Ворон посмотрел на Душелова, затем на меня и вновь занялся бессмысленным маникюром. Я тоже не поверил Взятому. Мы, смертные, для них всего лишь игрушки и инструменты. Они способны выкопать из могилы кости своей бабушки, лишь бы угодить Госпоже.

– В этом наше преимущество перед Шепот, – сказал Душелов. – Мы знаем, что она согласилась завтра встретиться с Хромым…

– Откуда? – спросил Ворон.

– Я этого не знал, но Госпожа сказала мне. Хромой не подозревает, что нам про него все известно, зато знает, что долго он не протянет. Вероятно, он попробует договориться с Кругом, чтобы они его защитили. Он понимает, что если это ему не удастся, то он покойник. А Госпожа хочет, чтобы Хромой и Шепот умерли вместе, тогда Круг станет подозревать, что именно она продалась Хромому, а не наоборот.

– Ничего не выйдет, – буркнул Ворон.

– Они в это поверят.

– Значит, мы с Вороном должны их прикончить. Стрелами. А как, интересно, мы их отыщем?

Уж самого-то Душелова там не будет, что бы он ни говорил. И Шепот, и Хромой ощутят его присутствие задолго до того, как он приблизится на расстояние выстрела.

– Скоро Хромой со своими войсками двинется маршем через лес. Не зная, что его подозревают, он не станет прятаться от Ока Госпожи, полагая, что его маневры будут восприняты как поиск Шепот. Госпожа сообщит нам его местонахождение. Я выведу вас на его след. Когда парочка встретится, вы их прикончите.

– Конечно, – фыркнул Ворон. – Что может быть проще? Словно на индюков охотиться.

Он метнул нож – тот глубоко вонзился в оконную раму – и вышел.

Я тоже был не в восторге от такого расклада. Я смотрел на Душелова и две-три секунды мысленно спорил с самим собой, пока страх не побудил меня отправиться вслед за Вороном.

Уходя, я взглянул на Душелова – усталого, с поникшими плечами. Наверное, им тяжело жить с такой репутацией. Всем хочется, чтобы их любили.

Я записывал свою очередную фантазию о Госпоже, а Ворон методично посылал стрелу за стрелой в красную тряпку, приколотую к соломенному чучелу. Сам я, тренируясь незадолго до него, с трудом попадал в чучело, не говоря уже о тряпке-мишени. Казалось, Ворон просто не способен промахиваться.

На сей раз я размышлял над детством Госпожи. Когда я думаю о каком-нибудь злодее, мне всегда хочется заглянуть в его детство. Какие ниточки соединяли существо в Чарах с маленькой девочкой, которой когда-то была Госпожа? Возьмем маленьких детей. Практически все они милы и сладки, как смесь меда с маслом, их любят и берегут. Так откуда же тогда берутся злобные взрослые? Проходя через нашу казарму, я все гадал: ну как смеющийся любопытный малыш мог превратиться в Трехпалого, Поддатого или Молчуна?

Маленькие девочки вдвое драгоценнее и невиннее мальчиков. Мне не известен ни один народ, который относился бы к ним иначе.

Так откуда же взялась Госпожа? Или, кстати, Шепот? Я сидел и записывал свои мысли по этому поводу.

Рядом со мной уселся Гоблин и прочитал только что написанное.

– Я с тобой не согласен, – заявил он. – Думаю, она с самого начала приняла сознательное решение стать такой, какова она есть.

Я медленно повернулся к нему, остро ощущая присутствие Душелова – он стоял в нескольких шагах позади меня, наблюдая за стреляющим Вороном.

– Вообще-то, Гоблин, я сам сомневаюсь, что все было именно так. Тут все… Словом, сам знаешь. Когда хочешь понять, подбираешь такие мысли, с которыми можешь справиться.

– Мы все так поступаем. В обычной жизни это называется «придумывать отговорки». Истинные, обнаженные мотивы слишком грубы, чтобы их проглотить. К тому времени, когда большинство людей достигает моего возраста, они успевают столь часто и столь успешно наводить глянец на свои мотивы, что теряют с ними всякую связь.

Я заметил упавшую мне на колени тень и поднял голову. Душелов вытянул руку, приглашая меня взять лук и сменить Ворона. Тот уже вытащил из чучела свои стрелы и стоял, поджидая меня.

Три моих первых стрелы угодили в красную тряпку.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросил я, поворачиваясь к Ворону.

Душелов прочитал мои фантазии и поднял голову:

– Нет, Костоправ! Все было совсем не так. Разве ты не знал, что она убила свою сестру-близнеца, когда ей было четырнадцать лет?

Вдоль моего позвоночника пробежались крысы с ледяными коготками. Я повернулся и выпустил стрелу. Она пролетела далеко в стороне от чучела. Я быстро пустил еще несколько, но лишь распугал в отдалении голубей.

Душелов взял у меня лук.

– У тебя нервы сдают, Костоправ. – Он быстро вогнал три стрелы подряд в круг менее дюйма в поперечнике. – Возьми себя в руки. Там напряжение будет куда сильнее. – Он протянул мне лук: – Весь секрет в сосредоточенности. Считай, будто делаешь операцию.

Считать, будто я делаю операцию. Верно. Я ухитрялся проделывать поразительные вещи прямо на поле боя. Все верно. Только тут все иначе.

Бессмертное оправдание. Да, но… тут все иначе.

Я собрался и успокоился настолько, что сумел вогнать оставшиеся в колчане стрелы в чучело. Вытащив их, я уступил место Ворону.

Гоблин протянул мне бумаги и перо. Я раздраженно скомкал свою писанину.

– Тебе нужно что-нибудь для укрепления нервов? – спросил он.

– Да. Железные опилки, или чем там питается Ворон. – Мое самоуважение весьма пошатнулось.

– Попробуй это. – Гоблин протянул мне шестиконечную серебряную звезду на цепочке. В центре ее была изображена черная медуза.

– Амулет?

– Да. Нам кажется, завтра он тебе пригодится.

– Завтра? – Считалось, что никто не знает о том, что предстоит нам завтра.

– У нас есть глаза, Костоправ. Это же Отряд. Может, мы не знаем, что произойдет, но догадываемся, если что-то затевается.

– Верно. Спасибо, Гоблин.

– Мы сделали его втроем – Одноглазый, Молчун и я.

– Спасибо. А как же Ворон? – Когда кто-то делает подобные жесты, я чувствую себя увереннее, сменив тему разговора.

– Ворону амулет не нужен. Он сам себе амулет. Садись. Давай поговорим.

– Я ничего не смогу тебе рассказать.

– Знаю. Но я подумал, ты захочешь узнать кое-что про Башню. – Он еще не рассказывал мне о своем визите туда, а я не расспрашивал – пусть решает сам.

– Хорошо. Расскажи. – Я взглянул на Ворона. Стрела за стрелой вонзались в тряпку.

– Ты разве не собираешься все записать?

– Ах да. – Я приготовил перо и бумагу. То, что я веду и храню Анналы, производит на всех огромное впечатление – ведь в них единственная надежда каждого из братьев на бессмертие. – Я рад, что не стал с ним спорить.

– С кем спорить?

– Ворон хотел, чтобы мы сделали ставки на то, кто из нас стреляет точнее.

Гоблин фыркнул:

– Ты, я вижу, поумнел и больше не попадаешься в ловушки для простаков. Готовь перо. – И он начал рассказывать.

Он мало что добавил к слухам, которые я успел собрать здесь и там. Он описал место, куда попал, как большую пустую комнату, мрачную и пыльную. Примерно этого я и ожидал от Башни. Как и от любого замка.

– Как она выглядит? – Это была самая интригующая часть головоломки. Я успел сотворить себе образ темноволосой, вечно молодой красавицы, чья сексуальная привлекательность ошарашивает смертных не хуже удара дубинки. Душелов говорил, что она прекрасна, но пока я не располагал мнением независимого наблюдателя.

– Не знаю. Не помню.

– Что значит «не помню»? Как ты можешь не помнить?

– Успокойся, Костоправ. Я просто не помню. Она стояла передо мной, потом… Потом я увидел лишь огромный желтый глаз, который становился все больше и больше и смотрел прямо сквозь меня, узнавая все мои секреты и тайны. Вот и все, что я помню. Мне этот глаз до сих пор в кошмарах снится.

Я разочарованно вздохнул:

– Наверное, мне следовало такого ожидать. Знаешь, она сейчас может пройти мимо нас, но никто и не подумает, что это она.

– Полагаю, именно этого она и желает, Костоправ. Если все развалится и станет таким, каким было до того, как ты отыскал те бумаги, она просто уйдет. Только Взятые способны ее опознать, а уж о них она как-нибудь позаботится.