Керлик, по достоинству оценив тон новоприбывшего и вытянувшееся в крайнем недоверии лицо вольника, решил, что для организации спасательной экспедиции за Романдом (вообще-то взрослый мальчик, вполне способен и сам справиться!) следует остаться в живых, и потому можно уйти из Главели, не прощаясь. Однако гостеприимство белых чародеев не имело границ: магия отсутствовала не только в окружающем пространстве, читающий обнаружил, что его внутренние резервы резко иссякли.

Н-да, повезло! Последний раз Керлик перемещался в обезмаженный центр чуть менее двадцати лет назад. Не то чтобы ничего хорошего тогда не случилось — тот перенос косвенно повлиял на появление Литы, однако и смерть на вечный постой к магу не перебралась лишь по счастливому стечению обстоятельств. Попросту — благодаря везению.

— Здравствуйте, господа и дамы! — Керлик с усмешкой посмотрел на чародеев Света. Чуть ли не всем своим главельским составом заявились, даже Мехен в задних рядах мелькал. — Чем обязан?

Звёзды замерли, выстроившись полукругом, своеобразной аркой перед Романдом. Юноша понятливо кивнул и принял приглашение — без оглядки двинулся в «проём». Кажется, не ошибся: проход привёл в… или скорее — на площадку в пустоте.

Интересное и необычное место: стены отсутствовали, пол устилала двуцветная плитка. Белая, вернее — молочная, тускло светилась, чёрная же вовсе была невидимой, казалась дырами-кротовинами в ничто. Романд на всякий случай проверил одну из них носком сапога и, только убедившись, что не провалится, решился ступить на чёрную часть пола. Но этого и не понадобилось: достало сделать один шаг из-под звёздной арки, как под ногами образовалась дорожка из трёх белых плит в ширину. Романд, не особенно задумываясь над происходящим, принял и это предложение. Почему бы не пройтись к центру площадки?

В какой-то момент стало ясно, что матовая «тропка» ведёт вверх, а затем юный чародей чуть не споткнулся о невысокую ступеньку. Вторая была уже заметна и очевидна — постамент-пирамида рос на глазах. Однако Романд снова не обеспокоился и беспечно карабкался вверх, пока имелась такая возможность. Наконец подъём прекратился, и юноша, не пожелав спускаться с противоположной стороны, огляделся.

Площадка в пустоте оказалась вовсе не квадратной, как чудилось уткнувшемуся носом под ноги Романду, а треугольной. Звёздная арка никуда не делась, всё так же мерцая за спиной, как и светящаяся дорожка. По углам, у несуществующего края расположились три колонны. Вновь белые и вновь недостаточно яркие, чтобы разогнать странный, туманный полумрак.

Одна откровенно напоминала гигантские песочные часы, в другой без труда опознавалась гномья клепсидра — вычурная, с избытком украшений и огромным циферблатом. Похожую юноша встречал в Императорском дворце во время приёма-благословения на спасение Мира. Какой-то разговорчивый паж объяснил тогда юному магу, что клепсидру запускали, только когда к императору заглядывали послы и делегации подгорных жителей или их вечных соседей, врагов-друзей кобольдов — шум воды мешал спать всему немалочисленному населению дворца.

Третья колонна оказалась всего лишь длинной стелой. Романд нахмурился — что-то знакомое! И мгновенно вспомнил. Такая же махина высилась в одном из внутренних дворов Школы — обыкновенный, древний как Мир, гномон, солнечные часы.

— Что бы это значило? — вслух спросил у себя Романд, не замечая, что несмотря на напряжение голоса, не издал ни звука. — Земля. Вода. А здесь? Свет или Тьма?

Юноша захлопнул рот. Почему-то хотелось решить неожиданную дилемму, выбрать. Гномон не работает без солнца, но орудием ему служит тень… Тень! Романд резко обернулся, уловив краем глаза движение и охнул от ужаса — колонны вдруг налились красками, обрели жизнь. Зашелестел песок, мерно закапала вода, под стелой появилась новая тёмная полоса, однако не это испугало юношу. Что он, чудес не видел?

Нет — каждую фигуру украшали змеи. И теперь гадины, покинув свои насесты, целенаправленно двигались к чародею. От песочных часов величественно ползла, посверкивая оранжевыми пятнами, серо-бурая гюрза шага четыре в длину. Клепсидра вышвырнула из своих недр ехидну — та блестела мокрыми боками, оставляя за собой отчётливо видимый на белых плитах след. Из-за гномона несмело выглянула найя, однако уже спустя мгновение она оказалась у возвышения, на котором переминался перепуганный Романд, вытянулась и значимо, с намёком раздула капюшон.

Керлик был прав, когда удивлялся неприязни зятя к змеям, но юноша не мог пересилить себя: Зелеш он, конечно, Зелеш, но гадин ползучих ненавидел, поэтому решил бежать прочь, обратно к звёздам. Но даже не сумел пошевелить ногами… Предчувствуя самое худшее, чародей посмотрел вниз и на этот раз действительно чуть не умер от страха — помост-пирамидка оказался не чем иным, как свернувшейся в десятки толстых колец царицей змей, сказочной анакондой. Вот, она подняла голову… улыбнулась и прошипела:

— Романд…

Знакомый голос!

— Романд, — тихо, но настойчиво. Голос привык повелевать, и не сомневался, что ему подчинятся. — Романд. Открой свои чудесные голубенькие глазки, мальчик.

Интонация не изменилась, зато ощущения — очень. Лёгкое дуновение ветерка, и по лицу ударили, болезненно и неприятно. Пощёчина — всегда неприятно. Вторая — тем более. Третью Романд предотвратил: почувствовав движение-ветер, юноша дёрнулся и перехватил руку, с силой сжал. Затем с трудом разлепил веки… Непонятно, в руке сила палаческих тисков, а в ресницах тяжесть оков каторжника.

— Да, не зря ты меч себе на пояс нацепил.

Имлунд, как обычно (а умеет ли он иначе?), холодно улыбнулся и палец за пальцем, медленно и осторожно оторвал от своей ладони руку сына.

— Плохо выглядите, герцог, — губы, чем-то склеенные, раскрылись с трудом. Они болели, казались распухшими и одновременно сухими — дотронься, и лопнут.

— Ты, шутник, не лучше, — хмыкнул герцог.

Странно было видеть его всего исцарапанного, встрёпанного, с кровоподтёком на лбу. Из одежды в поле зрения попадал кружевной воротник — тоже измаранный и драный. И несмотря ни на что, в Имлунде без труда угадывался властитель и повелитель. Господин. Романд не знал, что отец сейчас улавливает в сыне то же самое. То, что делает короля королём в каменоломнях, среди измождённых и грязных нищих, на смертном одре, — ранее в Романде это пряталось глубоко внутри, а теперь смело и нетерпимо выбиралось наружу.