— Эй! — хлесткий удар по щеке вернул ее к действительности. — Рано! Терпи, скоро все будет кончено. Я дольше терпел.

Она и не заметила, когда колдун успел зажечь черные свечи, плотным строем окружавшие столбы. Постаревший Леон застыл у круга, в мольбе протягивая вперед длинные худые руки.

— Ро ковитум правди, — шептали его губы.

Эхо, недовольное тишиной, подхватило шепот и с тревожным шипением подбросило вверх. И заигралось, перебрасывая от стены к стене как детский шарик.

— Ро ковитум правди, — стонал колдун и ему вторили стены.

Дрогнули столбы, передав дрожь мраморным плитам.

Весь мир, вытянутый в тугую струну вдруг лопнул, обрывая ход времени. Ветер заполнил зал. Далекий потолок вдруг вздулся куполом. Каменная кладка распалась на тысячи отдельных кусков. Долгое время огромные камни висели, не удерживаемые больше ничем — как щенки на сосках волчицы. Вниз посыпался песок, застилая пространство мутным туманом. Сквозь пелену едва проглядывал свет факелов. Тихий шорох дождя наполнил зал.

Но затишье возвещало начало бури. Оторвался от потолка первый камень, с неохотой покидая насиженное место, и полетел вниз, увлекая за собой камнепад. Камни падали, со свистом рассекая воздух и разбивались о мраморные плиты. Осколки летели по сторонам, добираясь до стен. С грохотом, несравнимым ни с чем, лопнула мраморная плита. Пыльный дым потянулся вверх. Все новые камни пробивали дыры в вихрящемся потоке.

— Что… что, — пятился колдун, наступая на кисти балахона. В его глазах, полных томительного ожидания, вдруг обнаружилась смертельная тоска.

Девушка равнодушно взирала на то, как острым камнем задело колдуна по плечу. Удар был сильным, но он устоял на ногах. Закрывая руками голову, он отступил назад, надеясь под сенью огромной колонны отыскать спасение. Он что-то кричал — слова его тонули в грохоте.

Повязка, мокрая от слюны, мешала дышать. Острым осколком поранило ухо и как ни странно, это доставляло больше мучений, чем две кровавые полосы на боку. Скоро Роксану перестали волновать такие мелочи: каменный дождь усиливался, и в каждое мгновенье она ждала смерти.

Прижимаясь к колонне, колдун держал на весу сломанную руку. Камнем сорвало кожу со щеки. На залитом кровью лице царило выражение безумного отчаяния.

Как ни ждала смерти, все равно оказалась к ней не готова. Камень угодил в цепь, одним концом вбитую в столб. От страшного удара цепь разорвалась. И тогда Роксана поняла, что такое настоящая боль. Руку с хрустом вывернуло из сустава. Мыча от боли, девушка боялась посмотреть в ту сторону, ей показалось, что она лишилась руки и теперь там, на цепи весит жалкий обрубок. Испуг длился недолго: сорвавшийся с потолка камень рассадил бедро, сорвав вместе с одеждой кожу. Сознание поплыло, на какое-то время подарив ей забвенье.

Однако то, что происходило в зале, было видимой частью смертельной болезни. Там, где веками лежала земля, стянутая корнями деревьев, померк дневной свет. Разом, без прелюдий, без всхлипов усиливающегося ветра, на лес обрушился ураган. Он шел из-под земли, оттуда, где с каждым мигом усиливался камнепад.

Почуяв приближение конца вытянулись в рост деревья, с хрустом вздымая вверх ломающиеся ветви. Тяжело, с натугой, вывернулись корни, как кожу разрывая старую, иссохшую землю. Швыряя гигантские деревья как молодую поросль, вырвался на свободу ураганный ветер. Поток воздуха ревел, слизывая с поверхности целые пласты земли. До тех пор, пока истончившаяся земля не осыпалась вниз, погребая под толстым слоем и колдуна, и девушку…

Когда Роксана пришла в себя, стояла тишина. Плотным покрывалом на лице лежала земля. Полное ощущение того, что его закопали живой, заставило девушку подскочить — даже не ожидала от себя такой прыти. Нещадно ныл содранный бок, а рук она не чувствовала. Понадобилось время, чтобы понять: она лежит на полу, по-прежнему одной рукой пристегнутая к поваленному столбу. Левая рука двигалась с трудом. Болела страшно, но была свободной.

В воздухе кружилась пыль. Первая же попытка вдохнуть закончилась надрывным кашлем. Не сразу до Роксаны дошло, что ей мешает повязка, закрывающая рот. Загремела цепь, с неохотой отпуская руку из плена. Сорванная с лица тряпка кроме облегчения принесла и новую боль.

Стояла тишина. Такая глубокая, что ее не хотелось нарушать. Роксана примостилась у столба, удобнее устраивая бесчувственную руку. Шипели сорванные со стен, засыпанные землей факелы. Часть все же уцелела, освещая царивший в зале полумрак.

Обрушившаяся вниз земля открыла кусок синего вечернего неба, омытого непогодой.

И на фоне чистого неба, вдруг явилось видение, как напоминание о том, что человек волен предполагать, в то время как решает не он.

В воздухе парило гладкое, черное тело, которого боялся коснуться ветер, кроваво-красные когти, белые змеи распущенных волос. У ног совершенной формы вихрились смерчи.

Неотвратимость явилась в образе черного демона, вернее, демоницы. Она медленно опустилась на высоту человеческого роста, на сей раз сама — почти человек.

— Вот и встретились. Кто бы мог подумать? — хриплый голос показался Роксане скрежетом железа о стекло.

Ослепительная обнаженная женщина парила перед ней, не касаясь земли. В черных глазах без белков отсутствовал смысл.

— Человек умер и человек жив. Забавно, правда? — красные губы поползли в стороны, обнажая черные зубы. — Вы, люди, в чем-то демоны. Смотри-ка, оболочка сменилась, а начинка прежняя. Чего молчишь? Разве мать не рассказывала обо мне?

Она уставилась на Роксану, ища ответа. Белые змеи свернулись кольцами.

Девушка заворочалась в пыли, силясь приподняться. Красные губы кривились, черные глаза сузились, следя за ее потугами.

— И так знаю, что не рассказывала. Че — ловек, че — рвь. Я и подумать не помогла, что уцелела нить, на которой подвешено мое существование. Я считала себя свободной. Тем неприятней прозрение. Однако делать нечего, придется подарить тебе вечность.

Демоница была ростом с человека и не внушала страха. Роксана успела дотошно рассмотреть ее с ног до головы. Возможно, сохрани она прежний, огромный рост, девушка не решилась бы и рта раскрыть. Поговоришь разве с вековым деревом, где верхушка теряется в небе? Равный рост и разговор предполагал на равных.

И девушка не удержалась.

— Мне, — обрела дар речи Роксана, — не нужна ни ты, ни твоя вечность. Хочешь убить — делай это быстро.

— Не искушай меня. Но погоди радоваться. Человеческая жизнь хрупка — я посажу тебя под стекло как бабочку. Вот и будешь там сидеть свою вечность. А для большей убедительности, я лишу тебя рассудка. Люди не ценят жизнь, так что же говорит о рассудке? Хотя был бы у меня тот краткий миг, что вы называете жизнью — я бы тоже его не ценила.

— Ты уверена, что все так просто?

— Все еще проще, поверь мне.

Нет, черная лемоница не внушала страха, и не вызывала опасения. Другое чувство жаркой волной подступило к горлу. Так захотелось разглядеть хоть что-нибудь в черных, лишенных выражения глазах, что сорвалось с губ тщательно оберегаемое слово. Человеку с демоном не договориться никогда. Но есть у нее козырь — пусть демон поговорит с демоном на своем языке. Им легче будет понять друг друга. Даже если это последнее слово в ее жизни — оно того стоит.

— Джель`ни.

И он возник в столбе света, бликами играющего на смуглом теле. Васильковые глаза лучились любопытством. Демон вздохнул, не сводя глаз с черной дивы. Кожистые крылья раскрылись, поднимая тучи пыли.

— Убей ее, — выдавила из себя Роксана и запнулась. Просилась добавка "если сможешь".

Хриплый смех вспугнул робкую тишину. Демоница смеялась, запрокинув голову.

— Где ты раздобыла это сокровище? — отсмеявшись, спросила она. — Надеюсь, ты не рассчитываешь на него всерьез. Иначе я подумаю, прежде чем лишать тебя разума — у тебя его и так нет…

Она не договорила. Перекатной волной, дробящей скалы, покатилась ей под ноги крылатая тень. Демоница дрогнула, вытянулись вверх белые змеи. Черный вихрь закрутился, вырываясь из плена. Но приникая к тучам поднятой пыли, демон сложил крылья и потерялся в тумане.