Ворон ранен тяжелее всех? В такое трудно поверить.

– Один погибший, – поправил его Леденец. – Старик. Из той деревни.

– Трофей, – рыкнул Ильмо. Старику не разрешалось выходить из крепости в Сделке – Капитан ему не доверял. Но Ильмо проглядел это нарушение приказа. – Мы заставим кое-кого пожалеть о том, что они это затеяли, – сказал он. Его голос прозвучал совершенно бесстрастно, таким тоном он мог назвать оптовую цену на ямс.

Я задумался над тем, как воспримет новость Рассол – он очень привязался к Трофею. Душечка будет потрясена, ведь старик был ее дедом.

– Им нужен был только Ворон, – сказал Корни. – Вот почему он так сильно пострадал.

– Трофей заслонил собой Ворона, – добавил Леденец. – А это, – он махнул рукой, – из-за того, что мы не остались в стороне.

Ильмо задал удививший меня вопрос:

– Почему мятежникам так не терпелось убить Ворона?

Пузо, слонявшийся рядом в ожидании, когда я обработаю резаную рану на его левом предплечье, ответил:

– То были не мятежники, Ильмо, а вонючий капитанишка из той самой деревушки, где мы подобрали Трофея и Душечку.

Я выругался.

– Ты работай себе иголкой, Костоправ, – сказал Ильмо. – Ты уверен, Пузо?

– Конечно, уверен. Да ты Поддатого спроси. Он его тоже видел. На нас напала всякая уличная сволота. Мы их сразу покрошили, как только принялись за дело. – Он ткнул пальцем в сторону уцелевшей от пожара стенки конюшни, где, словно поленья, лежала дюжина тел. Я смог опознать только Трофея. На остальных была драная местная одежка.

– Я его тоже видел, Ильмо, – подтвердил Леденец. – Но всем заправлял даже не он, а другой хмырь, что держался в тени. Как только мы стали побеждать, он сразу смылся.

Корни ошивался поблизости, внимательно прислушиваясь и помалкивая, но тут он вмешался в разговор:

– Я знаю, куда они пошли. Есть тут одно местечко на Унылой улице.

Я переглянулся с Одноглазым, который стряпал свой супчик, доставая из черного мешка то одно, то другое.

– Похоже, Корни знаком с нашими приятелями, – заметил я.

– Просто я достаточно хорошо вас знаю и уверен, что такое вы никому не спустите.

Я посмотрел на Ильмо. Тот уставился на Корни. Владелец конюшни всегда вызывал у нас некоторое сомнение. Корни занервничал – у Ильмо, как и у всякого сержанта-ветерана, был хорошо отработан зловещий взгляд.

– Одноглазый, – молвил наконец Ильмо, – прогуляйся с нашим приятелем. Пусть он тебе все расскажет.

Одноглазый загипнотизировал Корни за несколько секунд. Вскоре они уже ходили рядом, болтая, словно закадычные друзья. Я спросил у Леденца:

– А тот человек в тени хромал?

– То был не Хромой. Слишком высок для него.

– Все равно. Нападение произошло с его благословения. Верно, Ильмо?

Ильмо кивнул.

– Душелов страшно разгневается, если догадается. Чтобы отважиться на такое нападение, нужно получить разрешение с самого верха.

Мне показалось, что Ворон вздохнул. Я посмотрел на него и увидел, что он едва заметно приподнял веки. Звук повторился. Я приблизил ухо к его губам.

– Зуад… – прошептал он.

Зуад. Печально знаменитый полковник Зуад. Враг, от которого Ворон отрекся. Особый злодей Хромого. Рыцарское поведение Ворона обернулось зловещими последствиями.

Я назвал это имя Ильмо, но тот вроде и не удивился. Возможно, Капитан поведал историю Ворона командирам взводов.

К нам вернулся Одноглазый.

– Наш друг Корни играет за другую команду. – Он злобно ухмыльнулся. Эту улыбку он долго отрабатывал, и теперь распугивал ею мальчишек и собак. – Подумал, ты захочешь принять эту новость во внимание.

– Еще бы. – Ильмо выглядел весьма довольным.

Я принялся за очередного раненого. Опять придется зашивать. Я уже стал беспокоиться, хватит ли нитей. Патрулю крепко досталось.

– Скоро будет готов твой супчик, Одноглазый?

– Я еще не успел раздобыть курицу.

– Так пошли кого-нибудь, пусть украдет, – проворчал Ильмо.

– Те, кого мы ищем, затаились в забегаловке на Унылой улице, – сказал Одноглазый. – Их охраняют несколько крутых приятелей.

– Что ты собираешься сделать, Ильмо? – спросил я, уверенный, что он обязательно что-нибудь предпримет. Назвав имя Зуада, Ворон связал нас обязательством. Он думал, что умирает, иначе не стал бы называть имени. Я достаточно хорошо я его знал, чтобы об этом догадаться.