Впереди он увидел открытую дверь и неуклюже запрыгал к ней, разбрызгивая воду в глубокой сточной канаве. “Я действительно слышу звук мельничного колеса, – подумал он, – или просто шумит непогода?” Трактирной вывески не было, но над притолокой двери висели виноградные листья, и, войдя внутрь, Даффи улыбнулся с облегчением при виде незанятых столов. Здесь хотя бы не скажут, что нет свободных мест, подумал он, отряхивая мокрую шляпу о бедро. Он прошел к пустому столу, бросил накидку на скамью и уселся рядом.

“Странное место, – отметил он, озираясь. – Вон тот седой выпивоха у дверей на кухню, видно, хозяин. По крайней мере кивнул, когда я вошел”.

Из кухни появился юноша и поспешил к столу Даффи.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Ужин из того, что есть в котле, и кубок лучшего красного вина.

Парнишка кивнул и удалился. Даффи принялся разглядывать других посетителей, сидящих в разных концах полутемной комнаты с низким потолком. Дождь явно испортил им настроение. Все они казались угнетенными… нет, встревоженными, и улыбки их были мимолетными и натянутыми. Даффи извлек из кармана кусок деревяшки и, достав кинжал, возобновил свой труд.

Принесенная еда оказалась острее той, к которой он привык, к тому же вся завернутая в виноградные листья, но вот вино, которого поставили целый кувшин, было лучшим из всего, что ему случалось пробовать. Сухое, но крепкое и ароматное, оно ударило в голову, точно бренди.

– Потрясающе! – выдохнул он и налил вторую кружку.

По прошествии длительного времени Даффи пришел к выводу, что барельеф, который он вырезает на столешнице, не удался. Он тряхнул головой и спрятал кинжал. “Не иначе кто-то вновь наполнил кувшин, когда я отвлекся, – подумал он. – Может, не единожды. Не могу вспомнить, сколько кружек я уже выпил, но, судя по всему, немало”. Помутившимся взором он обвел комнату и обнаружил, что народу прибавилось и освещение стало ярче. “Как же я напился, – сказал он себе, – что не заметил, как набираются посетители! Вот даже за моим столом уже сидят двое”. Он вежливо кивнул двум бородачам.

Даффи понимал, что нужно стряхнуть с себя винный дурман. “Я болван, – думал он. – Напиться в незнакомой таверне в чужом городе”.

Юноша, который прислуживал ему, стоял сейчас на столе, играя на флейте, а большинство гостей заведения кружились в безумном танце, подпевая на языке, который Даффи не мог определить. Старого бородатого хозяина, который уже не стоял на ногах без посторонней помощи, водила под руки по комнате ватага смеющихся ребятишек. “Бедный старый пьяница, – ошалело подумал Даффи, – посмешище для детей. Верно, они и вплели ему в волосы дурацкие виноградные листья”.

Теперь Даффи снова слышал шум мельничного колеса, более отчетливый и глубокий, чем раньше, словно стук сердца земли. Он разобрал, что высокие, буйные переливы флейты свиваются вокруг этого медленного глубокого ритма.

Внезапно он испугался. Туманная, но безмерно могучая мысль или идея поднималась через темные глубины его разума, и он во что бы то ни стало хотел избежать ее. Он рывком поднялся на ноги, опрокинув кружку с вином на пол.

– Я… – пробормотал он. – Меня зовут… – и не смог вспомнить. Сотни имен крутились у него в голове.

Бородач рядом с ним подобрал кружку, наполнил ее сверкающим вином и протянул ирландцу. Опустив глаза, Даффи впервые заметил, что человек был голым, а его ноги покрыты короткой вьющейся шерстью, странно изогнуты и заканчиваются маленькими раздвоенными копытами.

Даффи с воплем кинулся к двери, но его собственные ноги заплетались, так что он почти не сдвинулся с места. А потом он, похоже, впал в забытье, ибо сотни тревожных видений проносились перед ним: он был плачущим от страха ребенком в каменной темнице; старым обесчещенным королем, истекающим кровью под проливным дождем на руках у единственного верного слуги; стоял с двумя женщинами у костра на ночном болоте, с отчаянной надеждой всматриваясь в черное небо; в узкой лодочке он плыл через широкое спокойное озеро; сидел за столом напротив немыслимо древнего старика, который сочувственно взглянул на него и сказал: “Многое потеряно, и еще больше предстоит потерять” Дальше видения стали трудноразличимыми, как процессия, исчезающая вдали, в конце концов оставив его в местности столь холодной и темной, что, наверное, никогда не знала солнечного света.

Пинки под ребра заставили его очнуться. Он перевернулся в холодной грязи и откинул с лица мокрые волосы.

– Будь я проклят! – прохрипел он. – Где я, черт возьми?

– Я хочу, чтобы ты покинул этот город, – произнес мужской голос.

Даффи сел. Он был на грязном мокром пустыре между двух домов. Дождь кончился, и за разрывами туч сияло голубое небо. Он взглянул вверх, в рассерженное и напуганное лицо священника.

– Ты… – пробормотал Даффи, – священник, который был вчера вечером в первом заведении. Откуда меня выставили.

– Но ты, я вижу, нашел… другой приют. Когда ты покинешь Триест?

– Чертовски скоро, скажу тебе. – Опершись руками в грязь, Даффи с трудом поднялся на ноги. – Ох-х! – Он осторожно растер себе поясницу. – Я не спал под дождем с тех пор, как мне было восемнадцать. Немолодым людям вроде нас следует этого избегать.

– Я не спал под дождем, – раздраженно ответил священник.

– Ну да, верно. Это был я. Я знаю, что это точно был один из нас.

– Так… – Священник нахмурился. – Деньги тебе нужны?

– Нет, вообще-то… один момент. – Рука Даффи метнулась за пазуху, и, к некоторому удивлению, он обнаружил тяжелый мешочек с деньгами на месте. – Ха! Спасибо, сейчас я вполне обеспечен.

– Прекрасно. Тогда уезжай сегодня же, или я велю восьми самым здоровым моим прихожанам хорошенько отдубасить тебя палками и швырнуть в море.

Даффи прищурился.

– Что? Я… Послушай, я ведь ничего тебе не сделал… Ты, поганый трус, я вырежу печень всем твоим скотоводам.

Он шагнул к священнику, но потерял равновесие и судорожно отступил в сторону. От встряски он рухнул на четвереньки, и его тут же вырвало. Когда он вновь выпрямился на трясущихся ногах, священник исчез.

“Интересно, за кого он меня принял, – подумал Даффи. – Ненавижу подобные недоразумения”.

Но теперь предстояло разобраться, что же все-таки случилось прошлой ночью?

Все просто, услужливо подсказывала рациональная часть рассудка, ты был настолько глуп, что нажрался вусмерть в незнакомом кабаке и тебя избили и выбросили на улицу. Хорошо еще, что при твоей сомнительной внешности никому не пришло в голову проверить твой кошелек. А видения и галлюцинации не имеют значения. Никакого значения. Его зубы выбивали дробь, и он дрожал, как промокший кот. Нужно пошевеливаться, подумал он, найти гостеприимный трактир, где можно привести себя в порядок, закупить припасов и выметаться из Триеста. Глубоко вздохнув, он неуверенно поплелся вниз по виа Долорес. Два часа спустя он вышел из наполненной паром ванной комнаты, энергично растирая голову полотенцем.

– Как там мой завтрак? – спросил он. Когда никто не откликнулся, он постучал в дверь и открыл ее.

– Как там мой завтрак? – выкрикнул он в зал.

– Ждет вас на столе, сударь.

– Отлично. Сейчас иду.

Даффи снял просушенные шерстяные штаны со стула у камина и облачился в них. Штаны эти он купил в Британии много лет назад, и, хотя сейчас они состояли больше из заплаток, чем из английской шерсти, и итальянцы смеялись, называя его орангутангом, он не мог с ними расстаться. “А при переходе через Альпы в конце зимы они хорошо послужат мне”, – сказал он себе. Он влез в продырявленный в двух местах камзол, натянул сапоги и отправился завтракать.

Трактирщик подал ему миску какой-то каши с взбитыми яйцами, черного хлеба с сыром и кружку горячего эля.

– Выглядит аппетитно, – сказал Даффи, плюхаясь на стул и приступая к еде.

Четверо других гостей за столом грызли поджаренный хлеб и с любопытством поглядывали на дюжего седовласого ирландца. Один, тощий мужчина в обвисшей вельветовой шляпе и шелковом трико, откашлялся.