Он узнал ее позже. Лишь природное самообладание спасло его оттого, чтобы не споткнуться на ходу, в то время как соколиный взор выхватил ее спокойное лицо из общего строя. Он не замедлил шаг, закончил обход и ни разу на нее не оглянулся.

Но Доната вздохнула украдкой – Берт ее узнал.

Показательные выступления, устроенные в честь приезда его светлости, удались на славу. Граф снисходительно кивал головой, наблюдая за тем, как новобранцы рубят набитые травой чучела на полном скаку. Граф иронично улыбался, взирая на мастерство лучников. Граф надменно поднимал брови, оценивая полет ножей в деревянную мишень. Граф высокомерно хмурился, указывая на ошибки мечников, излишне увлеченных защитой в ближнем бою.

И вдруг граф совершенно по-простонародному открыл рот, когда на ристалище для показательного поединка Исидор вызвал Сазона и… Дона.

Больше лица графа Доната не видела. Перед ней ухмылялось худое, с приоткрытым ртом и намечающимися усами лицо Сазона.

Она не задавалась вопросом, что подвигло Исидора поставить ей в пару Сазона.

Ей было все равно, что мечом он владел лучше, и наверняка постарается навязать ей долгий поединок, чтобы в один момент поразить ее серией хитросплетенных ударов. Для нее имело значение лишь одно: жаль, искренне жаль, что затупленное острие меча не могло хоть сколько-нибудь серьезно поразить противника!

Сазон разгадал по ее глазам, что она настроена решительно, и поменял обычную тактику. Он обрушил на нее каскад ударов со все нарастающим темпом. Она легко отбила их, задержав свой меч на последнем отбитом выпаде в звонком скольжении клинка о клинок. Их лица оказались рядом, почти на одном уровне – Сазон был не намного ниже ее. Доната кровожадно оскалилась и вдруг на миг потеряла себя от желания откусить ему нос. Сазон побледнел и тотчас, собрав все силы, попытался оттолкнуть ее от себя. Но Доната, опережая его, первой отступила назад. Не поняв еще, что случилось, Сазон подался вперед, продолжая начатое движение. И напоролся на меч Донаты, с готовностью подставленный под падающее на нее тело. Удар получился жестким, и Сазон сдавленно охнул. Доната надеялась хотя бы кровоподтеком под кирасой воздать тому за все, что он для нее сделал.

Обычно подобный удар символизировал окончание поединка. Но Исидор молчал.

И тогда Доната позволила себе если не все, то многое. Не дав Сазону перевести дух, она ринулась на него, как разъяренная волчица, нанося удар за ударом. Сазон парировал и отступал. Доната торжествовала, с каждым разом все сильнее дожимая скользящий удар, с тем, чтобы с силой ткнуть острием меча противнику в плечо. У Сазона немела рука. Он сбил дыхание и с видимым усилием отражал выпады. Только внимание товарищей и графа, наблюдавших за поединком, держало его на ногах.

Доната поступила так, как когда-то поступил в кабацкой драке его светлость. Скользнув ближе к гарде противника, она крутанула кистью руки, даже не выбивая, а выламывая меч из рук Сазона. Так, видимо, и было. Сазон, выронив меч, схватился за поврежденную кисть. Он держал дыхание, чтобы не застонать.

– Достаточно, – услышала она голос Исидора. – Теперь видите, ваша светлость, каких настоящих воинов можно воспитать из неумех всего лишь за три месяца!

– Теперь вижу, – угрюмо сказал его светлость, развернулся и пошел прочь.

Доната размеренно посылала в мишень нож за ножом, еще разгоряченная после боя, когда к ней подошел его светлость. Неизменный Исидор вышагивал рядом, по левую руку. Он что-то увлеченно доказывал, размахивая руками, и надменный граф старался держаться от него подальше.

– Это и есть ваш хваленый Дон? – снисходительно осведомился граф, не отрывая от Донаты пронизывающего насквозь взгляда.

– Да, ваша светлость. Настоящий воин. За последнее время такие успехи! А, помнится, когда пришел наниматься, и меча толком в руках не мог держать. Говорит, господин десятник, сделайте из меня человека, а у самого чуть слезы из глаз не льются. Что было делать? Не бросать же парня? Так сотню раз потом не пожалел, что казенное на него надел, да меч с ножом в руки дал.

Рука Донаты дрогнула, и нож поразил цель далеко от центра.

– Да… нож, – Берт потянулся и Исидор с готовностью подал ему нож. – Я сам неплохо ножи бросал. Может, молодость вспомнить? Кстати, Исидор, распорядись, чтобы ужин был на славу: хочу новобранцев вином угостить. Позаботься… за счет казны, разумеется.

Дождавшись, пока Исидор удалится на безопасное расстояние, Берт обернулся к ней, сжимая в руке нож.

– Звезда моя, Донатэ, – тихо сказал он, пожирая ее глазами, – ты сошла с ума? Одна, среди крестьянских мужиков, в казарме? Тебя скорее можно принять за бастарда давно усопшего короля, чем за крестьянина – даже в мужском платье! Как ты можешь жить здесь, звезда моя, алмаз, среди коровьего дерьма? Объясни мне, если я чего-нибудь не понимаю? И как Он это позволил? Все ли в порядке у тебя с головой, звезда моя? Какого, прости меня, хрена, ты пришла сюда наниматься? Тебя интересует карьера наемника?

– Наниматься? – Доната уловила главное слово и перевела дух, чтобы не закричать. – Куда наниматься?

– Не делай из меня дурака, Донатэ, – посоветовал ей Берт, – я и так с утра чувствую себя не в своей тарелке.

– Тогда и ты, твоя светлость, не задавай глупых вопросов. Хорошо?

– Оставь свой насмешливый тон мне, – нахмурился Берт, – ты теперь подчиняешься воинским приказам, и я могу делать с тобой все, что хочу. Отвечай, как положено уважающей себя девушке: быстро и четко. Какого хрена ты здесь делаешь? Зачем тебе понадобилось наниматься?

– Мне? – она со злостью пустила нож, точно поразивший цель. – Мне здесь даром ничего не нужно. Ладимира, избитого, насильно взяли в деревне родину защищать. А меня в лесу.

– Как это насильно? Меня уверяют…

– Не верь. Некоторые, действительно, идут по доброй воле, прославиться мечтают на поле брани. Но есть и такие, которых подбирают на дороге, особенно тех, за кого некому постоять, и насильно впрягают в одну упряжку. Частокол вокруг видел? Высокий, специально для того, чтобы добровольцы не разбежались. А труп, что висит у загона?

– Какой труп?

Доната обернулась в сторону загона для скота, но отлично видимая отсюда перекладина была девственно пуста.

– Теперь уже никакой. Не в том дело. А дело в том, что отсюда не убежишь.

Берт долго молчал, разглядывая ее исподлобья.

– У меня возникали сомненья. Но чтобы так… Думал, уговорами, обещаниями, обманом, наконец, но чтобы насильно… Насильно бывает в конце военных действий, как показывают исторические события. А в начале, когда боевой дух силен – от добровольцев не отбиться…

– Отбились, видать, до срока.

Берт кивнул головой.

– Так. С Ладимиром все ясно. Ты чего в лесу забыла, после того, как его взяли?

– То и забыла! Освободить его хотела.

– Отбить у десятка вооруженных мужиков! Да, это дело! Узнаю тебя, звезда моя. Историю твоего «пленения», я знаю в другом перепеве. От Исидора. Ты храбро сражалась со стаей шакалов, а после кинулась в ноги к Исидору, умоляя его взять тебя в наемники. Говорила, что пробиралась по лесу, в надежде встретить военных, потому что с детства мечтала стать настоящим воином. Весь рассказ переделай с поправкой на мужской род – твой, между прочим. Врал, стало быть, мужественный Исидор?

– Почти, – она спрятала глаза подальше от света Гелиона. – По поводу моей просьбы. Не было этого.

– Понятно. Значит, шакалы были. Но все равно, – глаза его стали жесткими. – Зачем нужен был весь этот обман? Назвалась бы девушкой. Во всяком случае…

– В любом случае у меня нет желания ублажать мужиков в Веселом домике! Понимаешь? Вообще никакого желания нет!

Берт дрогнул и опустил глаза, чтобы тотчас их поднять.

– Как? И там тоже насильно? Я думал…

– Я слышала, что в начале, когда боевой дух силен и от добровольцев-то не отбиться…

– Много на себя не бери, звезда моя. Пошлю уборную всю ночь убирать! Никакой дисциплины! До чего дошли: чтобы новобранцы так с графом разговаривали! Ладно. С этим вопросом все ясно. Теперь дальше. Что я могу для вас сделать. Могу ли я вытащить вас отсюда?