– Ты узнал его. – На вопрос в конце фразы Аврелиана едва ли осталось место.

Даффи печально кивнул:

– Разумеется. Но как же с Брайаном Даффи?

– Ты по-прежнему Брайан Даффи. Точно тот же, что раньше. И одновременно ты Артур, чье сияние затмевает все вокруг. Смесь бренди с водой по вкусу скорее бренди, ведь так?

– Должно быть. – Даффи подхватил меч и нанес рубящий выпад, оставив зарубку на буфете.

– Чересчур тяжелый, – заключил он, – и я привык к более закрытой гарде. С тех пор как его выковали, искусство фехтования несколько изменилось. Тогда они… мы… носили тяжелые доспехи и мечи не использовались для защиты.

– Это отличный меч, – возразил Аврелиан.

– Чтобы висеть на стене или рубить деревья – спору нет. Но для битвы я предпочел бы клинок поуже и короче по меньшей мере на фут, с рукоятью меньше на пять дюймов и прочной гардой колоколом.

– Ты совсем свихнулся? Это лучший меч из всех выкованных когда-либо. Не думаю, что тебе удалось бы укоротить клинок – это, знаешь ли, не обычная сталь.

– Я не забыл, как он разрубает доспехи. Но в те дни мы не парировали удары, просто колотили наотмашь, пока доспехи врага не разлетались. Попробуй я сделать то же сейчас, противник моментально увернется и его клинок будет у моего носа прежде, чем я успею отвести назад свой. Так что спасибо, но мне больше по душе обычная рапира. Если только не идти по дрова.

Аврелиан был вне себя:

– Глупее я никогда ничего не слышал. Проклятие, это же Калад Болг! Имей уважение.

Даффи кивнул в ответ на упрек.

– Прости. Я пройду с ним на задний двор и попробую несколько выпадов.

– Добро. Примерно через час мы отправляемся за королем.

Даффи вновь кивнул и шагнул к двери, но тут же резко обернулся к Аврелиану:

– Тогда… твои волосы были длиннее. И борода.

Старик усмехнулся:

– Артур, память твоя проясняется.

Даффи задержался у порога и бросил через плечо:

– Тогда, Мерлин, ты был куда сдержаннее.

– Времена были проще, – печально кивнул Аврелиан.

Ирландец медленно спускался по ступенькам. Он чувствовал, будто стены и свод его рассудка шатаются, тут и там разваливаясь и обнажая древний ландшафт. “Но эти стены и залы и есть Брайан Даффи, – мрачно размышлял он. – Сейчас, когда на моей памяти обе

жизни, я вижу, что как Брайан Даффи я жил гораздо веселее и вольготнее, чем Артур”.

У подножия лестницы он остановился.

“Быть может, – подумал он, – я и вправду исконный король, но, клянусь богом, стану доживать в рассыпающейся личности Брайана Даффи. И меч этот я не возьму – один вид его заставляет трещать по швам мой бедный разум”.

Он ринулся вверх по лестнице и постучал в дверь Аврелиана рукоятью меча. Волшебник распахнул дверь, с удивлением уставившись на так быстро вернувшегося ирландца.

– Что такое? – спросил он.

– Я… не хочу брать этот меч. Достану где-нибудь другой. Держи. – Аврелиан молча смотрел на него. – Слушай, – чуть не со слезами настаивал Даффи, – забери его, не то я зашвырну его в канал. Или в то озеро под луной, когда окажусь там снова, – добавил он самому себе.

При этих словах Аврелиан побледнел и отшатнулся.

– Что? Какое озеро под луной? Спаси нас Ллир, ведь еще только апрель! Говори!

Ирландец оторопел от подобной реакции:

– Не переживай так. Не иначе, просто привиделось спьяну. И не…

– Говори.

– …о чем беспокоиться… Ладно. В пятницу дважды среди ясного дня я вполне отчетливо видел широкое озеро под полной луной и даже чувствовал холодный ветер оттуда. А потом…

– С кем ты был? – выпалил Аврелиан. – Рядом должен был находиться кто-то обреченный либо стоящий у преддверия смерти.

Даффи был неприятно озадачен.

– Да со мной вообще-то был старый отец Ипифании.

Волшебник немного успокоился.

– Я надеялся на нечто в этом роде. Но что представилось тебе… в видениях… оно… было?..

– Место, где умер король Артур, – сказал Даффи.

– Откуда ты узнал? – вновь встревожился волшебник.

– Оттуда, что прошлой ночью я видел все снова, яснее и дольше. Я, раненый, умирающий король, был перенесен на берег озера. Одному из оставшихся приближенных я повелел бросить мой меч – вот этот самый – в озеро. По его словам, из воды поднялась рука и поймала меч. Потом появилась лодка, куда меня внесли и где была моя сестра, а я сказал ей, что наш сын – наш сын? – убил меня.

Волшебник в смятении глядел на него.

– Даже помня жизнь Артура, ты пока едва ли способен узреть ее конец. Где был ты, когда увидел это, и кто был с тобой?

Даффи не хотелось сознаваться в краже кружки черного, поэтому он пожал плечами и сказал:

– Я был один. В трапезной, когда все отправились спать.

Аврелиан рухнул на единственный не заваленный вещами стул.

– Ужасно, – пробормотал он. – Нечто стремительно приближается, и в твоем разуме оно связано с памятью об озере в лунном свете. Ведь в последний раз все случилось именно так. – Он поднял глаза. – Иными словами, в скором времени дух Артура вернется в Авалон – загробный мир.

Даффи приподнял брови.

– А что ожидает меня?

– Проклятие, я не знаю! Вернее всего, смерть, ибо тогда дух Артура будет вынужден отойти.

– Великолепно. А не готов Артур отойти так, чтобы оставить меня в живых?

– Ты подразумеваешь, готов ли он избрать уход без извлечения из твоего тела посредством твоей смерти? Это возможно. Только и в этом случае ты, скорее всего, умрешь от психического потрясения.

Полагая, что вчерашнее ночное видение вызвано в большей степени кружкой черного, чем близостью неминуемой смерти Артура ли, его собственной или их обоих, ирландец был не столь уж напуган, однако новости все равно не слишком обнадеживали.

– Какого дьявола тебе не узнать бы точно? – гневно потребовал он. – Ты ведь волшебник, чародей, колдун, гадатель на куриных потрохах? Так давай! Достань хрустальный шар и посмотри! Узнай, переживу ли я все это.

– Когда б ты знал, как мне этого хочется, – спокойно, в противовес воплям Даффи, ответил Аврелиан. – Беда в том, что все гадания и знамения бесполезны для теперешней ситуации и предстоящей битвы. Мне это совсем не нравится – мысль, что Заполи мог находиться рядом и быть в курсе всего, что происходит, а я оставался в неведении, приводит меня в трепет, а еще больше то, что как раз сейчас он может оказаться где угодно и, возможно, с вооруженными приспешниками. Видишь теперь, отчего короля нужно немедля доставить в безопасное место?

Волшебник покачал головой, разглядывая старый меч.

– За минувшие полторы тысячи лет дар предвидения постепенно теряет ясность, точно зрение с наступлением сумерек. Заметь, начало его восходит к древним халдейским принципам астрологии, полагавшимся на предсказуемый ход вещей, предопределенную мировую историю. Тысячи лет все так и шло. Но за последние пятнадцать веков согласованность судеб все более искажается стихией… хаоса или того, что представляется мне хаосом… – Голос его становился все тише. Глаза по-прежнему смотрели на меч, но взор был обращен внутрь.

Поразмыслив, ирландец пожал плечами:

– Боюсь, я на стороне хаоса. Для меня понятие предопределенности, лишение свободы воли само по себе омерзительно. Равно и астрология всегда была мне противна. Вдобавок пример твой не совсем удачен – не то чтобы зрение человека теряет остроту с наступлением ночи, скорее, сова хуже видит, когда встает солнце.

По морщинистому лицу Аврелиана промелькнула кривая ухмылка.

– Боюсь, твоя аналогия лучше, – признал он. – Ибрагим и я, равно как и Бахус, и твои альпийские проводники, и крылатые ночные противники – все суть создания долгой и жестокой ночи мироздания. Ты и Король-Рыбак – создания наступающего дня, и пока предрассветные сумерки тебе не вполне по нутру. Впрочем, возвращаясь к моей мысли, и при нынешнем упадке дара предвидения за ним еще добрых одно-два столетия. Я вместе со многими другими привык полагаться на него, как ты на свои глаза и уши. Но в этом деле, где замешаны и Вена, и пиво, и Артур с Сулейманом, любой дар предвидения слеп.